Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

23 февраля 2021

ХАОС КАК ПРЕДЧУВСТВИЕ

«НеБытьИЯ».
Театральная мастерская «АСБ».
Режиссер Алексей Янковский, художник Анастасия Цветкова.

Афиша спектакля.

Выбранный тон разговора о блокаде на теплом, полном жизни и меда, греческом языке первоначально удивляет витиеватостью пути и сложностью театральных перепутий. Но спустя двадцать минут двухчасового действия, состоящего из одного только звука и света, убаюкивает и остраняет — не только от текста, но и от стен дома на Фурштатской, где играется спектакль. Становится понятно, что история «НеБытьИЯ» — не просто скомпилированная партитура «Хрисотемиды», посвященная поэту Ольге Берггольц, блокадной Музе города, но открытое приглашение в мир ораторного жанра, на орхестре которого два часа живет и дышит единственный протагонист — Ольга Драгунова. Тело ее, просыпающееся от музейной древности — «памяти войны», врастает в деревянную сцену. Голос колото рубит верлибр на ровные отрезки гекзаметра. Память, явленная в легких, как крыло бабочки, уколах слова, переносит в мир далекой, давно позабытой бойни. И поскольку именно память коварно обманывает нас набором точно выверенных редукций, война героини кажется вовсе не страшной, а странно прекрасной своими внезапными озарениями: чувством легкости, созвучным голоду, бедности, соседствующей с простотой, одиночеством и благодарностью одновременно.

Ассоциативный сюжет, скомпилированный в текст во время репетиций самой актрисой, сложно выстраивается в стройную фабулу. Он, скорее, представляет собой набор синкоп — эмоциональных уколов, из которых складывается тело актрисы и героини, проходящее мини-круги жизни: от момента начала войны через череду встреч и расставаний до финального прощания с матерью, вернее, с ее телом на похоронах. По сюжету спектакля героиня — маленькая девочка, которую забыли, бросили, недолюбили глупые взрослые в этой темной комнате, — вполне себе архетипичная Кассандра, поднявшаяся к нам из пота и слез земли, чтобы поведать очередную тайну этого безнадежного мира. Она многолика. Слаба и сильна одновременно. И, кроме того, максимально холодна к нам, слушателям. Ее взгляд меряет макушку сидящих на стуле первых/вторых/третьих/четвертых рядов. Голос упирается в нутро диафрагмы. А руки, словно ноты, прислушиваются к звуку «Седьмой симфонии» Шостаковича, аккомпанирующей из динамиков актрисе. И кажется, что очень-очень похожая история уже возникала год назад в другом спектакле — работе Яна Фабра «Воскрешение Кассандры», где в фокусе внимания режиссера был миф, но не одной лишь войны, а противостояния Эроса и Танатоса в оболочке одного человека. Тело актрисы не связывалось путами истории или светового луча, а долго и упорно билось в диалоге с разумом и речью, то покоряя его конвульсиями, то снова возвращаясь в темницу сознания. И в этих эмоциональных качелях плоти заключалась манкая динамика жизни, полной противоречий и парадоксов.

В постановке Алексея Янковского свободой обладают только голос и, пожалуй, пространство, оставленное на откуп зрителям. Неслучайно прекрасная и простая материя жизни — стекло и вода, явленная открытым приемом — зеркалами и колбами с жидкостью и потонувшими в них белыми чулками, — приглашает со-участников процесса в мир максимально разомкнутых отражений. Не обязывает нас следить, фокусировать и умножать. Скорее, слушать и чувствовать всем своим седьмым нематериальным чувством. А маркеры быта — алый флакон духов на стройном журнальном столике, чертополох в вазе и трюмо красного дерева — притягивают действие спектакля к земле и требуют от актрисы то условного жизнеподобия, то прямого следования слову и жесту (крайне редко, но неизбежно). Например, алой помаде на губах девочки в день похорон матери, жемчужной сорочке актрисы в момент возрастного перехода и так далее.

И так получается, что нарративное, проговоренное перед началом спектакля приглашение режиссера в мир бытия (не быта) звучит двояко. С одой стороны, зритель действительно может зайти в воображаемую комнату, сотканную из слов и нот. Но всегда будет чувствовать себя в ней иногородним. Не гостем, а прохожим, шифровальщиком чужого текста, развернутого перед ним. Или легкой, словно выхваченной из текста Рицоса, птицей, пролетающей над опустевшим городом.

В именном указателе:

• 
• 

Комментарии (0)

  1. Екатерина Смирнова

    Сплошное музыкальное сопровождение действа весьма иллюстративно и тенденциозно. Кажется, что режиссер настолько не уверен, что зритель поймет и замысел его, и текст, что изо всех сил с зашкаливающей громкостью — врубает музыку. Мастерства Ольги Драгуновой вполне бы хватило, чтобы мы услышали ее, чтобы вошли в тот «транс», на который были рассчитаны эти мантры. ТОЛЬКО В ТИШИНЕ МОЖНО УСЛЫШАТЬ ЧЕЛОВЕКА, а тут — 2 с половиной часа непрерывных и ненужных максимальных децибелов!

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.

 

 

Предыдущие записи блога