«Искатели жемчуга». Ж. Бизе.
Театр «Санктъ-Петербургъ Опера».
Режиссер-постановщик Юрий Александров, дирижер Максим Вальков, художник-постановщик Вячеслав Окунев.

Если верно утверждение, что взрослые (особенно под Новый год) нуждаются в сказке ничуть не меньше детей, то режиссер Юрий Александров вполне оправдал эти ожидания.

Новый его спектакль — это такая красочная феерия с неожиданным финалом: и трагическим, и просветляющим одновременно.

Редко появляющаяся на российских сценах опера Жоржа Бизе «Искатели жемчуга» не менее интересна по музыкальному материалу, чем его знаменитая «Кармен». Не зря темы, дуэты и арии из «Искателей жемчуга» популярные вокалисты (причем самых разных направлений — от попсы до рока) часто перепевают в разных вариациях. Любят цитировать музыку из «Искателей жемчуга» и кинорежиссеры, особенно когда надо подчеркнуть светлую грусть, неизбывный трагизм конечности жизни.

Юрий Александров взялся за это произведение, потому что его поразило, как сам он признается, редкое для оперных либретто обстоятельство: здесь нет злодеев. Все персонажи (их всего-то четверо) — вполне симпатичные, порядочные люди. Более того, люди высоконравственные, так что необходимый для любого сценического произведения конфликт развертывается здесь, как в соцреализме, между «хорошим и лучшим». Между чувством и долгом, между верностью дружбе и верностью любви, между благородством и великодушием.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Шахмаметьев.

На самом деле, традиционная оперная условность показывает себя в либретто Эжена Кормона и Мишеля Каре наинагляднейшим образом. Действие развивается на Цейлоне (понятно, что некий условный Восток был в середине позапрошлого века во Франции в большой моде). Но этнографические подробности, судя по всему, меньше всего интересовали авторов либретто. Не особенно интересуют они и авторов спектакля. Во всяком случае, художник-постановщик Вячеслав Окунев постарался создать на сцене некий сказочный мир, наполненный всеми возможными стихиями: здесь бурлит океан, извергается огненная вулканическая лава, открываются роскошные горные виды, заслоняют солнце дебри непроходимых джунглей… Все эти пейзажи, проецируемые в 3D-изображении, чудесным образом заполоняют не только сцену, но и весь зал, рождая некую поистине восточную избыточность. Сказочность обстановки подчеркивает и предметная сценография: ветвистое кряжистое дерево, за которым открываются прорези-окошки «в большой мир». Через них по ходу спектакля мы будем видеть и грезы героини, и смену пейзажей, куда переносит нас действие. А само дерево в кульминационный момент треснет, расколется надвое, как жизнь героев.

Пожалуй, самые выразительные в зрелищном смысле моменты спектакля связаны с хоровыми сценами. Самых высоких оценок заслуживают артисты хора, которые справляются со специально поставленными для них танцами (балетмейстер Надежда Калинина) поистине не хуже профессиональных танцоров. Необычный грим, сложноустроенные парики, костюмы не то наяд, не то баядерок легко трансформируют эту оперную «толпу» то в служительниц буддистского храма, то в жителей прибрежной деревушки, то в морских богинь, тщательно стерегущих свои жемчужные сокровища. Танец с жемчужинами, освещенный призрачным «лунным» светом, завораживает своим волшебством.

Менее убедительными, увы, получились костюмы главных героев. Зурга, вождь племени «искателей жемчуга», отчего-то более похож на испанского конкистадора, чем на обитателя южно-азиатских морей (в его наряде слишком много алого бархата, золотых позументов, кинжальных доспехов и пр.). Его друг и соперник, так же, как и Зурга, влюбленный в храмовую жрицу-девственницу Лейлу, обряжен в некий длиннополый хитон, художественно разорванный в некоторых местах. И вот эти-то персонажи и вызывают главные вопросы.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Шахмаметьев.

Ну, хорошо: жизнь развела приятелей, влюбленных когда-то в одну женщину, по разным ступенькам социальной лестницы. Много воды утекло с тех пор. Но не нужно тогда подчеркивать, что с той поры «минуло несколько месяцев». Разве ТАК за несколько месяцев люди меняются?

Мужественный баритон Зурги (Кирилл Жаровин) и яркое, блестящее, сочное сопрано Лейлы (Евгения Кравченко) рисуют нам образы настоящих сказочных героев: он — сильный, мужественный, крутой нравом, скорый на принятие решений. Она — нежная, верная, исполненная любви… К кому? По законам сказочного жанра полагается, что ее герой Надир — этакий нежный лирический принц. Но стати превосходного тенора Сергея Алещенко весьма далеки от этого сказочного облика. Его чрезмерно крупная фигура, еще и увеличенная свободным хитоном, рисует нам образ какого-то неопределенного пола, что очень мешает правильному восприятию персонажа.

Правда, все минусы образа стираются, уходят на задний план, становятся не столь уж важными, когда Алещенко поет свою главную арию. Чарующая музыка, а главное — необычайно тонкое, прочувствованное интонирование, которое свойственно этому вокалисту, буквально гипнотизируют зал. Вся сила страсти — нежной, безответной и оттого еще более прекрасной, возвышенной — звучит в его голосе. Для таких чувств не нужны слова — они понятны из одних лишь звуков.

Хотя, к слову сказать, непростой сюжет малознакомой слушателям оперы понять на этом спектакле нетрудно. Все слова в «Искателях жемчуга», идущих на языке оригинала (по-французски), транслируются по-русски бегущей строкой на специальном табло. Это устройство смонтировано в театре впервые (раньше перевод текста проецировался на боковой кулисе, что для публики, конечно, было не так удобно). К чести театра надо отметить, что здесь сумели сделать вполне качественный перевод, в котором реплики персонажей вовсе не читаются как «развесистая клюква», чем, увы, нередко грешат оперные либретто.

Режиссер Юрий Александров известен тем, что не боится смело обращаться с классическим материалом. Вот и здесь жреца Нурабада (Владимир Феляуэр) он превратил не в указующего на незыблемые нормы и правила служителя культа, а в некое подобие храмового прислужника — всегда в полупоклоне, всегда готового стушеваться, уйти на задний план. Но это лишь ярче проявило сюжетную линию главных героев.

Безусловной находкой постановщика стал финал спектакля. Он заметно отличается от либретто. Там Зурга, пристыженный своей совестью, избавляет влюбленных от казни, на которую обрек было их по требованию закона и собственной ревности. Лейла и Надир бегут из родных мест. В спектакле «Санктъ-Петербургъ Оперы» Лейла и Надир не могут бросить друга, который, презрев закон, спас им жизнь. Они все трое восходят на костер. И финальное трио, освещенное пылающими во всю сцену сполохами огня, звучит как гимн высоким чувствам, как вера в то, что лучшее в человеке сильнее всех искушений и испытаний.

Оркестр под управлением Максима Валькова звучит безупречно. Хор великолепен. «Картинка» вызывает отдельные аплодисменты. Словом, театр, известный своей страстью к экспериментам, на этот раз порадовал публику по-настоящему красивой взрослой сказкой.