Олег Басилашвили. «Неужели это я?! Господи…».
Москва, «Эксмо», 2012 год

Что слышу я все чаще и чаще от коллег про некоторых, известных им и всей стране, театроведов? «Да не напишет статью Х, да не заставить написать рецензию Y, да в лучшем случае Z наговорит на диктофон, н-е-е-ет, своей рукой не станет».

То есть люди, профессия которых — создание текстов, все чаще по неведомой причине не хотят заморачиваться.

Олег Басилашвили, задумав написать книгу о жизни и судьбе, с легкостью мог бы окружить себя «диктофонными девушками» любого гуманитарного толка: филологического, театроведческого или же просто красивыми/молодыми, владеющими русским языком и записывающим устройством. За честь бы сочли, гордились бы! Так и вижу Олега Валериановича, сидящего в глубоком удобном кресле, рассказывающего, вспоминающего, воспламеняющегося от восторженных глаз напротив.

Ан нет. Сам. Пером. По-настоящему, по-старинному. В тетрадях в клеточку. Не глядя в бездушное поле монитора, не слыша равнодушного метронома клавиш.

Искусный hand made. Читая книгу, каким-то чудесным образом представляешь, что написана она от первой до сорок шестой главы (378 страниц) так, будто разом затих гул внешней, сегодняшней жизни. Будто не слышит артист ни семейных окликов, ни реплик сценических партнеров, звука киношной хлопушки, бесконечных звонков, сопряженных с общественными тяготами/обязательствами. Не слышит антрепризного перестука колес.

Полная тишина. И сосредоточенность. Такой вот эффект.

Не могу знать, каким человеком представляют его себе поклонники. Мой образ (артист казался человеком суховато-жестковатым, лишенным сентиментальных черт) книгой разрушен.

Нет, Басилашвили в ней отнюдь не сахарный душка-человек. На третьей странице он безо всякого кокетства заявляет: «Ясно, что я человек довольно гнусный. Ну, чтобы помягче — тяжелый. Что называется „синия жылы“»«.

«Жылы», тем не менее, неощутимы. Отчетливо вижу его белобрысым-семилетним-маленьким, оказавшимся в тяжелейшей психологической яме. Эвакуация в Тбилиси из страшной военной Москвы не стала для него детским отдохновением, теплым, сытым раем. Испытание чужой ментальностью — драма: «Я был одинок среди горной роскоши…».

Да и во взрослой, зрелой ипостаси он предстает честным, ироничным к себе, трепетным, надежным, памятливым на тончайшие нюансы в отношениях, нежным к тем, кто дорог.

Ценность мемуаров Олега Басилашвили для меня в том, что артист внутренне свободен от обязательств долго и подробно излагать читателю профессиональный путь. Главное в книге — Басилашвили, ранимый, тонкий, сквозно рефлексирующий сначала мальчик, потом мужчина. И если крещендо — он здесь сын и внук. Книга гораздо в большей степени про маму, бабушку и папу, про любовь к ним, нежели про репетиции с Георгием Александровичем.

Много трогательных страниц, попросту говоря, берущих за душу и даже увлажняющих глаз? Да. Изрядно. Вот пример. Из главы «Бабушка»: «…В этой комнате встану я на колени перед кроватью, на которой бабуля в инсультном бреду, без сознания, беспокойной рукой все приглаживала и приглаживала растрепанные седые волосы; встану на колени, поклонюсь в пол, горько-горько заплачу и попрошу прощения за все обиды и огорчения, которые причинил ей, моей любимой и единственной, моей бабуле, кареглазому моему седому колобочку».

Но нет же, согласитесь, здесь следов театральной пудры! Верю. И плачу… Но одновременно Олег Валерианович держит дистанцию. Он как бы предельно открыт, но в чем-то герметичен. То не есть недоговоренность. Другое. Ощущение у меня, читателя, — что ему легко, вдохновенно и упоенно пишется про детство-отрочество-юность. Свет здесь исключительно зеленый. В главах про театр он как бы сам себе включает «желтый», а то и «красный» Вполне возможно, из скромности.

Мы очень часто машинально произносим «интеллигент», «интеллигентный», продолжая подменять значение раритетного понятия иными смыслами.

Книга в высшей степени интеллигентна, от начала до конца. В истинном значении этого слова. Не ищите на светлом пшеничном поле угодий Олега Басилашвили «клубнички». Этой ягоды там нет.

На одиннадцатой странице читаем: «Вообще-то я твердо убежден, что сесть за мемуары надо, точно уловив момент — работать уже не можешь (не „не хочешь“, это я давно, с детства не хочу), именно не можешь, но еще кое-что помнишь. То есть когда маразм еще не оккупировал полностью твою память. То есть попасть в этот тоненький зазор между бессилием и полным маразмом».

Олег Басилашвили сам же и опровергает это: в нем сегодняшнем — и сила, и стать, и память. Драйв и молодые глаза!

С днем рождения, дорогой Олег Валерианович!