В ночь с 15 на 16 ноября погиб заслуженный артист России, премьер Мариинского театра Владимир Шкляров. Он упал с балкона собственной квартиры — 5-й этаж, мгновенная смерть. Ему было 39 лет. Предполагается, что это был несчастный случай.

Владимир Шкляров.
Фото — Дуся Соболь.

Шкляров («Володя», «Володенька» — плачут зрительские чаты) был воплощением петербургской школы балета, ее стиля и ее принципов. Родился в Ленинграде в 1985 году, поступил в Академию русского балета имени Вагановой, в 2003 году ее окончил (класс Виталия Афанаскова) и был принят в труппу Мариинского театра. Родители никак не были связаны с искусством, семья потомственных военных, но мама рано увидела у ребенка способности к танцам и отвела его в детский ансамбль, а затем на экзамены в АРБ. И в школе он рос, как растут балетные мальчики — это девчонкам к старшим курсам бывает видно звездное будущее, о них ходят подростковые легенды, парни же пашут и пашут, растут и растут. Продолжают расти и в театре — и первый год в труппе артист выходил еще в мимансе. Потом обиделся — «я ж танцевать учился!» — и пошел серьезно беседовать с тогдашним директором труппы Махарбеком Вазиевым. Такие беседы вещь всегда рискованная: сочтет начальник, что много на себя берешь, вообще на сцену долго не выпустит, были прецеденты. Но Шкляров никогда и никому не мог показаться наглецом — ему даже сыграть такую краску не удавалось, его Хулиган в «Барышне и Хулигане» был нежнейшим созданием, одно большое сердце, — и карьера начала продвигаться. Первой значимой ролью, правда, стал Шут в «Лебедином озере» — партия для бодрых виртуозов, не для романтических принцев, но это значило только то, что у будущего принца было все в порядке с вращениями, и для него не составляло проблемы точно проговорить текст ногами.

Зато потом список ролей стал пополняться именно «принцевыми» партиями и романтическими героями. Альберт и Джеймс, Солор и Дезире, и, конечно, принц Зигфрид (с этой ролью он много гастролировал и, появляясь в разных — сильных и слабых — труппах, мгновенно влюблял в себя весь женский кордебалет; вот сидишь, смотришь спектакль где-нибудь в провинции, а все лебеди отвернулись от своей королевы и следят глазами за гостем). Еще он был замечательным Ромео, лучшим в своем поколении — пылким, до умопомрачения влюбленным в свою Джульетту, но существующим по принципам петербургской мужской школы и не рвущим рубашку на груди. В его герое была бережность к любимой — предусмотренная авторами балета, но особо акцентированная артистом. Он сам был чрезвычайно бережным партнером, живущим с убеждением в том, что в классическом балете должна царствовать балерина, и запросто отступающим на полшага в тень для того, чтобы «подать» партнершу. Благородство манер, точный жест, легкий прыжок — Шкляров был создан для русской классики XIX века и спектаклей, на нее ориентирующихся.

Как это часто бывает в театре, для того, чтобы начальство оценило артиста всерьез, нужен взгляд со стороны — и первое место на Московском международном конкурсе балета в 2009 году помогло Шклярову занять заслуженное место премьера. По традиции, после объявления лауреатов в этом состязании, проходящем раз в четыре года, москвичи примеривают победителей к столичным труппам, кто-то регулярно переходит. Шкляров остался в Мариинском — к радости публики, которая уже начала прицельно высматривать его имя в афишах. Еще один шанс лишиться Шклярова у Петербурга был в 2016 году — тогда бывший премьер Мариинского Игорь Зеленский возглавил труппу в Мюнхене и пригласил Шклярова и его жену, солистку Марию Ширинкину, на работу. Манил прежде всего неопробованный прежде репертуар: благородный принц, оказывается, мечтал станцевать Спартака в спектакле Юрия Григоровича — и получил такую возможность. Также артист попробовал себя в хореографии Джона Крэнко, Питера Райта, Кристофера Уилдона — и примерно через год любопытство иссякло, разговоры об увольнении из Мариинского прекратились.

«Настоящие принцы» были безусловной собственностью Шклярова, но ему принадлежали не только они. Не исчезающее в нем мальчишеское озорство, надежно спрятанное, но вдруг проявляющееся, и ярко, подарило ему славные оттенки ролей в балетах Алексея Ратманского — и не только Иван-дурак в «Коньке-Горбунке», но и Принц в «Золушке» был полон юмора и легкой насмешки. Это умение видеть в профессии не только пафос, но и летучее веселье, помогло Шклярову с ролью, которая должна была стать первой в переходе на игровой репертуар: совсем недавно красавец-принц превратился в пожилого болвана Модеста Алексеевича в балете «Анюта» (спектакль на музыку Валерия Гаврилина в постановке Владимира Васильева был перенесен в Мариинский год назад). Переход был неизбежен — у Шклярова были большие проблемы со здоровьем, натруженная за годы карьеры спина болела так, что он жил на обезболивающих, и все равно периодически приходилось отменять спектакли. Возможность танцевать исчезала на глазах, а оставлять театр не хотелось — и Модест был пробой нового пути. Пробой удачной, обещавшей еще возможности. Но в эту ночь, видимо, необходимость заглушить боль была слишком велика.