Режиссер Кама Гинкас осуществил на сцене Александринского театра постановку пьесы Генрика Ибсена «Гедда Габлер», в которой неожиданно омолодил главную героиню до подросткового возраста.

«Гедда Габлер», пьеса о женщине, которая любила одного, а вышла замуж за другого, убив в результате себя и еще не рожденного ребенка — пьеса не для сегодняшнего времени, как и прочие пьесы Ибсена, исполненные психологизма. Психологизм ныне в театре мало кого занимает — режиссеры в большинстве своем даже не знают, как его подать, а зрители понятия не имеют, с чем его есть. Потому пьесы Ибсена сегодня и не в почете, особенно «Гедда Габлер», главную героиню которой на протяжении столетия трактовали и как ярую феминистку, и как явную стерву, и как безнадежную идеалистку, и как спятившую от безделья бабу.

Кама Гинкас не берет на вооружение чужие стереотипы и не мудрствует лукаво: похоже, что из Гедды в исполнении Марии Луговой он делает современную девочку-подростка, эмо-кида — явную приверженку эмоционального реагирования на среду. Гедда Гинкас (да простит Мастер мне такой каламбур) — полноправная эмо-носительница грусти, печали, тоски, разочарованности, подверженная депрессии и суицидальным мыслям. Налицо как внешние атрибуты эмо — косо постриженные черные волосы и черная одежда, так и внутренний признак незрелого эго — желание всегда быть в центре внимания. Для его реализации Гедде, стремящейся, чтобы «все было красиво», приходится быть «не как все» (а «все» — это стаи планктона и рыб, мелькающие на сцене в кинопроекции мухи и муравьи, бесцельно размножающиеся и уничтожающие друг друга организмы), пугать и шокировать окружающих, гримасничать и паясничать. Свою открытую эмоциональность она периодически защищает видом «взрослой разумности» (Гинкас заставляет героиню Луговой подчеркивать ее интонационно и артикуляционно). Но Гедда вовсе не взрослая женщина, какой считают ее окружающие, а ребенок обделенный любовью, ищущий ее, искренне не понимающий, почему его никто не любит так, как должны любить ребенка — безоговорочно. При этом от любой ответственности это эмо-дитя бежит прочь, что вполне объясняет мотивацию самоубийства Гедды, не желающей отвечать даже за собственного ребенка. Лишь единожды, когда тетка Тесмана фрекен Юлле (Тамара Колесникова), похоронив сестру, за которой долго ухаживала, скажет, что готова опять при ком-то быть сиделкой, Гедду, кажется, неожиданно кольнет мысль о том, чем же люди вокруг отличаются от нее, почему они заслуживают любви и уважения, которых так недостает ей. Кстати, своего мужа, Тесмана (Игорь Волков) Гедда воспринимает не как взрослого, а как соперника-ребенка (каким он и будет, пока жива его тетка, завязывающая ему шнурки и одергивающая ему рукава), но и у него есть некое дело, в которое он может уйти с головой. Не ровня Гедде по уровню взрослости и Теа (Юлия Марченко), с которой подруга однобоко соревнуется в умении перетягивать мужское внимание и совершать «взрослые» поступки. Не может героиня общаться и со «взрослым» асессором Бракком (Семен Сытник), человеком двойной морали, подчинившегося инстинктам: его искренности грош цена, по разумению Гедды… Это все смутные сомнения и терзания подростка, только-только встающего на путь подлинного взросления души. Крик ребенка в финале — это крик не убитого в утробе Гедды ребенка, это ее собственный крик, крик ее души, убитой раньше, чем она начала жить в гуманистическом, а не физиологическом, отталкивающем ее смысле этого слова. Гедду могла спасти другая жизнь — жизнь, подразумевающая необходимость делиться теплом души, над развитием которой придется работать, уходя эмоциями внутрь, а не расплескивая их наружу — в аквариумную красоту (согласно решению сценографа Сергея Бархина, дом Тесмана, жить в котором Гедда так мечтала — гигантский аквариум, изолирующий всех, кто в нем находится, как от внешнего мира, так и друг от друга). И сначала надо достать душу-рыбку из изолирующего всех и вся аквариума, что Гедда задумчиво и делает, рассуждая о своем желании вершить судьбы. Но в силу личностной незрелости она не может ничего изменить в судьбе ни одной «рыбки» (ее возлюбленный Левборг, которого играет Александр Лушин, и вовсе «ни рыба, ни мясо»), включая самое себя, а потому она и не интересна другим людям, воспринимающим ее смерть в финале абсолютно безэмоционально. Эмо «красиво» умерла вместе с эмоциями: найти золотую середину в их сочетании с жизнью ей так и не удалось. А возможно ли это вообще?