«Одинокий Новый год».
Независимый молодежный театр «Новая сцена-2» (Белгород).
Режиссер Оксана Погребняк.

В преддверии Нового года белгородский Независимый молодежный театр «Новая сцена-2» выпустил спектакль «Одинокий Новый год». Небольшая, но активная труппа, которая ставит экспериментальные спектакли по современным пьесам, решила выйти на мирное устоявшееся поле новогодних постановок и детских утренников со спектаклем в жанре клоунады.

Сцена из спектакля.
Фото — Анна Скорыкина.

Смелости «НС-2» не занимать. Спектакли у реки, на крыше, «неудобный» и «неприличный» материал, собственный фестиваль «Наш кислород» — своими опытами театр постоянно тормошит нерасторопный сонный город. Нерасторопный буквально: моя встреча с белгородским театром могла не состояться, потому что посадочную полосу в аэропорту забыли расчистить, и ни один самолет не мог приземлиться. Я опоздала. Но театр не растерялся и решил сыграть спектакль на одного зрителя ночью, в другом пространстве и с другим реквизитом, импровизируя и сохраняя при этом основные идеи.

Форс-мажор и игра на единственного зрителя, с одной стороны, усложнили задачу актерам, но, с другой, позволили шире использовать саму форму спектакля. От одного зрителя сложно получить необходимую реакцию, что для клоуна, сотканного из шуток, кажется особенно важным. Но с другой стороны, это был личный контакт, площадное прямое взаимодействие со зрителем и воздух для клоунской импровизации. В спектакле вообще много воздуха. Комическая театральность актерского существования не утяжелена определенным местом действия, декорациями, театральным костюмом. В комплекте к актеру идет лишь трек MEUTE «You & Me».

Сцена из спектакля.
Фото — Ксения Кузнецова.

Режиссер Оксана Погребняк устраивает настоящую провокацию: вместо привычных елочек-белочек-снегурочек зрителей погружают в историю о тотальном одиночестве человека. Детский спектакль в пустом холодном советском актовом зале звучит особенно щемяще. В основе спектакля — ретроспектива жизни условного дедушки. Аналогия ясна: все мы одиноки. Жизнь человека прошла, и единственное, что у него осталось, — альбом с фотографиями, благодаря которому он вновь проживает отдельные моменты от раннего детства до смерти старушки-жены.

Выбор клоунады как способа существования кажется неожиданным. Актеры-любители изучали этот жанр всего месяц (сама Оксана Погребняк проходила мастер-класс у испанского клоуна Карло Мо), для неподготовленного зрителя подобная клоунада равна нелепому кривлянию. Тем не менее, театр решает идти ва-банк и дает длинную вступительную сцену, не имеющую определенного сюжета. Актеры долго «разогреваются», пробуют себя в роли человека на пороге смерти, привыкают к своему неуклюжему клоунскому телу — простой печально-смиренный вздох разворачивается в тоску по прожитой жизни. Оставаясь в пределах клоунады, актеры переключают пластику от семенящей грузности к кукольной шарнирности. Красный нос и эксцентрика монтируются с потерянностью взгляда и ощущением себя везде и всегда — невпопад. Это по-детски неуклюжие старички и по-детски наивные люди.

Сцена из спектакля.
Фото — Анна Скорыкина.

Новогодняя атмосфера иногда дается через зимние игры, а иногда оборачивается вечной мерзлотой мира, холодом ненужности. Эти клоуны не только не знают, как открыть бутылку, чтобы полить цветок, но и как жить — не знают. Преувеличенный клоунский человек кажется маленьким, потерявшим что-то важное от себя-человека.

Одиноких клоунов режиссер видит всюду: в квартирках, на детских площадках. Одна из сцен — маршрутка, наполненная такими же потерянными клоунами. Маршруточная жизнь копошится, «конечную» объявляет водитель. Конечно, всех высаживают неизвестно где. Конечно, никто не ждал. Одиночество и близость смерти приходят неожиданно.

В целом этюды напоминают поиск человека: что у него, покинутого, осталось от него самого? Что еще не ушло из жизни кроме цветочного горшка вместо елки, личной лавочки и собственного тела?

Просматривая ленту прошедшей жизни, начинаешь задаваться вопросом: где я себя потерял? Когда я ел песок, я еще был собой…

Одна из вариаций поиска себя — игра в кого-то: в ребенка, влюбленного, собаку. Актеры начинают перебирать, проживать человеческие эмоции: за пару минут они успевают погрустить, поплакать, испугаться и посмеяться. Каждый этюд построен на прокручивании типичных ситуаций из жизни любого человека. Первое знакомство, катание на коньках, первый поцелуй — это про каждого, и это про меня, тут я еще есть.

Сцена из спектакля.
Фото — Ксения Кузнецова.

Вспышки маленькой человеческой жизни связывает лейттема — необходимость присутствия другого человека. На контрасте со вступлением в историю каждый клоун старается не остаться один; жизнь — постоянный поиск человека, который может быть рядом с тобой. Кто-то, кто рядом, помогает удержать равновесие, кто-то, кто рядом, дает повод уставшему телу танцевать, кто-то, кто рядом, постоянно покрикивает «идем же», заставляя тебя двигаться в абстрактное «вперед». И только рядом с другим ты становишься собой.

Клоуны О. Погребняк кажутся странными, необычными. Белый клоун — лирический, конечно, грустен, но его грусть обычно все равно комична. Здесь же страдания клоунов, по сути, не вызывают смеха. Иногда из-за недовершенности игровых акцентов, но в основном исходя из задачи — сыграть откровенно комическими, фарсовыми приемами так, чтобы намеренно было не смешно, а отчаянно грустно.

О «конечной» станции жизни шутить сложно. Зато можно придумать хеппи-энд, где в новогоднюю ночь человек все же не останется один. Хотя бы на сцене.