«Ребенок». Ю. Фоссе.
Воронежский Камерный театр.
Режиссер и художник Антон Федоров.

Камерный театр не ищет легких путей к зрителю. Этот сезон в основном строится на современных текстах, достаточно сложных для воплощения и восприятия: «Иранская конференция» Ивана Вырыпаева, «Ребенок» Юна Фоссе, на очереди «Камень» Мариуса фон Майенбурга. Но публика у Камерного достаточно подготовленная, и, судя по количеству зрителей и реакции зала, отторжения эти сложности отнюдь не вызывают.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

Норвежского драматурга Юна Фоссе часто называют наследником его великого предшественника Генрика Ибсена. Все так, однако в пьесе «Ребенок» он куда ближе к Беккету или Метерлинку. Текст написан без знаков препинания, что сразу же исключает заданность интонаций. Реплики персонажей не закончены и порой прерываются на полуслове. И сразу вспоминается одна из фраз Мейерхольда — «слова должны падать, как капли в глубокий колодезь», — которой он формулировал рождение своего символистского театра, работая в 1905 году в студии на Поварской над пьесой Метерлинка «Смерть Тентажиля». Антон Федоров символистский театр не делает, но быта сторонится, предпочитая гротесковую условность постановки. Впрочем, пьеса Фоссе — отличный вариант для ее сценической версификации, как раз по причине отсутствия в ней всяких изначальных заданностей. Режиссер и не берет ее за незыблемую текстовую основу, разбавляя текст заново сочиненными фразами и мотивами.

Разве что ремарки прописаны подробнейшим образом, представляя меняющиеся места действия. Но Антон Федоров, который в этом спектакле еще и художник, поступает с ними весьма радикально. Пластиковый куб автобусной остановки с прозрачной задней стеной в этом игровом спектакле может обернуться чем угодно — хоть небольшим храмом, где венчаются персонажи, а «роль» распятия с легкостью и юмором сыграет один из участников хореографической труппы Камерного театра. Кстати, актеры этой труппы здесь впервые существуют на сцене на равных с драматическими, создавая не столько пластический «фон», сколько яркие визуально-эмоциональные образы, так необходимые этому спектаклю. Толпа подвыпивших, удивительно при этом пластичных, оборванцев выносит на сцену одного из главных героев — Фредрика в исполнении Михаила Гостева, хрупкого и невысокого, с разбитым красным носом, из которого, кажется, то и дело капает кровь. Они же, играючи, помогают молодоженам обустраивать новую квартиру. И в финале устраивают целое комичное представление, где «рожают» поголовно все, включая мужчин.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

Стараясь показать, что персонажи спектакля — одни из нас, режиссер с самого начала пытается задействовать и пространство зрительного зала. Сначала мечется, пытаясь занять хоть какое-то место, явно не для театра одетый персонаж, который впоследствии окажется Арвидом — Андрей Новиков. Упомянутая толпа с Фредриком выходит тоже из зала. Вначале это кажется вполне нормальным, хотя ближе к финалу, а в финале особенно, понимаешь, что это приемы уже банальные, технические, иллюстративные, ничего по сути к действию и его восприятию не добавляющие. Тем более что герои спектакля все равно «другие», а общность их и нас зарождается отнюдь не на визуальном уровне, а где-то глубже.

Но, тем не менее, пластически спектакль выстроен практически безупречно, и в этом, конечно, огромная заслуга хореографа Виктории Арчая. Все действие развивается словно в легком, ненавязчивом полутанце, между тем как в него органично вплетаются, и тут же переплетаются, различные партитуры: музыкальная (Григорий Калинин), световая (Игорь Фомин) и отличный «атмосферный» видеоряд от Алексея Бычкова. Идет бесконечный дождь, видеопотоки воды стремятся куда-то под сцену, а потом в действие включается черно-белый город с костелом и покосившимся домом, с летящими птицами и осенними листьями, холодный, сумеречный, в котором одиночество чувствуется особенно остро.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

Наши персонажи-«одиночества» впервые встречаются на упомянутой автобусной остановке: замерзший красноносый Фредрик — Гостев, таинственный и какой-то демонический здесь собиратель пустых бутылок Арвид — Новиков, и нежная рыжеволосая, чуть-чуть не от мира сего Агнес — Яна Кузина. Важны не только и не столько слова, сколько пластическая геометрия общения: взгляды, прикосновения, удары. При этом актерские интонации похожи на эти падающие капли: в них нет ничего от бытовой суеты и «переживания», они холодноваты, подчас бесстрастны и звучат на одной ноте, у каждого своей, но это удивительным образом не нарушает жизненность ситуаций, правда, жизнь обретает театрализованный, остраненный стиль, в котором прекрасно себя проявляют разные чудеса и трансформации.

Так у Агнес живот вырастает прямо на наших глазах, надуваясь, как воздушный шарик. Плотно пригнанные друг к другу панели пола вдруг расходятся, как льдины, и так трудно порой на них балансировать, сохраняя шаткое равновесие. Этот баланс совсем не прост и имеет свой смысл: спотыкаясь и пошатываясь, эти «одиночества», эти «маленькие люди», ни разу, впрочем, не вызывающие чувства жалости, идут навстречу друг другу, постепенно превращаясь из забавных марионеток в самых настоящих людей. Спотыкаясь, останавливаясь, задумываясь, порой отшатываясь друг от друга, иногда смешно ссорясь и выясняя отношения, но идут, сами себе не веря. Задиристый, ершистый, пугающийся этих неожиданных отношений Фредрик — Гостев не сразу, не вдруг, но понимает, как ему не столько пока дорого, сколько интересно это существо, скрывающееся в животе у Агнес. Агнес же в исполнении Яны Кузиной медленно, шажок за шажочком, идет навстречу своей почти нереальной мечте, так трогательно удивляясь всему, что происходит с ними и внутри нее. В игру этой пары входит мать Агнес, Эвелин — Тамара Цыганова, являясь к «детям» с многочисленными пакетами, где лежат нелепые подарки, порой зарываясь с головой в эти пакеты, чтобы достать что-то нужное. Еще одно «одиночество», сыгранное комично и отважно. Вообще актеры здесь совершенно уникально существуют на сцене, перемешивая внешние смешные черты с внутренней болью, да, явно играя, но это игра всерьез.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

А потом сцену вновь заливают мощные видеопотоки — «воды отошли», — и наша история слегка меняет эмоциональный регистр, впрочем, не выходя из игры. Испуганная Агнес, уложенная на каталку, как может, успокаивает мужа, хотя на самом-то деле совсем беззвучно «кричит» от ужаса и от того, что может предвидеть трагические события. Фредрик же как-то уходит в себя, то и дело порываясь выйти покурить, то есть сбежать от себя и всего этого ужаса. Дуэт врачей (Василий Шумский и Олег Луконин) сыгран в традициях театра абсурда, когда каждый из них произносит одни и те же фразы, но с полярными смыслами. И медсестра Натальи Шевченко здесь появляется как некая сирена, заморачивающая и завораживающая своими рассказами.

Чуда не случилось, Агнес потеряла ребенка. Но в этом первом финале спектакля случается все же другое чудо — актерское. Агнес — Кузина перестает говорить своим отрешенно-кукольным голоском, в ее интонации вдруг врываются ноты такого трагического накала, что это разом кладет на лопатки весь зрительный зал. Актриса не кричит, не бьется в истерике, она остается практически неподвижной — но как она все это говорит!.. Идите в театр и посмотрите-послушайте сами. А растерянный Фредрик выходит на улицу и вновь сталкивается с Арвидом. «Ну, как дела?» — «Все ничего». И ты понимаешь, что в пространстве между «всем» и «ничем» и находились герои спектакля все это время, а что они выберут дальше, тот еще вопрос. Кстати, так жаль, что роль Арвида, так здорово намеченная, превратившая его из проходного, в общем-то, персонажа, в заметного, страшного, таинственного Наблюдателя, когда от его понурой фигуры, одиноко сидящей на остановке, уехавшей в глубину сцены, нельзя было отвести взгляд, вдруг оказалась режиссером оставленной, брошенной на полдороге.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

А в веселом финале номер два на сцену вновь выходят актеры хореографической труппы и устраивают смешную интермедию с родами и десятком благополучно появившихся на свет кукольных младенцев. Не знаю, как вам, а мне было ужасно жаль той трагически оборвавшейся ноты, которая, собственно, и ставила многоточие в этой истории. Только-только проявившаяся жизнь, причем настоящая и трогательная, вновь растворилась в забавной игре… Впрочем, режиссеру виднее.

Но несмотря на это, можно смело говорить, что Воронежский Камерный театр освоил новый и не слишком привычный ему драматургический и режиссерский текст. И в том, что за этим спектаклем в очередь выстроятся театральные фестивали, вряд ли приходится сомневаться.