V Международный театрально-образовательный фестиваль-форум «Науруз»
Каждый год по воле Театра имени Галиасгара Камала в Казань вместе с весной приходит двуликий «Науруз». В один год — это крупнейший фестиваль тюркских театров, а в другой — театрально-образовательный форум, событие, и вовсе не имеющее аналогов. В этом городу «Науруз» в пятый раз явил миру свою образовательную ипостась, а Театр имени Камала в рамках форума показал театральной общественности лучшие свои спектакли завершившегося сезона. «Влетел петух на плетень» и «Пришлый» главрежа Фарида Бикчантаева, «И это жизнь?..» Айдара Заббарова, «Миркай и Айсылу» Ильгиза Зайниева…
Образовательный гигант «Науруз» приглашает актеров, режиссеров, продюсеров, заведующих литературной частью и журналистов тюркского мира забыть на пять дней о всех своих профессиональных достижениях и статусах и снова с полным погружением окунуться в учебный процесс, выбрать из множества лабораторий и педагогов, посвятив себя речевому, пластическому тренингу, теории режиссуры, освоению театра Петрушки или завлитскому делу. Практикам — актерам и режиссерам — пришлось сложнее всего: им необходимо было выбирать между мастерами круга Анатолия Васильева — Игорем Яцко и Юрием Альшицом, между композитором Александром Маноцковым, педагогом по речи РГИСИ и МДТ Дмитрием Кошминым и хореографом Марией Большаковой. Впрочем, театральные журналисты тоже были поставлены перед сложным выбором: заниматься театральной критикой с Аленой Карась и Александром Висловым или бежать в лабораторию по режиссуре, чтобы послушать лекцию Марины Давыдовой.
Оказавшись здесь как пассивный наблюдатель, я попала в совершенно невероятный водоворот образовательных потоков. Кажется, ну что тут делать наблюдателю, особенно театроведу: речь, пластика, актерский тренинг — внутренняя театральная кухня, совсем не предназначенная для постороннего глаза. И что-то действительно хотелось оставить не видимой театроведческому глазу работой, и тут же другое, явленное в очень приблизительной, демонстрационной форме, поражало воображение. Фарид Бикчантаев большинству педагогов предложил сквозную тему для занятий, тренингов и особенно для финальных открытых показов: тюркский эпос «Сказание о Йусуфе» Кул Гали, в поэтической форме рассказывающий миф об общем для Библии и Корана герое — Иосифе. В основном педагоги пытались положить свои наработанные тренинги на текст «Сказания», выйти из речевых упражнений галендеевской школы на тюркское слово или же посредством актерских упражнений и контактной импровизации соединить тело и слово средневекового сказания. И только 15-минутный показ Александра Маноцкова был не тренингом, не эскизом спектакля, а чистым методом композитора-режиссера. Он показал, как увидеть и услышать в «Сказании о Йусуфе» его ритмические структуры, его сложную музыкальную партитуру. Оставляя из всего произведения только несколько звуков, главный из которых — многократно повторенное «Им-ди», Маноцков вручает участникам лаборатории партитуру звуков и перемещений в пространстве, которая утверждает эпос Кул Гали как настоящую поэзию. «Сказание о Йусуфе» — не эпос олонхосутов, но после этих 15 минут от Маноцкова видишь и слышишь, что в нем заложен национальный код, национальный ритм.
Второе мое открытие не связано с сюжетом Йусуфа, потому что у этого театрального явления свои устойчивые сюжеты и свои ритмы. Самый грубый, примитивный и при этом сложнейший и виртуознейший Петрушечный театр отважным участникам мастер-класса новосибирцев Эльмиры Куриленко и Святослава Панкова пришлось осваивать за четыре урока. Пробравшись на их закрытые репетиции, я увидела театр, которого мне так не хватает сегодня: злободневный, остросоциальный, опасный, врывающийся с увесистой дубинкой в мир запретов и санкций. Педагог Эльмира Куриленко знакомила артистов театра кукол не с изрядно подобревшей «детской» версией Петрушки, а с древним трикстером, лупящим в сложном динамическом рисунке жен, пьяниц, полицейских и саму смерть. Именно динамический рисунок, скорость и ритм, с которыми Петрушка откалывает все свои гэги, и были самым сложным испытанием, но разве что только освоение пищика было сложнее — держать его на корне языка учатся далеко не четыре дня.
Конечно, самые виртуозные сценки на мастер-классе показывал молодой педагог Святослав Панков, стремительно меняя пищик Петрушки на писклявый голос его жены. Но поразила и актриса Башкирских кукол Надежда Беззубова, сделавшая за пару репетиций историю убийства Петрушкой своей благоверной до жути смешной, а самого Петрушку — пугающе живым. Да Петр Иванович Уксусов — жуткий герой и, что уж там, наш герой, он бы сегодня очень пригодился…
Почти каждый день форума завершался спектаклем Камаловского театра, и так за несколько дней стало отчетливо видно, что из себя представляет завершившийся театральный сезон, видно его сквозную тему, разрабатываемую в разных жанрах и для разного адресата. Из двух спектаклей Фарида Бикчантаева, из дебютной постановки Айдара Заббарова и даже из слезной мелодрамы, поставленной Ильгизом Зайниевым, возникали национальные характеры, типажи, проявлялась некая незыблемая структура татарской жизни с оппозицией города и деревни, где город, несмотря на все его цивилизационные блага, грозит ассимиляцией, а деревня съедает сама себя, тщательно отгородившись от мира: убежать из нее нельзя и остаться невозможно. В виртуозном игровом спектакле по пьесе Аяза Гилязова «Взлетел петух на плетень» Фарид Бикчантаев создает на сцене райскую татарскую деревню: пусть в ней и идет затяжная вражда двух семей, но придет время, и они примирятся в один миг, благодаря нелепому суеверию и одному упрямому старику. А пока весьма театральные деревенщины поют песни про деньги и про огурцы, женят сыновей, устраивают гонки с препятствиями и потребительские соревнования — в общем, живут полной жизнью.
То, что в реальности спектакля Бикчантаева оказывается спасением для героев — стойкое желание клана, семьи не выпустить ни одного своего отпрыска, — в спектакле Айдара Забаррова «И это жизнь?..» по текстам Гаяза Исхаки становится ловушкой для героя Искандера Хайрулина. Посреди застойного Союза татарская деревенька Язкильде — прекрасный заповедный мир, живущий по своим законам. Посреди же стремительно меняющегося мира на пороге революций она убивает лучших своих детей. Герой Хайруллина, прошедший путь от смиренного человека до бунтаря, грезящего о просвещении деревни, превратился в финале в никудышного муллу, не верующего и не уважающего самого себя, вяло тянущего лямку положенной отцами жизни. Его финальная речь напоминает горькое причитание чеховских Прозоровых-Астровых: «Вот я… Вот я…» — восклицает он, словно бы заново пробегая по поворотным моментам своего жизненного пути. Сначала общество загоняло в чулан его плоть, потом взялось за дух и с успехом довершило дело.
Так и в спектакле Ильгиза Зайниева «Миркай и Айсылу» (только будто бы в жанре жестокого романса) рассказывается история жестокой расправы деревни над своими лучшими детьми. Расправу оправдывают законами Шариата и деревенскими обычаями, но в действительности возвратившийся с Уральских гор в деревню Миркай для нее уже чужак, а потому уничтожают его, спасаясь так от окружающего со всех сторон чужого мира.
Спектакль Бикчантаева по пьесе Сюмбель Гафаровой «Пришлый» — будто татарская «Земляничная поляна», прощание с этим светом старого ворчливого татарина, умирающего посреди канадской фермы. Мир его перестает быть таким осязаемым и однозначным, и герой, бывший советский военнопленный, далеко бежавший от СМЕРШа и так и не вернувшийся в родную деревню, возвращается в нее в своих предсмертных видениях в канун чужого праздника Хэллоуин. В этом спектакле уже в форме притчи звучит все то же неразрешимое противоречие татарского героя: останешься там, где родился, погибнешь (здесь буквально попадешь в лагеря), сбежишь и тоже потеряешь себя, превратившись в унылого фермера с картины Гранта Вуда «Американская готика».
Комментарии (0)