«Люблю» (драматический сеанс по пьесе И. Вырыпаева «Чему я научился у змеи»).
Театр ЦЕХЪ.
Режиссер и художник Александр Никаноров.

Спектакль ЦЕХЪ театра — премьера текста Ивана Вырыпаева, первая встреча пьесы со зрителем, и это событие, на которое однозначно стоило отозваться. Поиск способов сценического воплощения вырыпаевского стиля и одновременно вырыпаевской философии — живой театральный сюжет спектакля «Люблю». Сразу скажу: Александр Никаноров и его команда искали в верном направлении, и на пути им встретилась удача. Соединение в нужной пропорции искренности и иронии, воодушевления и стеба оказалось идеальным для той теплой, «осознанно наивной» мудрости, что излучает текст. Мудрости, ничуточки не боящейся банальности.

Сцена из спектакля.
Фото — Михаил Ряховский.

Текст «Чему я научился у змеи» написан как монолог для 64-летнего актера и представляет собой длиннющее, многословное предсмертное послание, обращенное судовым доктором Генрихом Вальцем, в результате кораблекрушения оказавшимся на необитаемом острове, своему сыну, живущему с матерью в Гамбурге. После 10 лет, проведенных в одиночестве на безлюдном клочке земли, Генрих умер от последствий укуса змеи, но перед гибелью успел записать на высушенных пальмовых листьях, как на скрижалях, свои заповеди — Сыну и Миру. Как и чем стоит жить, что ценить, чего избегать, что отрицать и что принимать на веру. Послание он запечатал в глиняный сосуд, который впоследствии был найден моряками, обнаружившими скелет Вальца на острове. Сын доктора получил письмо в день своего 64-летия, и потом постарался сделать так, чтобы как можно больше людей услышали и прочитали его… Все эти сведения зрителям спектакля сообщает мелодичный женский голос, доносящийся как будто издалека, из глухого прошлого, словно из старого радиоприемника. И сразу после слов «Вот это письмо» на пустую площадку неспешно выходят Александр Лушин, Александра Мамкаева, Андрей Сунцов, Анастасия Гирева — четверо исполнителей, ни одному из которых даже близко нет 64 лет. Они не играют Петера Вальца, который читает письмо, не играют они и Генриха, хотя выступают от его имени. (Разве что благостный облик бородатого Лушина, его просветленное лицо, может ассоциироваться с образом корабельного врача, познавшего истину в пустыне и преисполнившегося радости.) Исполнители — передатчики текста, вернее — некого знания, заключенного в письме. Они как бы транслируют оранжевые буквы, выведенные соком какого-то растения на пальмовых листьях.

Сцена из спектакля.
Фото — Михаил Ряховский.

Четверо исполнителей — обобщенные фигуры от театра. Все они в современной практичной одежде светлых тонов (капсульная коллекция от Веры Параничевой), которая особенно стильно выглядит на фоне кирпичной кладки стены и блестящего черного круга на полу. Круг этот может напомнить арену, и, пожалуй, ассоциация не произвольная. Клоунская природа, несомненно, присуща Мамкаевой и Лушину. Двух других артистов я вижу впервые, и, может быть, их дарование не столь близко эксцентрике, но, судя по тому, как Андрей Сунцов в финале легко кружится на снаряде, называемом «ренское колесо», он неплохо знаком с цирковыми атрибутами. Кружение это — емкая и простая аллегория круга жизни, бесконечной и вечной, не обрываемой смертью… Взаимоотношения в четверке — партнерские, все как бы поддерживают друг друга, посмеиваются над шутками и ободряюще похлопывают по плечу, если кто-то слишком разволновался и разошелся (эта роль — временами выступать темпераментно, с горячностью и шутовским пафосом — конечно, у «Артиста больших и малых императорских театров» Лушина). Композиция спектакля представляет, вслед за текстом, отдельные фрагменты письма, которые имеют названия «О Знании», «О Тьме», «Об Отце» и т. д. Каждый отрезок действия решен по-разному, демонстрирует разные способы «рассказывания» текста и перевода его на сценический язык, и в каждом солирует один из четверых артистов — иногда в прямом смысле, как Сунцов с электрогитарой или Лушин, восхитительно распевающий длинный фрагмент «О Тьме» (композитор Евгений Роднянский сочинил впечатляющую разнообразием и одновременно цельностью музыку для спектакля). Этот эпизод — один из самых завораживающих. Начинаются он в полной темноте, потом возникают лучи от фонариков в руках актеров, и далее в небольшом пространстве разыгрывается нечто вроде лазерного шоу. «Тьма и Свет — сестра и брат!» — заливается Александр Лушин. Ликующая радость по поводу открытия простейших истин («тьма — это другая сторона света») не становится наигранной или пошлой. «Люблю» — это наивное и веселое зрелище, дающее силы и веру без пафоса.

Сцена из спектакля.
Фото — Михаил Ряховский.

Умиротворяющая, баюкающая музыка в одних эпизодах сменяется на ритмичную, бодрую: так, Александра Мамкаева, объявляющая в микрофон, что именно Жизнь зародила Вселенную (а не наоборот), становится похожа на сияющего улыбкой проповедника, вроде тех, что собирают свою паству в кинотеатрах и изрекают духоподъемные монологи, пританцовывая на сцене. Остальные артисты в это время ходят туда-сюда, машут руками, совершают простые (даже элементарные) танцевальные движения в стиле два прихлопа-три притопа. Выглядит смешно и мило, а заклинания Вырыпаева проникает в нас помимо нашей воли. И вправду, тут есть что-то от сеанса (так жанр обозначен в программке). Сеанс магии? Терапии? Кинотеатральный сеанс?.. Все вместе.

Клоунада аккумулируется в потешной сцене с говорящими грибами: Вальц описывает свою галлюцинацию, вызванную отравлением неизвестными грибами, которые представляются ему в виде гномов. Здесь то же сочетание забавного, даже стебного, с удивительно красивым и визуально эффектным. И пряные восточные мотивы в музыке, и яркие цветные пятна света, и поза лотос, в которую усаживаются исполнители — все это, сопрягаясь с текстом, дает ощущение говорящего леса, полного жизни. Отлично найдена мера юмора. Отчетливо ироничное решение (грибы-гномы интонациями и ухватками похожи на каких-то гопников, четко объясняющих доктору «на пальцах», что к чему в этой жизни) снимает излишнюю выспренность.

Сцена из спектакля.
Фото — Михаил Ряховский.

Жизнь — ключевое слово в системе мудрости Вырыпаева. Оно пульсирует в звуках и образах, повторяется, как мантра, объемлет собой все смысловое пространство. Жизнь есть Бог, человек, природа, планета Земля и всепобеждающая любовь, все это включено в круг, одно продолжает другое и соединяется, собирается в неделимое целое. В световой партитуре, талантливо сочиненной Михаилом Каргапольцевым, круг света оказывается сущностной единицей высказывания. Оранжевые круги, ритмично загорающиеся и гаснущие на стене, напоминают солнце, которое тысячи раз всходило и закатывалось для одинокого человека на острове. Круги холодного синего цвета — это и океан, мерно дышащий рядом с сушей, и тоскливые мысли глядящего на этот океан и ищущего внутренней опоры Вальца… Противопоставлена многочисленным кругам только тревожно светящаяся вертикальная линия на стене: это рефренный образ змеи, появлявшейся сначала во сне Генриха, а потом в реальности. Встреча со змеей, роковая для героя, дважды открыла ему глаза: сначала он прозрел, потом он «проснулся», то есть умер. Тут можно долго перечислять параллели хоть с «Маленьким принцем», хоть с «Войной и миром» (князь Андрей: «я умер, я проснулся, смерть пробуждение»), но, пожалуй, не стоит. Свет подмигивает и завораживает именно по-вырыпаевски: одновременно космос и дискотека, красота и ирония. И это как раз то, чему можно уверенно и благодарно сказать: «Люблю», это театр.