«Мой дедушка был вишней». По книге А. Нанетти.
Санкт-Петербургский Большой театр кукол.
Режиссер Иван Пачин, художник Женя Исаева.

Дедушка Оттавиано верил, что умершие живы, пока мы их любим, внук Тонино принял новую веру в то, что умершие переселяются в тех, кого больше всего любили. Бабушка Теодолинда — в гусыню Альфонсину, а дедушка, конечно, в вишню Феличе…

В сентябре прошлого года Большой театр кукол провел режиссерскую лабораторию по книгам для детей и подростков, выпущенным издательством «Самокат». За это время эскиз Ивана Пачина в инсценировке Елизаветы Спиваковской обогатился вторым актом и стал полноценным спектаклем.

История Тонино включает в себя множество затейливых событий, две смерти близких — бабушки и дедушки, и героическое спасение вишни. Вишня, названная дедом Феличе Счастливой, оказалась на пути строительной бригады, которой надо провести дорогу у дома деда. Сохранение дерева —важное дело для второго акта, а в первом режиссер и актеры с удовольствием рассказывают, показывают, играют в детей и взрослых.

Вишневое дерево, наклеенное на полу полосками скотча, похоже на детский рисунок, где вместо плавных, утончающихся линий — резкие прямые, одинаковые по толщине штрихи. На заднике — рисунок мини-огорода деда Оттавиано. Полоска картона с грубоватыми черными линиями — то ли лук, то ли помидоры. Квадратная картонка на длинной палочке с изображенной на ней собакой — та самая уродливая Флоппи, которую городские бабушка и дедушка любят больше, чем Тонино. Взбитую как гоголь-моголь мятую желтую тряпочку персонажи сначала перекидывают друг другу, потом ищут, куда бы ее пристроить, и в итоге приклеивают к стене. Это небольшое, но жгучее итальянское солнце. Картонки и бумажный скотч — основой строительный материал спектакля.

М. Ложкин (Тонино), А. Грицай (Антониэтта).
Фото — С. Левшин.

Яркие акценты в костюмах — желтый свитер бабушки Теодолинды, пламенно-красная куртка дедушки Оттавиано (Роман Дадаев), синее в горох платье мамы — все кричит нам о яркой и насыщенной жизни с танцами под популярный американский шлягер 60-х. Первый акт так и пролетает — в танце. Актеры не присваивают чужую жизнь, играют иронично, с азартом школьников, осваивающих новый вид подтрунивания друг над другом и над персонажами. Актер Михаил Ложкин, говоря «плакал» про своего героя Тонино, вдруг удивляется, чего это он должен плакать, а согласившись в итоге «ну ладно, плакал», пытается выдавить что-то похожее на всхлипы, о настоящих слезах речи нет. Его Тонино — мальчик добрый. Наблюдая, как бабушка Теодолинда схлопывает надутые полиэтиленовые пакетики при рассказе об умерщвлении куриц для обеда и ужина (естественный ход жизни), пугается и прячет голову на ее мягкой груди, но быстро смиряется: значит, так и должно быть. Многие вещи для Тонино естественны только потому, что веселая бабушка успела рассказать ему об этом. Надежда Мошкина, Теодолинда, вечно молодая и озорная, во втором акте перерождается в гусыню Альфонсину, буквально доставая из пуховой груди голову с красным клювом. И теперь только внимательный взгляд, наклон головы, да редкие «га-га-га» сообщают нам об участии бабушки в общем жизненном процессе.

Отстранение — мы не дедушка и бабушка, мы не мама и папа, мы только играем в них — во втором акте исчезает, происходит присвоение роли, ну а с ним и все чувства становятся собственностью актера — теперь уже актер Ложкин не может оставаться безучастным к бедам Тонино. Сделанные в разное время два акта отличаются, как братья погодки, — что-то общее есть, но все равно не похожи друг на друга.

В начале спектакля много было придумано помимо сюжета. Вот бензопила заглушила задорную брань бабушки, а мы видели спину соседа (Алесь Сноповский), торчащую из дверного проема. Жизнь кипела за границами сцены. Второй акт увел за пределы площадки важный эпизод, описанный в книге, встречу с бульдозером, — чтобы мы наблюдали, как Тонино, распластавшись на полу, «карабкается» на вишню. К финалу рисунков становится все меньше — веселые квадратные гусята не скачут по сцене, картонная Флоппи уже не удивляет. А новых рисованных персонажей не появляется. Зато картонки увеличиваются в размере. Официальное письмо о сносе дерева размером в две двери вытаскивают на сцену. Значимость этой бумаги зафиксирована буквально — размером послания.

Сцена из спектакля.
Фото — С. Левшин.

В первом акте много веселых событий, актеры разыгрывают буквально каждый интересный образ из текста Нанетти; во втором — опускаются целые сюжетные линии, выпрямляются сложные чувства в попытках уложиться в тайминг. Необходимость разговора о важных вещах — о том, как взрослые врут ребенку, пытаясь не травмировать его известием о смерти бабушки, но делают этим только хуже, — не тяготила спектакль в первом акте. Во втором акцентируется тема старости как синонима одиночества, а действие буксует в попытках эту тему проявить. Герои совершают разные нелепые поступки, например, дедушка лезет на дерево в городском саду, словно он у себя на огороде, а это дерево — его вишня. Этот эпизод оборачивается недоговоренностью о надвигающейся болезни деда. Одна сцена объясняет, что дедушка «повредился в уме». Тонино принес деду в больницу ягоды — бумажный кулек, на котором нарисованы вишни, а дед, вместо того чтобы открыть кулек и есть ягоды, отрывает по кусочку с нарисованной ягодой и приклеивает себе на лицо. В этот момент от бессилия и жалости меняется пластика и мимика прыгающего Тонино: брови, как и плечи, ползут вверх, ноги заплетаются. Он еле тащится вслед за мамой, которая, кажется, гордо подняла голову, а на самом деле, подняв подбородок, пытается удержать слезы, чтобы они не скатывались по лицу.

Азартные авторы первого акта во втором стали вдумчивыми: уже не так важно населить действие чудаками и чудачками в разноцветных платьях, как последовательно рассказать историю, в которой Тонино вдруг залез на вишню, пока его мама Феличита (Ирина Кривченок) ругалась с рабочими, собирающимися спилить дерево.

Отчетливое родство двух поступков — деда, который «не в себе» влез на дерево в городском парке, а на самом деле, как мы поймем позже, сделал это, чтобы показать Тонино путь спасения вишни; и внука, который правильно понял эту акцию и повторил ее, когда его вишне грозила опасность, — в спектакле неочевидно. Эти поступки красивы сами по себе.

О действительном спасении дерева и огорода в спектакле мы не узнали. За рамками осталась не только развязка истории: дерево и землю деда удалось отстоять, отец вернулся в семью, произошло взросление Тонино.

На первый взгляд, спектакль получился о принятии смерти как естественной части жизни, о том, что близкие живы, пока мы помним о них. Тема смерти давно перестала быть табуированной в детской литературе и кино (посмотрите номинированный на «Оскар» этого года мультипликационный фильм «Тайна Коко»). Но, возможно, важнее другой сюжет: что эмоциональный опыт (а его Тонино не занимать — смерть деда и бабушки, развод родителей, издевки в классе), а не доводы разума позволяют мальчику совершить поступок — залезть на вишню, встать под удар.