«Послеполуденный отдых фавна». К. Дебюсси.
Мариинский театр.
Хореограф Максим Петров.

Премьеры в Мариинском театре в наше время неожиданны, как стрелка цветка, вылетающая из кактуса. Другие — скучные — театры планируют свою жизнь на год вперед, за три месяца начинают продавать билеты на премьеру. Мариинский не обещает ничего, и бывает так, что в конце месяца еще нет ни афиши на следующий месяц ни, соответственно, билетов в продаже. И премьеры совершенно внезапны: вот был пустой день в афише, и вдруг — хоп! — премьера, и из пресс-службы летят рассылки, и за три дня уже привычные петербуржцы раскупают немаленькие залы. И даже если пустого дня в афише нет — премьера все равно может возникнуть. Так появился в афише «Послеполуденный отдых фавна» в постановке Максима Петрова. Ну, поставили новенький спектакль в пять часов вечера, без проблем. Валерий Гергиев отыграл премьеру и устремился в соседнее здание, где его уже пять минут ждала публика на запланированном оперном спектакле.

Сцена из спектакля «Послеполуденный отдых фавна».
Фото — Александр Нефф.

Сам «Послеполуденный отдых фавна» — то есть симфоническая поэма Дебюсси «Прелюдия к „Послеполуденному отдыху фавна“», которая превратилась в балет в 1912 году волей Вацлава Нижинского и так в этом статусе и существует — длится чуть более десяти минут. Ну, от двенадцати чуть не до семнадцати — какой дирижер как сыграет. Понятно, что этот маленький балет никогда не показывают отдельно; в Мариинке он теперь вписан в вечер балетов Михаила Фокина, давно присутствующий в репертуаре. До «Фавна» нам показывают «Видение розы» на музыку Карла Марии фон Вебера и «Лебедя» Сен-Санса, после — «Шехеразаду» (и вот тут понятно, какая именно музыка особенно мила сердцу Валерия Гергиева, все узоры Римского-Корсакова он воспроизводит с фантастическим увлечением). Все это — более или менее (менее — в случае «Шехеразады») Михаил Фокин. Ну, то что от него осталось во времени. И артисты Мариинского, давно знакомые с этой хореографией, воспроизводят ее внятно, а иногда — и блистательно.

Сцена из спектакля «Видение розы».
Фото — Александр Нефф.

«Видение розы» досталось Камилле Мацци (итальянка, одна из жертв страсти к русскому балету, еще ребенком поехала учиться из родного Турина в Москву; пять лет назад ее приняли в труппу Мариинского и дают небольшие роли) и Филиппу Степину — и они рассказали давнее предание о влетевшем в сон девицы Призраке розы, аккуратно и без экзальтации. «Шехеразаду», чей жанр — «резня в гареме» — разыграли Екатерина Кондаурова и Кимин Ким, и неверная жена султана царствовала на сцене, одним жестом доводя до восторженного трепета не только прокравшегося к ней раба, но и всю публику в зале, а Раб летал над сценой, свивался в кольца вокруг ее ног и почитал за счастье быть зарезанным.

И все же среди «старых» знакомых маленьких балетов главным событием стал «Лебедь» — затоптанный, умученный на концертных сценах текст Мария Ильюшкина воспроизвела так, будто расчистила образ от пыли и копоти. В умирании лебедя — никакой истерики, никаких жалоб миру (ну разве что в самом финале — крохотный трогательный жест, маленькая просьба о сочувствии — без особой надежды, что кто-нибудь услышит). Чистота каждого па; воплощенная печаль и воплощенное достоинство без намека на гордыню. Окончившая Академию русского балета Ильюшкина шестой сезон в театре, второй — в качестве солистки, и каждое ее выступление становится событием.

Сцена из спектакля «Лебедь».
Фото — Александр Нефф.

В таком плотном и «старинном» контексте новый балет Максима Петрова вовсе не теряется, спокойно занимая свое место. Это место — разговора о сегодняшнем дне балета, но и о вечности тоже; Петров, быть может, более всех хореографов из поколения тридцатилетних чувствует постоянную связь сегодняшнего дня с давними мифами, дышащими артистам в спину, мифами великими и пугающими одновременно (свидетельством тому — «Поцелуй феи», поставленный им год назад в Мариинском театре, где дело происходит в балетном классе и героя утаскивают в балет, завораживают профессией изящные и азартные порождения тьмы). Если хореограф в наши дни берет «Послеполуденный отдых фавна» — он неизбежно обречен разговаривать с вечностью, потому что на него сквозь сотню с лишним лет пристально смотрит возлежащий на пригорке Фавн-Нижинский. Для Петрова эта обреченность — не в тягость.

Он отказывается от старинного сюжета, собственно от фавна, в укрытии наблюдающего за купанием нимф и содрогающегося в оргазме (эта сладкая судорога, изображенная танцовщиком, и привела к скандалу в 1912 году, парижская публика решила что ее оскорбляет такая откровенность балета Вацлава Нижинского). Петров выводит на пустынную сцену пять артистов Мариинского театра в свободных белых одеждах и дает каждому соло, плюс сплетает два дуэта. И в течение этих монологов и диалогов ты понимаешь: каждый из них — фавн.

Сцена из спектакля «Послеполуденный отдых фавна».
Фото — Александр Нефф.

Три танцовщицы (Анастасия Лукина, Влада Бородулина, Елена Андросова) и два танцовщика (Александр Сергеев и Василий Щербаков) фактически представляют собственные пластические портреты, созданные хореографом. В пластике Александра Сергеева — мужская надежность и тайный вызов, тайный нерв: на свете есть мало танцовщиков, работающих лучше этого артиста, но в свой восемнадцатый сезон в театре он все еще не премьер. Вот этот нерв недооцененности — есть в тексте; читается запросто. Рядом — Василий Щербаков, уверенный профи, с течением времени все более получающий игровые, а не танцевальные партии. Двадцать восьмой сезон в театре, и с этим — никаких проблем, каждая роль выделана, и каждая — счастье. В его партии — спокойная констатация ежедневных радостей в отсутствие больших амбиций; четко и ясно.

Беспечной мечтательницей увидел Петров героиню Анастасии Лукиной (седьмой сезон в театре, статус второй солистки, и странно ненадежный почерк — то ее вариации светят прямо балеринским обещанием, то шероховатостей так много, что они портят весь рисунок), героиню Влады Бородулиной одарил темной печалью (пятый сезон в театре, статус корифейки, собственный пластический голос точно есть, только, кажется, танцовщица не верит в то, что его расслышат), а интонацией героини Елены Андросовой сделал спокойное, умиротворяющее достоинство (танцовщица уже перешла в ранг педагогов-репетиторов).

Сцена из спектакля «Послеполуденный отдых фавна».
Фото — Александр Нефф.

И все эти пять героев — как и вообще все артисты балета по сути своей, по призванию — фавны, утверждает Петров. Диковинные существа, отдающие свою жизнь сцене, живущие по иным, не совсем человеческим, правилам и неотвратимо притягивающие наш взгляд. Редко кто из хореографов в наши дни объясняется в любви своей профессии с такой простотой и такой честностью.