М. Макдонах. «Палачи». Большой драматический театр им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Николай Пинигин, художник Максим Обрезков

Кажется, я догадываюсь, зачем в свой юбилей Олег Валерианович Басилашвили выбрал пьесу Мартина Макдонаха «Палачи», действие которой утоплено в ретро 1963-го (сверяюсь по переводу Павла Шишина, хотя почему-то во многих рецензиях речь о 1965-м). Вдруг вспомнилось, что именно в 1963-м на сцену БДТ пришла настоящая европейская режиссура (Эрвин Аксер) и возникла «Карьера Артуро Уи», в которой сам-то Басилашвили «псевдоклассически», по его выражению, играл малюсенькую роль Мэлдри, но именно в «Карьере» актеры русской школы надели «внутренние маски» и предприняли путешествие в сценический гротеск. Теперь в «Палачах» Басилашвили строит роль на этой «внутренней маске», выкручивает себя в гротесковую характерность, уходит в постоянное обострение, у его заслуженного палача в отставке Гарри как бы даже и не лицо, а застывшая бледная безглазая маска с подергивающимся ртом (так кривились рты и в «Карьере Артуро Уи»).

Но Басилашвили, если я правильно догадываюсь, выбрал «Палачей» не поэтому, не в память об Аксере и своей театральной молодости. Условно говоря, дело сделала последняя сцена, когда два палача, Сид и Гарри, Шарков и Басилашвили, граждане страны, отменившей смертную казнь, договариваются, как вынести и закопать тело самосудно повешенного ими парня (виноват — не виноват — неизвестно). Договариваются вытаскивать, «как в старые времена»: один за руки, другой за ноги. Они не испытывают никаких угрызений совести, и Гарри, остекленевше глядя в зал, раздумчиво повторяет последнюю фразу: «Да, как в старые времена! (Пауза.) Я буду по ним скучать. (Пауза.) Буду скучать. (Пауза.) Я буду по ним скучать».

О. Басилашвили (Гарри). Фото из архива БДТ им. Г. А. Товстоногова

Басилашвили много вкладывает во внутренние вибрации этих реплик. В свой юбилей Олег Валерианович решил не расслабляться и не играть в какой-нибудь легкой пьеске доброго мудреца, а с помощью Макдонаха свести счеты со всем советским энкавэдэшным отродьем, с поколением сталинских соколов и прочих советских убийц, дав в финале крупным планом страшное, выбеленное светом, застывшее лицо живого мертвеца, нераскаявшегося убийцы при высокой должности. Того, кто, верно прослужив режиму, будет скучать по репрессивному террору и отсутствию смертной казни, как сейчас скучает по сильной руке, лагерям и расстрелам значительная часть российского населения.

Но чтобы догадаться о сверхзадаче выдающегося артиста, надо понимать уникальную роль Басилашвили-гражданина, слышать его, читать его книги. А еще надо дожить до финала. И лишь в последний момент почувствовать ту «вольтову дугу», о важности которой в театре говорил Басилашвили на юбилейном спектакле 28 сентября, уже после поклонов и славословий.

В свой сотый юбилейный сезон, совпавший с юбилеями его звезд (Светлана Крючкова, Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили), БДТ дал три бенефисных спектакля. Режиссеров для бенефисов (если не ошибаюсь, кроме Фрейндлих, но именно в расчете на нее была написана сама пьеса Ивана Вырыпаева) артисты-юбиляры выбирали сами. И можно только горевать о том, что Крючкова предпочла Романа Мархолиа, а Басилашвили Николая Пинигина. Это означает глубочайшую проблему: у выдающихся артистов нет контакта с авторским театром Андрея Могучего (как и он не нашел «пути к звездам»), а их собственный выбор (видимо, с этими режиссерами им привычно и комфортно репетировать) рождает спектакли-неудачи (в определенном — режиссерском — смысле это касается и спектакля Вырыпаева).

Понять логику, по которой именно «Палачей» отдали в руки Пинигина, невозможно. И не потому, что этот режиссер, у которого в других городах, как говорят, случаются хорошие работы, в БДТ ставил всегда посредственные спектакли (выше «ватерлинии» поднялся только «ART», ниже — все остальное, включая «Квартет», который был нам дорог никак не «антрепризной» режиссурой, а лишь возможностью увидеть на сцене вместе Кирилла Лаврова, Зинаиду Шарко, Алису Фрейндлих, Олега Басилашвили). В Пинигине никогда нельзя было заподозрить режиссера, тяготеющего к саспенсу, умеющего создать хоть какую-то атмосферу, а тем более — атмосферу гротесково-удушливого, дегуманизированного, захолустно-нелепого, трогательного и страшного мира, который пишет Макдонах. А тут еще надо пойти теми ходами, когда сюжет про «не наших» палачей в отставке зазвучит отечественной историей (хотя Макдонах давно — российское достояние), когда в Гарри—Басилашвили мы бы увидели нашего родного «стража режима» и его крупный план в финале отозвался бы бесспорным узнаванием…

В пьесах Макдонаха власть тьмы всегда чревата неразгаданной тайной, жестокость и преступления хорошо удобрили почву, на которой живут его герои, попивая эль, как ни в чем не бывало. Но этой почвы, этих бесконечных сумерек будничного насилия Пинигин не чувствует. Почва его «Палачей» — планшет сцены, на котором разведены и неторопливо обмениваются громкими «окрашенными» репликами персонажи (почему-то очень далеко разведены, по разным концам пространства). Их играют ветераны БДТ (Евгений Соляков — Чарли, Евгений Чудаков — Артур, Екатерина Толубеева — жена Гарри Элис). Спектакль поставлен так, как в каком-нибудь 1963-м ставили пьесы советских драматургов, обличающие пороки дикого Запада.

В прологе казнят через повешенье Хенесси (Виктор Бугаков), казнят за изнасилование, которого он не совершал. Кто совершил — останется тайной, потому что и появившийся знойно-патологический красавец Муни с коком "от Элвиса Пресли«(Руслан Барабанов) лишь на недолго станет нашим подозреваемым. Сам же Гарри—Басилашвили появляется на казни Хенесси легкой походкой, в ярко-элегантном костюме эстрадного маэстро, виртуоза своего дела, иллюзиониста, изящным движением руки нажимающего на кнопку, которая дернет веревку — и лишит жизни 233-го в его жизни подсудимого. Тем более — судил же не он, он — профессиональный исполнитель-перфекционист. Артист, блин. Народный и популярный.

Сцена из спектакля. Фото из архива БДТ им. Г. А. Товстоногова

Дальше на Гарри останется броский узорчатый жилет, в котором он будет похож на хищную птицу с острым профилем и нервными когтями (пальцы Басилашвили постукивают по стойке бара, которым владеет Гарри), реакции — вскинутые, губы дрожат, властные взмахи рук уже нелепы (у него больше нет ни власти, ни почета), презрение к миру, жестокость и «безглазость». Цветное пятно в сером мире. Стервятник.

Но сквозь пространственную и темпоритмическую энтропию спектакля трудно пробиться, здесь ничто ни с чем не сталкивается, не дает ни вспышек, ни разрядов. Иногда действие схватывает и центрует энергичный Руслан Барабанов, но все тут пустое, моторное: его Муни то по-опереточному таращит фосфорический глаз и демонстрирует мужскую стать, то играет людоеда из детского утренника. Иногда действие драматически берет Александра Магелатова (дочка палача, несчастная Ширли, которую крадет на время Муни, а все думают, что он ее порешил, как и ту девушку, из-за которой повесили его друга Хенесси). Сюжет оживает, когда появляется шустрый Андрей Шарков, любящий сценическую конкретность, но сказать, что за его эротоманом, помощником палача Сидом читается внятная биография, — тоже нельзя.

Спектакль средне поставлен и средне стоит… Пинигин никогда не был режиссером «слоистого» психологического рисунка с комплексом предлагаемых. Он всегда шел по прямой. Но Макдонах — автор «косых» линий, странноватых изгибов, провокаций, к тому же он автор очень достоверный (его собственный фильм «Три билборда на границе Эббинга, Миссури», перекликающийся с «Палачами» темой изнасилования молодой девушки и мести за нее, — тому пример). Среднестатистическая, архаичная, без внутренней энергии высказывания, постановка сегодняшних «Палачей» запоминается лишь несколькими вспышками «вольтовой дуги».

А. Фурманов (Клегг), О. Басилашвили (Гарри). Фото из архива БДТ им. Г. А. Товстоногова

…Когда Басилашвили—Гарри, сидя на стуле высоко над барной стойкой, дает интервью газетчику и мы видим на большом экране его зловещее дергающееся лицо. Он рассуждает о спасительности казней, он кичится тем, что не вешал нацистов, как его коллега Пьерпойнт, он особист-аристократ. На крупном плане Басилашвили выразителен и страшен.

…Когда после возвращения Ширли Гарри медленно произносит: «Если бы она умерла, я бы повесился».

…И вот когда он сидит с этим его последним остекленением, в столбняке, в безумии страшного, мертвого лица: «Да, как в старые времена! (Пауза.) Я буду по ним скучать. (Пауза.) Буду скучать…» А за этим — Лубянка и подвалы Большого дома на Литейном.