Спектакли фестиваля «„Голос тела“: русско-японское»

«Внутренние голоса тела / Inner voices of the body».
Хореограф Тая Савина.

«Скрипы ветра».
Театр OddDance.
Постановка Григория Глазунова.

«Оракул и Энигма».
Постановка Кацуры Кана (Япония).

На сцену выходят люди. Они скорее не одеты, хотя и обнаженными их назвать язык не повернется: на ком-то лишь нюдовое белье, на ком-то простые платья или полотнища-юбки. Одна группа изощрилась до костюмов-двоек. Начинаются действа неспешно и нейтрально: легкие шаги, тело будто нарочито лишено физического веса и чуть зависает в воздухе. В пространстве надо расположиться — кому, как не последователям восточных практик, знать в этом толк.

Но вот проверка «человек я или рассеянное по миру облачко» постепенно переходит в циклы судорог. Сводит лица — мышцы оказываются прочным каркасом, способным создать почти уродливую маску. Закатываются глаза, натягивается кожа (в этот момент думается, что терпишь все, кроме радикально физиологических подробностей, — собственное тело отзывается ощутимой болью и инстинктивным желанием отвернуться). Ноги превращаются в хрусткие вывернутые ветви, их обладательницы или обладатели уже лежат на полу, демонстрируя высоко поднятые, выгибающиеся колесом конечности и жесткие растопыренные пальцы. Есть и менее эффектные задания, например, долго держать баланс прессом и мышцами спины. От этого зрелища прекращает подташнивать, освобождается время, чтобы подумать, например, о том, насколько происходящее напоминает Гротовского и процессию истерзанных полуживых уродов в «Акрополе».

«Inner voices of the body».
Фото — А. Теплов.

Буто — а именно это направление «авангардного японского танца» оккупировало на пару дней небольшое пространство на Пионерской — появилось в первые десятилетия после Второй Мировой и ощутимо несет груз опыта, полученного Страной восходящего солнца физически и эстетически. Жесткого канона и «метода» нет, но есть способ понимания тела. Согнутые ноги, сгорбленные спины; кисти, похожие на лапки богомолов; движения и позы, которые напоминают скорее конвульсии, причем экстремальные, вызываемые сильным внешним воздействием; резкое прерывистое дыхание. Все отсылает к попытке художественно освоить последствия Хиросимы, прожить их осознанно и «переварить».

Японские исполнители (поэтому или из-за собственного темперамента) кажутся более сконцентрированными, строгими. Из постановок «Голоса тела» лишь в «Inner voices of the body» Таи Савиной участвуют японцы — и это смотрится как наиболее чистая вещь. Баланс, ощущение веса, сжатие-расслабление, истекающие потом перформеры. Возможно, «Inner voices» не хватает именно внешней эффектности, но Савина честно следует названию: тела здесь негромко рассказывают о своих возможностях, о том, что поднять и подержать ноги высоко отнимает столько же сил, сколько подержать их в десятке сантиметров от пола.

То, что примеряют на себя русские артисты (по отношению к телесным практикам это слово применять обычно неудобно, но русское буто, по крайней мере, показанное на «Голосе тела», случай особый), дает возможность разграничить тренинг и театр. И «Скрипы ветра», и «Оракул и Энигма» — почти полноценные спектакли, в которых болезненность, подчеркнутая травмоориентированность практик становится еще одним средством игры. Судороги и подергивания, дыхательные циклы нивелируются густой выразительностью «психологической» мимики и иллюстративностью движения. Вот женщина качает ребенка — почти этюд на работу с невидимым предметом. Вот девушки, слишком напоминая античных граций, помахивают кому-то, сбивая мысль куда-то в область «Три девицы под окном».

«Оракул и Энигма».
Фото — Мандир Прем.

В записях буто часто отмечаешь полную, обезличенную нейтральность исполнителей: их тела настолько громко кричат (о мучении, о почти предельном опыте, о практике, требующей сосредоточенности), что не требуется дополнительных средств. «Скрипы ветра» останавливается где-то на перепутье. Несмотря на искренний интерес к самому методу и старания его использовать разнообразно, смешение с «театральным театром» дает местами обратный эффект. Честная лаборатория (насколько любые тренинговые вещи сценичны, возможно ли их смотреть непрофессионалам — вопрос отдельный, скажу лишь, что публика «Голоса» походила на людей из и около тусовки), оказываясь рядом с желанием «поиграть», сделать происходящее — доступнее? интереснее? развлекательнее? — самонейтрализуется. Из вещи суровой, сдержанной она превращается в гибрид, и есть ли в нем прирост смысла — вопрос открытый. «Голос» остается в памяти как пестрая смесь — и, буквально, японского с русским-народным-страдательным. Как будто на белой коже (танцовщики буто, как и гейши, любят белиться) пальцем вывели узоры под хохлому — и в этом и есть суть собрания.