«Обломов». И. Гончаров.
Театр имени Владимира Маяковского.
Режиссер Миндаугас Карбаускис, художник Сергей Бархин.
В этом спектакле есть поворотный круг. Он поворачивается на 180 градусов, и мы видим такую же декорацию, как до этого: уютная старинная гостиная с диваном, столиком, фамильными портретами, картинами на стенах. Только первая — розовая, а вторая, в доме Пшеницыной, зеленая. Метафора понятна: у Обломова с переездом ничего в жизни не изменилось.
Видишь то, чего и ожидал — Обломов в халате (он здесь огромный, как покрывало) лежит на диване, ноет. Попытка встать — неудачная: он застревает в халате, путается в рукавах, остается только в панике звать Захара. Захар (Анатолий Лобоцкий) кряхтит, медленно переставляя ноги. Зовет смерть — присказку ворчливого слуги Карбаускис сделал лейтмотивом. В этой версии «Обломова» тяга к смерти как к освобождению особенно сильна. Собственно, эта тема задана еще в прелюдии: Пшеницына рассказывает о том, как хорош, как добр Обломов, — похоже на надгробную речь. А Захар убаюкивает своего хозяина мрачноватой колыбельной «Люли, бай, поскорее умирай». Да и в финале Обломов, возвращаясь на свой надежный диван, говорит не просто о нежелании действовать, но и об открытой жажде смерти: «Лег бы и заснул, навсегда».
Еще одно ярко выраженное решение в этом спектакле — отсутствие Штольца: он существует только в воспоминаниях Обломова, тоска по нему — тоска по какой-то другой жизни, по молодости. Друг юности появляется только «за кадром»: «Штольц приехал!» — кричит Обломов и с невероятной для него прытью бросается за кулисы. Впрочем, только на несколько секунд — выходит понурый, с привычной медлительностью: «А через две недели уехал»… Иногда кажется, что Штольц — фигура мистическая, какой-то фантом: о нем говорят, на пианино у Ильинской стоит его портрет, но настолько мелкий, что и не разберешь, кто там.
В. Ковалев (Обломов), А. Мишина (Ильинская).
Фото — архив театра.
«Нафталинность» жизни Обломова представлена здесь вполне наглядно: в спектакле много пыли. Но хоть Обломов и поругивает Захара за грязь и беспорядок, на самом деле в этой пыли он видит что-то особенное, что-то очаровывающее, защищающее его от суетной жизни. Обломов дует на стол, и пыль взвивается в воздух, принимая причудливые формы. «Красиво…», — вторит Захар хозяину.
Акцентируемое в спектакле понятие — «другой». «Другим» Обломов называет не себя, как можно было бы подумать, «другие» — все остальные, те, кто «тешатся жизнью». Он задается вопросом «почему я такой?», но рефлексия его короткая и вялая — он засыпает на полуслове.
Собственно, так можно и дальше описывать неспешно этот спектакль. Но это почти как пересказывать сам роман: не очень понятно, зачем. «Обломов» в Театре Маяковского — особенно первый акт, который удивляет иллюстративностью, — это такой идеальный спектакль для школьников (разве что про Штольца придется добавить учителям): Обломов — Вячеслав Ковалев мягкий, пассивный, но лень его — не просто лень, а философия (хотя тут это лишь неявная декларация). Он ворчит, ноет, но может быть тонким, ранимым, внезапно порывистым. Он смешной и трагичный (правда, настоящей трагедии здесь не случается, для этого персонаж слишком аморфен, а спектакль эмоционально нейтрален). Все узнаваемо. Впрочем, наверное, для многих зрителей эта встреча с узнаваемым и есть главное достоинство спектакля — принимали вполне с энтузиазмом. Но вот вопрос «кто такой Обломов сегодня?» остался без ответа.
А. Лобоцкий (Захар).
Фото — архив театра.
Во втором акте (про роман с Ильинской) Обломов становится интереснее: он существует как будто бы в двух пластах — как действующий персонаж какого-то странного водевильного действа и как наблюдатель или собственно романист, сочиняющий эту историю. Впрочем, как и со многими другими решениями в этом спектакле, есть ощущение отдельности, декорирования вполне общего и вторичного по смыслам действа.
Какая жизнь за окнами у Обломова, непонятно — сегодняшняя ли, прошлая, просто какая-то предполагаемая, ну или бескрайнее пространство черного космоса? Когда не очень-то понятно, с чем, собственно, у героя конфликт и как именно «достает» его жизнь, оппозиция сводится к противостоянию двух натур: в данном случае Обломова и Ильинской. Ильинская здесь проста и понятна. Анастасия Мишина очень интересная актриса, но здесь, кажется, востребованы только две краски: она — или взрослая опытная женщина, решительная, вполне циничная, мещанка с плохим вкусом, с властным, капельку вульгарным голосом, или — щебечущая героиня плохого сентиментального романа. Она (героиня, не актриса) настолько примитивна и одномерна, что начинаешь подозревать режиссера в некотором женоненавистничестве. Ильинская коварна, Обломов наивен. Впрочем, во втором акте он вызывает двойственные чувства: в том, как играет его Вячеслав Ковалев, появляются новые черты, какой-то дополнительный объем (Обломов — то Подколесин, то «лишний человек»), но много пока невнятного, непроявленного, путающего. Ясность есть только по части иронии — Обломов, пытаясь встроиться в стилистику любовного романа, предложенную Ильинской, становится каким-то комическим ловеласом: говорит про «омут», про страсти, и это смешно. Но только опять же — кто он такой, и почему он оказался внутри этой истории, и почему отказался от нее?.. Не отделаться от ощущения, что это все же иллюстрация, скорее стилизующая себя под роман, чем пытающаяся осмыслить знакомый сюжет с ощущением сегодняшнего дня. Впрочем, возможно в этом и есть позиция режиссера: расписаться в собственном фрондерском равнодушии к реальности, в своем нежелании иметь дело с реальностью, — но и в этом случае хотелось бы увидеть позицию, конфликт, а не просто вялость интереса, к которой сложно присоединиться или посочувствовать.
С визитом к Обломову
Обломов наше всё! Да-да, именно он. Не милый Александр Сергеевич Пушкин, который всего лишь «ответственный за всё». Не газ, этот эфемерный, призрачный, побочный продукт демократии. И даже не пенсионная реформа, наш первый могучий камень, положенный в основу будущего благосостояния общества. Конечно же, Обломов, спокойно, независимо ни от чего лежащий на диване и с высоты этого дивана безмятежно взирающий на суету мира. Вот истинное «наше всё». Как же передать эту тоску по родному герою, это влечение к нему, которое возникает в душе при одних звуках фамилии «Обломов»? Иметь какое-то дело с Обломовым, зависеть от него, не дай Бог! Только не бизнес! Только не бизнес с Обломовым! И в разведку с ним не пойдёшь, Боже упаси… Но всё остальное… Кажется, что пришёл этот образ к нам из глубины веков, откуда-то, где лежал 33 года дома на лавке беспомощный Илья Муромец, пока не дошли до него волхвы. Или из ещё бОльшей сказочной исторической дали, когда победно разъезжал на печке по Руси Емеля… Интересно, а кто сейчас готов так же, не вставая с лежанки, так энергично передвигаться по жизни? Как так? Да неужели столько желающих?
Одноимённый спектакль был поставлен в Москве, в Академическом Театре им. Маяковского в декабре 2019, перед самым Новым годом. Что же там происходит год спустя? Январские каникулы – самое «обломовское» время в году, когда многие предпочитают не вставать с дивана, смотрят любимые сериалы, отдаются полностью праздничному застолью. Ещё -ликующими толпами бороздят просторы Тверской, но разум в новогодние дни всё же предпочитает передохнуть. И какое наслаждение, что есть уютное место в Москве, где в это шумное время можно провести вечерок с Ильёй Ильичом (Вячеслав Ковалев), благо здесь немноголюдно. То есть, в театре всё как положено, зал полон, а вот на сцене вы многих не увидите, даже Штольц, когда появится, то не выйдет к публике, а будет топтаться где-то в прихожей за пределами видимости. Но по порядку…
Кого кого, а самого Обломова здесь будет предостаточно. Декорации – изящная светлая коробочка, кажущаяся уютной и чистенькой (народный художник РФ Сергей Бархин), прибранной, несмотря на все сетования хозяина по поводу грязи и нерадивости хозяина. Её конфигурация не изменится в течение двух актов. Только цвет обоев меняется с миленького зелёного на столь же миленький розовый. И всегда в центре – диван. Диванчик обычный, а вот халат на Обломове преогромнейший, этот самый диван собой закрывающий. Так что Обломов чем-то напоминает бабу на чайнике. Настроение же персонажей пасмурное, Обломов всё время переживает. Переживает хроническое непослушание Захара (народный артист РФ Анатолий Лобоцкий), переживает необходимость слезть с дивана, переживает визиты гостей и…вообще…
Впрочем, в самом начале было счастье. Полное и искреннее, потому что началось всё с пустого кресла, стоящего на авансцене, с висящей на нём тряпкой, в которой, вероятно, мы с первых минут спектакля должны были угадать обломовский халат… И, самое главное, с того, что к нам вышла Агафья Пшеницына (Ольга Ергина), улыбнулась широкой улыбкой и призналась в любви к Илье Ильичу. Не знаю, как удаётся актрисе Маяковки Ольге Ергиной всегда сохранять хорошее настроение, улыбается она каждый раз так добродушно и заразительно, что кажется, будто у неё и её героинь всегда в разгаре солнечный полдень. И в этот момент казалось, что роль у Агафьи будет сегодня большая и весьма важная, но ожидания обманут.
«Обломов» Миндаугаса Карбаускиса – это спектакль «минус». Многократно повторенный. Минус не только Штольц. Минус Петербург, потому что, если вы не читали книжку, то никогда не догадаетесь, где же происходит действие. С равным успехом всё могло бы быть в любом городе. Многочисленные петербуржцы, приходящие к Обломову в гости, объединены одним именем действующего лица «Другие» и играет их, быстрых, мимолётных, Илья Никулин. Минус Агафья, потому что в последующих появлениях у Ольги Ергиной роль будет небольшой и чисто функциональной. Даже минус нависшая над Обломовкой угроза катастрофы потери Обломовки, о которой говорят, но не слишком пугаясь.
И даже …. минус Ольга Ильинская, хотя спектакль построен так, что первый акт отдан дуэту Обломова и Захара, а второй почти целиком – паре Обломов – Ольга (Анастасия Мишина).
В персонаже Анатолия Лобоцкого, фрондирующем в одном, отдельно взятом доме, присутствуют мотивы, сыгранные артистом ранее в спектакле того же Миндаугаса Карбаускиса «Кант». Там его слуга Мартин отличается харизматичностью, которой достанет на всех героев спектакля вместе взятых. Ведь Мартин, в отличие от философов, привыкших сомневаться во всём, самодостаточен и невозмутим. Бывший солдат умело и привычно противостоит и хозяину философу Канту, и его гостям. Ведёт свою линию, дерзит, поправляет, делает и то, что положено слуге, и что считает нужным сам. Его Захару из «Обломова» свойственна ещё большая упёртость и крепость нервов; он стар, медленно передвигается, косолапит, отвисшие баки превосходят все мыслимые размеры; Захар решительно отказывается заниматься уборкой. Когда всё же начинает, то тут же обнаруживается бессмысленность его действий. Кажется, в этой бессмысленности малейшего движения основной посыл истории. Комната-коробочка хрупка. Как напоминание о большом мире, высоко в углу висит географическая карта, под ней бюро, верх которого плотно уставлен статуэтками дымковских кукол. Медленное течение жизни в герметичной комнате-коробочке внезапно оживится, когда карта свалится на статуэтки, чтобы разбросать и разбить их, а зрителей заставят гадать в этот момент, было ли это запланировано постановщиками?
Герметичность мира Обломова и Захара, замкнутых на своих взаимоотношениях – основное в истории. Здесь много мелочей, вроде бы несущественных, но составляющих смысл бытия, сковавших всё внимание хозяина и его слуги. Вот Захар начинает пить из кувшина, а тот прилип ко дну подноса, он так и пьёт, опрокидывая кувшин вместе с подносом. Вот Захар начинает-таки подметать, поднимает клубы пыли и оба заворожённо замирают, любуясь эффектным зрелищем. Вот герои вдвоём начинают что-то доставать из чемодана, а в нём оказывается ещё чемодан, а в нём ещё… и так до маленькой-маленькой коробочки. И так долго раскрывают эту матрёшку, что потом вы уже и не вспомните, что же они там доставали, а вспомните вереницу коробочек, мал мала меньше.
Понять что-то про Ольгу сложнее всего, хотя её роль маленькой не назовёшь, она как бы берёт на себя здесь функции Штольца, пытавшегося вытащить Обломова в жизнь. Но как-то с самого начала, когда Ольга тащит на середину сцены пианино, зачем-то сама, надрываясь и не справляясь с тяжестью, а Илья Ильич наблюдает за ней, сразу становится ясен исход их отношений. Если Обломов и влюбляется в Ольгу, то также лениво, как препирается с Захаром. Всё обыденно, просто, словно они уже сто лет, как муж и жена, герой успел утратить к даме интерес. Ольга поёт Захару одну песню за другой, но обрывает в самом начале. Безнадёжно. «Casta Diva» и вовсе звучит как фонограмма.
Наблюдать за тем, как происходит то, что ничего не происходит и томительно, и скучно. Старость, утрата жизненных сил у Захара невольно проецируется на всё вокруг. Только светлая и уютная коробочка, в которой так хорошо спрятаться от жизни, ласкает взгляд. Любитель вкусненького, истинный почитатель всех сливок жизни Обломов внутри коробочки удивительно на своём месте, как картина в раме. Всё и все остальные досадные инородные тела, хочется всё и всех убрать, а композицию с Обломовым в центре «зафиксировать» навечно. И Захар помеха; их конфликт, он же центральный конфликт спектакля — это конфликт вкусненького (Обломов) и утратившего прелесть навсегда (Захар). Кажется эта борьба двоих будет продолжаться бесконечно, но вот финал, вдруг показавшийся неожиданно скорым. Как хороша всё же была эта жизнь без суеты. Пора уходить. Пора!
Кажется, я что-то забыла рассказать о спектакле ещё… Ах, да: «Оболомов Forever!»