ЭНДШПИЛЬ

М. Горький. «Мещане».

БДТ им. М. Горького.
 Режиссёр Георгий Товстоногов. 1966-1990

Проводив в последний путь Георгия Александровича Товстоногова, осиротевший БДТ (тогда ещё не взявший себе его имя — как спасительное якобы заклинание) почувствовал необходимость восстановить одно из его совершеннейших творений. С дня премьеры «Мещан» между тем прошло уже без малого четверть века — срок для спектакля, казалось бы, невозможный…

Открытие 1966 года состояло в том, что «мещане» перестали быть бранным словом — констатация объединяющей зрителей и персонажей общности не могла быть обличающей. Все были членами одной семьи, несчастье разлада неразборчиво затрагивало молодых и старых, умных и глупых, злых и добрых. Спектакль, вопреки автору, жалел Человека. И не унижал его этим.

В 1990 году, став мемориальным, спектакль усилил эту интонацию грусти и сочувствия. На распад жизненного уклада бессеменовского бытия наслоились собственные беды БДТ. Опустевшие к концу первого (долгого) срока существования, «Мещане» вновь наполнились трагическим содержанием — жизнь подтвердила предвидение Товстоногова: всё это поставлено и сыграно о нас, в том числе и о самих себе.

Тщетность сопротивления невзгодам. Засасывающая суета буден. Предначертанность судеб.

Двадцатипятилетний жизненный и творческий опыт, накопленный с момента первого представления «Мещан», сделал мудрее и актёров, и персонажей. Актёры играют в «Мещанах» светлые воспоминания о самих себе, бывших моложе на четверть века, о счастье работы с Мастером. «Мещане»-1990 — спектакль о «Мещанах»-1966. Персонажи наделены знанием того, что будет через двадцать пять лет. Это, понятно, жизненных сил им не прибавляет. Персонажи давно уже не горьковские, не из 1901 года, и впереди у них не революции и войны. Персонажи — театральные, существующие на сцене. Впереди — а что впереди? А то же самое, старение и умирание спектакля-дома, смерть Главы дома, восстановление… И через двадцать пять лет — опять «Мещане»: всё вернулось на круги своя. Вот — тщетность попыток избежать судьбы.

Поэтому, к счастью, новые «Мещане» — не копия. При детальной, скрупулёзной точности воссоздания — спектакль новый. Потому что он знает о себе: прошлое неповторимо. Нельзя притвориться самим собой, прежним. Сколько воды утекло в Фонтанке… Где она, река 1966-го? В неё уже не войти.

Двое исполнителей не выходили на сцену тогда. Лариса Малеванная заменила Эмму Попову в роли Татьяны. Владислав Стржельчик — Павла Панкова в роли Тетерева. Татьяна в товстоноговском спектакле — вторая по значимости роль. Тетерев — эпизодическая.

Ввод концептуален. Современность спектакля — актёры без груза воспоминаний о том, что и как ими когда-то игралось в этой роли.

Бессеменов — Лебедев — физический центр «Мещан».

Татьяна — географический.

Фото Б. Стукалова

Она соединяет всех действующих лиц. Не имея в доме конкретной точки приложения своих сил, она озабочена одновременно всем. С каждым из многочисленных персонажей связывают её какие-то нити. Жалеет родителей, думает, что любит Нила, защищает Перчихина, наставляет Петра, снисходительно терпит Елену. По сравнению с Татьяной — Э. Поповой Татьяна — Л. Малеванная постарела на два с половиной десятка лет. О несбывшейся личной жизни тошно уже и вздыхать. Яснее ясного, что ничего никогда не будет. И не было. Время остановилось для Татьяны — суетная пустота и позади и в грядущем. Ждать нечего. Жить нечем. Вспоминать не о чем. Вечный маятник бессеменовского дома, не ощущающий отсчитываемого им времени. Метания — оцепенение. Метания — оцепенение. Воплощённое напоминание о будущем вырождении бессеменовского бытия. Уставшая от собственной ненужности Кассандра мещанского дома.

Тетерев — Стржельчик — эмоциональный центр «Мещан».

Татьяна, даром провидицы знающая завтрашнюю трагедию дома, неотделима от семьи — их участь едина. Тетерев — понимающий всё не хуже Татьяны — свободен от сковывающих её уз. Вечный изгой, не имеющий никаких связей ни с кем. Свободен от всех и от всего, он волен высказывать мысли, таимые другими про себя. Громогласный циник, чёрный человек бессеменовского дома, грядущую беду он воспринимает как должное. Бродячий философ, переживший и превозмогший все напасти, он едва способен воспринять мелкие неприятности, свои и чужие — неразделённую любовь к Поле, попытку самоубийства Татьяны, унижение Перчихина. Несущий в себе осознание эпохальных катаклизмов, он флегматично не удостаивает вниманием эти малозначащие подробности всеобщей обречённости: избыточные данные, лишний раз подтверждающие известную ему истину. Стржельчик уже сыграл будущее своего героя — опустившийся на дно Актёр. Глядя на Тетерева, понимаешь, что стржельчиковский актёр и стржельчиковский певчий не только мечтали о Гамлете, играя Второго могильщика, — они играли во Втором могильщике Гамлета. В Тетереве Стржельчика живёт непризнанный Сатин — король свободных от условностей мира бродяг. Лицо без определённых занятий, но с твёрдыми жизненными принципами.

При его появлении в стенах дома становится тесно. Как пророчества изрекает он очевидные вещи и как очевидные вещи — пророчества. Мощный его голос, обращенный не к кому-то конкретно, а не меньше чем в Пространство, звучит весомо, заставляя прислушиваться даже Хозяина, Бессеменова. В Тетереве Стржельчика — сила и спокойствие независимого человека. Того самого, что звучит гордо.

Дом, на вид крепкий, обречён пасть. Предчувствие собственной гибели в связующей семью Татьяне. Скептическая констатация всеобщей гибели в потустороннем свидетеле Тетереве. Полюсы миров снаружи и изнутри Дома сошлись трагическими вестниками: Дому не стоять.

Общая фотография домочадцев на всей плоскости занавеса — перед спектаклем и после. В начале — это данность, это точка отсчёта. В конце — это воспоминание, это иллюзия, легенда, мечта. Было это или не было — но однозначно: так уже никогда не будет.

Дома не будет.

Всё кончено.