Сегодня мы поздравляем с днем рождения Фарида Бикчантаева — главного режиссера Театра им. Г. Камала. Кроме того, что сегодняшний день ознаменован первым показом его новой большой работы «Мухаджиры», он отмечен еще и выходом большой книги «Режиссер Фарид Бикчантаев», которую мы делали вместе с театром, с которым связана вся жизнь Фарида. Три части книги («Бикчантаев говорит», «Бикчантаев репетирует» и «О Бикчантаеве пишут») дают портрет режиссера в его размышлениях, репетициях и критических отражениях. А еще там есть голоса тех, кто захотел сказать слово о Фариде, — учеников, коллег, исследователей. Эти реплики прослаивают огромный разговор о жизни и искусстве, который случился между Фаридом Бикчантаевым и Мариной Дмитревской. Пусть сегодня прозвучат эти голоса.

В первую очередь он учитель для поколений режиссеров, актеров, человек, прививающий хороший вкус огромному количеству людей уже три десятка лет. И эти люди сейчас — ведущие силы татарского театра, а Фарид Рафкатович — его мозг и вкус. Главное в нем то, что он умеет влюблять в театр. Не знаю, каким образом он это делает, ведь он не ласкает, критикует. Но ты все равно не теряешь эту любовь к театру и к нему. Я думаю, он очень большой педагог, кроме того, что он прекрасный режиссер. А еще на сегодняшний день он — хранитель татарского языка и культуры, потому что и в советское время, и сейчас театр является оплотом их сохранения.

Надо сказать, что национальный театр начинает дышать по-другому, а не только в русле воспроизведения знакомого, — когда появляется особый художник-лидер. Таким лидером для татарского театра с девяностых-нулевых и до сегодняшнего дня является Фарид Бикчантаев. Он уникальная личность. Фарид, он кровь от крови и плоть от плоти театра Камала с его традициями, с его потрясающей труппой, с его очень важной консервативностью и особым зрительским обожанием. Все это Фарид вмещает в себе, но он принадлежит еще и театру европейскому. В спектаклях, которые он делал по русской и зарубежной драматургии, он находил свой мир. Для меня его спектакль «Три сестры», который не пользовался большим успехом в Татарстане, был очень важен, Чехов был прочитан через призму устоев, и это был абсолютно татарский Чехов (в нем была семья как основа, были старшие и младшие, жесткая связь между ними, понятия, которые несла нянька) — и одновременно он был абсолютно европейский. И этот спектакль, на мой взгляд, сделал того Фарида, который есть сейчас: он режиссер, который поставил потрясающую, любимую народом «Голубую шаль» с ее чистотой жанра и верностью крови — и одновременно поставил европейского Йона Фоссе и был номинирован с «Однажды летним днем» на «Золотую Маску». Конечно, эта двойственность разрывает Фарида, но он в силах это совмещать, как было в «Дон Жуане», где все соединялось — и разговор с небесами, и ощущение своего места на Земле.

Эта прекрасная двойственность воплотилась в учениках Фарида. И в прекрасных артистах. И в режиссере и драматурге Ильгизе Зайниеве, человеке очень важном для татарского мира, для ислама, но открытого другим культурам. И в Айдаре Заббарове, легко работающем и в Казани, и в Москве, и в Питере: он делает вербатим о татарской деревне и спектакль по прозе Льва Толстого… Это то, в чем Фарид продолжился и что принесет плоды и русскому, и татарскому театру.

Помимо этого Фарид, конечно, является одним из лидеров тюркской культуры. Фестиваль «Науруз» во многом его усилиями сплотил в едином театральном поле тюркские театры. Там есть и Форум для молодых, есть специальные фестивали, посвященные якутскому или алтайскому театру. Все это делает Фарида яркой личностью не только в национальном театре, но и в российском пространстве. Та удивительная ситуация, которая сложилась в Татарстане (а там невероятное количество успешных театров), — неоспоримая заслуга Фарида как сеятеля. Он преподает, учит, привозит интереснейшие мастер-классы. Он никогда не боится разборов, замечаний, он автор этого процесса последних десятилетий. Просто повезло Татарстану…

Фарид Бикчантаев, чей теплый глубокий дар так благотворно обновил жизнь одной из самых мощных трупп нашей страны — казанского Татарского национального театра им. Галиасгара Камала, совершил невозможное. Еще четверть века назад все точно знали, что тюркский театр с его звонкой музыкальностью, пестротой, прихотливой и яркой игровой природой, сильными и локальными страстями, бушующими на сцене, не слишком совместим с неспешным психологизмом и сценическим экспериментом.

Продолжатель знаменитой камаловской театральной династии, Фарид Бикчантаев вернулся в родной театр и с первой же режиссерской работы начал расширять художественные границы своей национальной сцены. В 1989 году он поставил спектакль «Бичура» — нежную, изящную притчу о татарском домовом, живущем в заброшенном доме и вспоминающем былых его обитателей. Что-то норштейновское угадывалось в том сценическом повествовании: теплые интонации, пастельные тона, обращенная к жизни мягкая улыбка, летучая печаль и след театральной тайны, не подлежащей разгадыванию до конца. Такого сценического языка татарская сцена еще не знала.

Вместе с Салимжановым они сначала вдвоем набрали актерский курс, а потом Фарид Бикчантаев стал преподавать один. Так получил он, наконец, то, к чему стремился: пусть учебную, но лабораторию, студию, подчиненную непрагматическим целям театральную семью. Учебный процесс прорастал репетициями и спектаклями. С молодыми Фарид кроме татарских спектаклей поставил «Ромео и Джульетту», «Чайку». Так еще при жизни Марселя Салимжанова он начал изнутри подрывать татарские театральные предрассудки — ведь шекспировские трагедии до постановок Фарида Бикчантаева особого успеха на камаловской сцене не имели, а большие пьесы Чехова и вообще были негласно признаны несовместимыми с природой тюркской театральности. Он узаконил для татарской сцены обоих классиков. Начиная с блистательного камаловского поколения сорокалетних, все артисты нынешней труппы Театра Камала выучены, сформированы как профессионалы и личности Фаридом Бикчантаевым.

Он стал главным режиссером Камаловского театра, вполне осознавая тяжесть миссии, которую на себя взвалил. Национальный театр должен выступать хранителем языка, даже традиций. Должен регулярно воспроизводить национальную классику, сплачивать свой народ. Это трудная задача, требующая точных тактических и стратегических решений, да еще осложненная тем, что нельзя превратить театр в этнографический музей, что нужно чувствовать меняющееся время, его дыхание, его проблемы, его стилистику.

Так появился цикл режиссерски стилизованных музыкальных татарских мелодрам, жанр которых смягчался идиллической ностальгией по минувшему, а идеологическая и эстетическая архаика снимались средствами мягкой иронии и актерского травестирования. «Казанские парни», «Рыжий насмешник и его черноволосая красавица», «Казанское полотенце», «Молодые сердца» и поставленная совсем недавно заново татарская суперклассика «Голубая шаль» — все эти очень разные спектакли превратились в пестрые, театральные, игровые и умные действа, пролагающие прочный мост между временами прошлым и нынешним.

В таких почти публицистических спектаклях, как «Немая кукушка», «Одержимый» и «Женщины 41-го», Фарид Бикчантаев возвращался в недавнее прошлое своего народа, чтобы переосмыслить его, освободить от застарелых советских идеологических норм, стереотипов, вранья.

Одной из важнейших, программных для Фарида Бикчантаева стала постановка «Трех сестер» Чехова 2005 года — мудрый, ясный, воистину чеховский спектакль. В первом акте мир прозоровского дома почти идентичен детскому воспоминанию, отлетевшему со Старой Басманной. Но погубят его все понемножку, позволяя себе быть хуже, чем могли бы, малодушно прячась от реальности, простив друг другу то, чего прощать не должно.

В 2013 году режиссер предпринял невероятный для татарского театра эксперимент, поставив сложнейшую психологическую драму Й. Фоссе «Однажды летним днем», а в 2016-м выпустил в Башкирском академическом театре драмы им. М. Гафури напряженную, глубокую ануевскую «Антигону», и оба спектакля были номинированы на «Золотую Маску».

Волна модернизации всего татарского театра исходит сегодня именно от Фарида Бикчантаева и его молодой команды, а порой — как с международным театральным фестивалем «Науруз» и существующим при нем образовательным форумом — распространяется далеко за пределы республики. Редкое соединение талантов театрального деятеля, педагога, режиссера и лидера позволяет Бикчантаеву с каждым годом только наращивать любопытство к жизни и созидательный театральный азарт.

У нас очень простые отношения. Я его всегда понимаю с полуслова, хотя всегда все неожиданно, и я до сих пор не могу сказать — он действительно спрашивает тебя, потому что реально не понимает, или делает вид и провоцирует тебя решать вместе… Так было всегда, со времен учебы, чтобы актер сам пришел, родил роль. А так все просто. Мы с ним 30 лет, с 1990 года. Нам колоссально повезло: он только выпустился, у него было столько творческой, педагогической энергии! Все пробовал. Мы тут с утра до ночи, практически, жили. Работали на 150 %. В то время в России существовали великие учителя — и он принес мощнейший творческий зуд. У него все было свежее, новое, и львиная доля его реформаторства шла через нас.

Его роль в моей жизни колоссальна. Благодаря ему я в театре, благодаря ему играю, все благодаря ему. Фарид Рафкатович в первую очередь — мой учитель. Во-вторую — мой друг. В третью очередь — мой режиссер, с которым я не стесняюсь и не боюсь нового, неудобного, не боюсь пробовать. Я ему верю. Если он берется за какую-то большую вещь (хотя, как руководитель, он раб репертуарной политики) — работать с ним одно удовольствие. Да даже просто находиться рядом и слушать, что он говорит, видеть, о чем он думает. Больше всего меня удивляет в Рафкатовиче слепая, иногда раздражающая страсть к театру. Я знаю его с 1990 года и не понимаю, как это выдерживали семья, близкие, Люция: жена, дети, быт, кто во что одет — после ГИТИСа все это не имело для него никакого значения. Мало того, он и нас заразил всем этим, и я думаю: если бы ту модель наших отношений, наших репетиций перенести в сейчас — чья бы супруга, чья семья, чьи домашние выдержали бы это? Так репетировал только Фарид Рафкатович. Прибегали наши родители: где дети?! Простой человек не мог понять, как можно так работать.

Мне посчастливилось играть во всех его знаковых работах, быть соучастником. Репетировать с ним — это всегда вызов для тебя: давай, предлагай, пробуй… Ты пробуешь, но… делаешь в результате то, что хочет он. Он тихий, на репетициях никогда не орет, ему не надо двери пинать (Марсель Хакимович был барин, царь, и если мы слышали, что он в театре, — разбегались по гримеркам). Приходит в театр — и на репетицию или к себе в кабинет, не ходит по театру с ощущением «я здесь хозяин». Некоторые даже обижаются, что он такой «неотец». А мы же в жизни все не очень интересные люди, представляем интерес только на сцене.

Вот уже 30 лет как я женился. И то, что я сейчас расскажу, говорит о том, что представлял из себя молодой Бикчантаев в 1992 году. Мы уже тогда играли в театре, у нас были маленькие роли, у Фарида была любимая поговорка: «Я из вас импотентов сделаю» — то есть не интересоваться ничем, кроме театра, никаких вам женщин и прочего, любовь — только репетиция, только театр. А я был после армии и решил на втором курсе жениться. И спрашиваю: «А можно 10 января, после Нового года я женюсь?» Они такие с Салимжановым: «Хорошо, женись». Я готовлюсь к свадьбе — и вдруг они меняют репертуар и ставят на 10 января мой спектакль. «Мы забыли, давай найди другой день». Хорошо, перенесли на 18 января, я не занят. Готовлюсь, уже машину наряжаем, а они накануне, 17 января, меняют репертуар, ставят «Ромео и Джульетту», я — Петр. Прибегаю к Марселю Хакимовичу, глаза вытаращены (это же 90-е годы, нищета, чтобы свадьбу провести, столько всего нужно!). «У меня же свадьба!» — говорю я им, а Фарид мне отвечает: «А при чем здесь академический театр и его репертуар? Делай что хочешь…» Ноги у меня подкосились, иду домой (ладно моя мама, она поймет, а сторона невесты?..), чувство — как в машине, когда смерть проскочила где-то рядом, боль в коленях, подгибаются. Прихожу, сообщаю маме и теще. Они просто молча сели, грузно так сели. Короче, мы расписались в 14.00, начали свадьбу — и тихонько в театр. И три с половиной часа я играл Петра. Потом вернулись. Я много лет «припоминал» ему этот случай. Сейчас Фарид рассказывает эту историю как пример моей преданности театру. Но она не про то…

Или вот случай. Мы учимся, высшее образование получаем — и назавтра у нас экзамен по истории театра. А он не отпускает, репетирует и репетирует. И вечером накануне экзамена приходит и говорит: «Мне на сцене нужен чистый квадрат два на два. Он должен быть белый, вы должны снять с планшета серый слой». И вот мы, шесть мальчиков, всю ночь разбитым стеклом скребли планшет, а девочки нам читали: «Билет номер один…» И мы же понимали, что он сделал это специально: вы будете делать то, что я хочу, когда хочу и сколько хочу.

Он болел Васильевым, Някрошюсом, заражал нас. Опять же Михаил Чехов, вот тут персонаж впереди, а тут он сзади… И каких люлей мы получали, когда влились в труппу! «Так не играют! Играйте, играйте!» Теперь уж мы старики, и у нас учатся…

Удивительно, что все мы — один колхоз. Из Береске — Бикчантаевы и Хайруллины, Искандер даже, получается, троюродный племянник Фарида Рафкатовича. А мои предки — из соседней деревни, ее видно из Береске. У меня есть фотография: 1 мая 1971 года, на ней девятилетний Фарид Рафкатович, мой папа (он работал в нашем театре водителем) и актер Дилюс Ильясов. А мне в то время год. Кто бы мог подумать… А спустя годы отец подвел меня познакомиться с Фаридом. Маленький, худенький, выглядит молодо. И что, я у него учиться буду? У этого ребенка? А потом как начали… Он страшно начитан, он очень много знает. Но в отличие от тех людей, которые много знают, но не знают, что с этими знаниями делать, Фарид Рафкатович умеет все аккумулировать. Он умеет тебя обманывать, он очень хитрый, он твои недостатки в спектакле может использовать. Он очень грустный, он не любит жары и любит дождь. В слякоть и сырость ему хорошо. И его меланхолия, его грусть дают ему так делать Чехова…