«Нора, или Кукольный дом». Г. Ибсен.
Schauspielhaus Zürich на XX Международном фестивале «Радуга».
Режиссер Тимофей Кулябин, художник Олег Головко.

Cпектакль «Нора, или Кукольный дом» режиссера Тимофея Кулябина, поставленный им в ноябре 2018 года в Цюрихе, в театре Шаушпильхаус,  — образцовый пример современного театра, существующего на материале программного драматического текста и одновременно фиксирующего нас сегодняшних в нашем настоящем времени. Действие пьесы Генриха Ибсена перенесено в условный 2019-й, в цифровую эпоху, где самое важное происходит онлайн и мимоходом: перед сном в постели в Facebook-переписке строятся карьеры, в обеденный перерыв на работе рушатся семьи, а в ресторане быстрого питания за пластмассовым столом в приложении Tinder можно выбрать фастфуд на ночь.

На сцене — павильон, поделенный на две части, верхнюю и нижнюю. В нижней, отделенной от зрителей прозрачной перегородкой, происходит само действие, в верхней — светятся гигантские экраны айфонов главных героев спектакля: директора банка Торвальда Хельмера, его жены Норы, старой подруги Норы Кристин Линде и ее «бывшего» Нилса Крогстада. Над каждым экраном — имя персонажа. Драма Ибсена с небольшими текстовыми сокращениями разворачивается в мессенджерах — на протяжении всего спектакля герои обмениваются сообщениями, фактически печатают свой сценический текст и лишь изредка говорят вслух. Декорация Олега Головко — постоянного соавтора Тимофея Кулябина — как нельзя лучше отражает современные реалии, в которых экран телефона служит личным ID и может рассказать о своем владельце больше, чем самый близкий друг. Например, в телефоне Норы помимо стандартных приложений — Facebook, Messenger и WhatsApp — иконка для онлайн-шоппинга Amazon, фоновая заставка — фотография ребенка, и запрос в гуглворде — «Наказание за подделывание подписей». Торвальд, как и положено банкиру, изучает скачки цен на акции, фрау Линде постит фото из примерочной в Instagram, а уволенный одинокий Крогстад, забрав детей из школы, проверяет обновления в Tinder. Кулябин говорит в интервью: «„Нора“ началась с идеи о том, чтобы сделать спектакль, где коммуникация между персонажами будет строиться с помощью текстовых сообщений».

Сцена из спектакля.
Фото — Toni Suter.

Концепция главного сценического решения определяет актерское существование, в котором два мира: виртуальный — там, где исполнители и (что важнее!) их герои играют, плюсуя, добавляя картинные жесты, позы, эмодзи; и реальный — там, где настоящие эмоции, когда, почти не контролируя себя, Нора падает на пол танцкласса, в котором разучивает тарантеллу. К этому приводит одновременная переписка с мужем и Крогстадом в WhatsApp, где и происходит передача конверта с бумагами о поддельной подписи.

Спектакль очень точно фиксирует состояние современного человека, научившегося лавировать между двумя мирами — виртуальным и реальным. И по-настоящему драматическими здесь оказываются не взаимоотношения между персонажами, а существование в поле «между». Фокус режиссера — на стратегии точечного эмоционального «включения» — общего человеческого, но превратившегося в демонстративное актерское: если счастье, то почти карикатурное, со значками бокалов с шампанским, эмодзи фейерверков, хлопушек, обезьян с закрытыми глазами и постами в Instagram «О, как я счастлив!».

Сцена из спектакля.
Фото — Toni Suter.

И в этом смысле финал спектакля, где Нора уходит из дома, выключая свой айфон, кажется началом новой жизни не потому, что она рвет отношения с мужем, а потому, что перестает создавать вторую, виртуальную реальность, в которой существует не Нора, но образцовая кукольная усовершенствованная позитивная копия ее самой.

Любопытно, как время меняет смыслы текста Ибсена. В конце XIX века пьеса помимо прочего манифестировала свободу женщины в патриархальном обществе. В XX веке в тексте Эльфриды Елинек «Что случилось после того, как Нора оставила своего мужа, или Столпы общества» переосмыслялся уход Норы из семьи в значении «самое интересное в истории про Золушку началось после ее замужества». В XXI веке в спектакле Тимофея Кулябина самое важное с главной героиней должно произойти после финала спектакля, в другой, нетеатральной реальности. Последняя сцена почти картинна: Нора выключает свой телефон и оставляет его в комнате за спиной у мужа и сына, которые смотрят в окно на фейерверк.

Постановка оказывается поводом поразмышлять не о потере живой коммуникации между людьми в современном мире, а о том, что коммуникация, диалог — это не значки с бутылками шампанского, тортами, обезьянками, не посты в инстике или фэйсбуке, а что-то, что находится за экраном нашего гаджета, нашей созданной герметичной реальности, нашей маски, с помощью которой мы все так старательно закрываемся от мира.