«ZAVIST’».
Площадка «Скороход».
Режиссер София Никифорова, художник Полина Хамраева.

ЗАВЯЗКА

В чем сложность зависти как чувства? Как рождается творчество? Пьеса «Моцарт и Сальери» больше, чем про зависть? Какова природа зависти? Природа — это буквальное понятие с тропическими лесами, или это про что?

Сцена из спектакля.
Фото — Анастасия Князева.

Можно ли уместить модный показ, лакшери-образы, кроссдрессинг, гимны природе Таиланда, отсылки к режиссуре Евгении Сафоновой («Пиковой даме», «Медее»), полный текст маленькой трагедии Пушкина в одном спектакле за полтора часа? А еще — полновесную работу над сложным звуковым ландшафтом спектакля, танец Вог, видеоконтент в духе музыкальных клипов, доведенные до абсурда сцены из жизни райских птиц или бесов, сцены-выступления актера в образе Завистника или вовсе Зависти во плоти, удивительно напоминающем ведьму Урсулу из диснеевской «Русалочки» 1989 года? А гротесковый юмор, перемешанный шутками о йога-практиках, а пластическую игру артистов, а речи бизнес-тренера Тони Роббинсона? До какой степени всеобъемлемости можно или нужно дойти, чтобы поговорить про зависть со всех-всех сторон, в бесконечном ассоциативном ряду, возникающем у творческого человека в связи с этим понятием?

СРЕДИННАЯ ЧАСТЬ И КУЛЬМИНАЦИЯ

Тема зависти сейчас, вырастая до масштабов государств, очевидно на повестке. Это то, что касается каждого, вне зависимости от присутствия или отсутствия этого чувства в тебе лично. Потому спектакль-расследование зависти (по крайней мере, так подается пиар-службой постановка Софии Никифоровой) еще на берегу завлекает — как способ вместе разобраться в сущности процессов внутри и снаружи, их природе и последствиях.

София Никифорова — яркая, самобытная актриса (роли Медеи в «Медее» Евгении Сафоновой, Хенрика в «Венчании» Бениамина Коца, Лебедушки в «Птицах» Марии Романовой и другие), ученица Юрия Бутусова. Несколько лет назад, на пике своей карьеры в Театре им. Ленсовета, уехала жить на остров Самуи. Летом 2021 года София Никифорова вернулась в Россию, а в декабре состоялась премьера ее дебютной режиссерской работы — спектакля «ZAVIST’» по одной из «маленьких трагедий» А. С. Пушкина.

Сцена из спектакля.
Фото — Анастасия Князева.

До этого актриса пробовала себя в кинорежиссуре — документальный фильм «DANCE DAY» (2016) о мире танца и еще не вышедшая в прокат картина «Хроники моей любви» о закулисной жизни Театра им. Ленсовета; она ставила эскиз по новеллам Джованни Боккаччо в рамках театрального фестиваля Hektomeron в Крайове. Одновременно с выпуском спектакля «ZAVIST’» София Никифорова участвовала в спектакле Андрея Прикотенко — постановке «Серотонин» в «Приюте комедианта». Она исполняет все женские роли в спектакле.

Долгий и необычный опыт отстранения, самоорганизованный Софией Никифоровой в Таиланде, помог ей развиться как педагогу актерского мастерства (она запустила курсы «Путь героя» и «Техника осознанного слова»), приостановить сотрудничество с государственными театрами и, наверное, сформировал некую философию и специфическое видение вещей и ситуаций, без которых невозможно было бы поставить спектакль «ZAVIST’» в том виде (с теми артистами, образами, элементами и т. д.), в котором он есть сегодня.

В социальных сетях проект «ZAVIST’» определен как «музыкально-визуальный перформанс». Это следует учитывать, рассматривая элементы спектакля и их роли в целостной картине.

Литературной основой постановки является одна из четырех пьес «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина — «Моцарт и Сальери». Текст классика воспроизводится полностью, однако разбит отобранными режиссером отрывками иных текстов — писем Моцарта, цитатами из Ницше, различными материалами о Сальери, учениями Тони Роббинсона, авторскими монологами и диалогами, составленными создателями спектакля. Литературная основа настолько разнообразна, что ее элементы кажутся несогласованными между собой. Все — про зависть, работу над собой, творческий процесс, но общей темы, идеи, ключевого конфликта в постановке будто бы и нет. Тексты, фразы, цитаты — лишь повод для визуального и музыкального высказывания.

Сцена из спектакля.
Фото — Анастасия Князева.

Саунд-дизайн постановки движет действие. С музыки и выхода на сцену композитора и исполнителя Ксении Шамариной начинается спектакль. Кульминация «Моцарта и Сальери» также решена участием (в живом плане) саунд-дизайнера. Ксения Шамарина держит в руках ампулу со светящимся зеленым ядом, отбивает тростью стук сердца и прочий соответствующий моменту звуковой ландшафт, направляя, тем самым, героев. Основная музыка в спектакле — экспериментальные интерпретации классических произведений (Баха, Моцарта, Сальери, Грегорио Аллегри), а также ритмы, складывающиеся из звуков природы, голоса Ксении Шамариной, битов. Сила музыкального воздействия усиливается эстетически точным визуальным решением постановки.

Сценография, проекция. Все эти элементы тщательно согласованы между собой. Белые листы задника (так выглядят декорации — стены из натянутой белой ткани) работают неразрывно с проекцией. Тропические лесные видеопейзажи, попугаи, фрукты и прочая райская благодать, а иногда и просто световая заливка сцены во всем цветовом многообразии, по всей ширине ткани раскрываются на зрителя (сценография и видео — Полина Хамраева). Вместе и одновременно с музыкой эти картины отделяют один этюд от другого, если не логически, то эстетически соединяя действие. Именно по проекции зритель узнает заданные обстоятельства героев и некоторые выводы режиссера о пьесе. Например, что Моцарт и Сальери попали в рай и стали попугаями на праздничном богемном пиру у Софии Никифоровой и других создателей спектакля. Или что гроб Моцарта, зарытый в землю, означает потерю того самого рая, о котором нам сообщали выше. Это все представлено на проекции буквально, в духе видеоряда к музыкальным клипам. Несколько раз в спектакле задние листы декорации открываются, словно парадные двери, распахивая перед нами второй ярус пространства — там прячутся похожие белые листы, но сам факт наличия еще одного уровня в глубине сцены, действительно, создает эффект расширения мира, ощущений, видения. Моцарт (Маргарита Таничева), одухотворенный музыкой (визуально дергающиеся глаза и движения похожи на экстаз или приступ эпилепсии), как бы открывает нам врата в прекрасное, райское, ранее недоступное. И там — новый уровень проекции. Минималистичная и вместе с тем объемная работа со сценографией, преобразовывающейся с помощью видеоряда, усиленного точно подобранной или созданной под него музыкой, — сильная сторона спектакля. Выходит цельное визуальное произведение, сосуществующее с актерскими этюдами.

Сцена из спектакля.
Фото — Анастасия Князева.

Каждый образ, созданный в спектакле (Завистник, Сальери, Моцарт, Скрыпач, райские попугаи), детально продуман именно в визуальном отношении. У Завистника облачение гусеницы-люкс: пышное зеленое платье со шлейфом, будто с подиума или из королевских закромов. Одна застывшая поза Александра Казанцева в этом наряде — словно с фотосессии для журнала о высокой моде. Сальери (в исполнении того же актера) одет строго, но не менее стильно и элегантно: мужская черная блуза, брюки, зачесанные назад светлые волосы. Костюм Скрыпача (Ксения Шамарина) — черный пиджак, под которым только черный лиф, — напоминает образ Мелиссы Сатта на 76-м Венецианском кинофестивале. А Моцарт (Маргарита Таничева) — в белой блузе с жабо, в не менее эффектных бежевых брюках с подворотами (по типу кюлотов), белых гольфах, стилизованных под моду XVIII века туфлях. Окрыленность и воздушность мечтательного Моцарта-Таничевой наглядно выражена в костюме, так же как и образы остальных героев — их формулы прописаны визуально.

Первичное значение обретают пластика, голос и способы произношения, определяемые поэтичностью словестных конструкций. Тут важно как совпадение с визуальным — костюмом, — так и работа с текстом монолога или диалога как формой мышления и языка образа, поиск ритма и его встраивание в музыкальный ряд спектакля. Райский попугай-Сальери (Казанцев) помимо выдержанной стилистики дрэг-квин мелкими и резкими движениями имитирует птицу. Поймавший вдохновение Моцарт (Таничева) взлетает в воздух легкими прыжками, схожими с балетными движениями. Музыка, акцент в произносимом тексте — и мы видим зарисовку картинок-образов, видоизменяющихся от этюда к этюду. Визуальное и музыкальное дополняются актерскими работами, широкими мазками рисующими карикатуры на те или иные настроения, темы.

Сцена из спектакля.
Фото — Анастасия Князева.

Именно проекция видеоклипов хоть как-то поясняет нам, чьи образы мы видим в следующем этюде. Интуитивно и визуально многое считывается, да только литературная основа порой шальная. А главное, соединив все элементы вместе, собрав тематические этюды, насмотревшись на подсебятничество и борьбу за гламурные атрибуты (журнал Vogue, модные солнечные очки и так далее) райских птиц в тропическом лесу, на Сальери-Казанцева, самозабвенно, мазохистски стегающего себя ремнем по рукам, — трудно определить режиссерское высказывание. Если оно соотносимо с названием и касается чувства зависти, то разве есть оно у других животных, кроме человека? И так ли высоко, почти на верхушках деревьев, как это выглядит на видео, в тропиках покоится рай? И какой редкий ассоциативный ряд свяжет все эти прелести Таиланда с «Моцартом и Сальери» Пушкина? Свяжет ли природу зависти таланта к гению, человека к благам другого человека, метафорических птиц к добыче других метафорических птиц? Это красиво, ярко, поэтично. Современно. Но все же вопросы одни, а ответы — совершенно в другой плоскости сознания.

Все элементы спектакля (в эстетике небинарности и дрэг-культуры, минимализма, эксперимента) остроумно сделаны и визуально прекрасны, но не согласованы между собой действием, целостностью какого-либо авторского и режиссерского высказывания. Посмотрев «ZAVIST’», нельзя определить, о чем постановка. Неясен не только конфликт спектакля (бесконфликтной драматургией «Моцарта и Сальери» назвать сложно), неоднозначны и его основной сюжет, фабула, тема. Это и интригует. Принцип построения «ZAVIST’» сугубо визуальный, эстетический, биографический, интуитивный? Возможно, тут некий микс этих подходов. Невольно начинаешь задумываться о личности режиссера и ее жизненном опыте, вкусах, интересах. Оставляешь попытки подступиться к зависти как чувству и состоянию, собрать какой-то концепт, изучить сущность понятия. Аналитика бессильна в случае этого спектакля, визуальный и звуковой ряды захватили действие и постигаются исключительно иррационально, то есть чувственно.

Сцена из спектакля.
Фото — Анастасия Князева.

РАЗВЯЗКА

Главное, что «мысль не идет по инерции»; «жизнь нужно проживать чувственно»; надо «не играть персонажа, а играть образ мышления»; «выбор материала, актеров и вообще весь командный процесс невозможно объяснить разумом…» (из предпремьерного эфира и постов в инстаграме Софии Никифоровой).

На все обозначенные в спектакле вопросы София Никифорова и не пытается находить ответы. Логической или идеологической концепции в привычном понимании в «ZAVIST’» тоже нет. Есть коллаж ассоциаций, ощущений, неочевидных мыслей, не подкрепленных ничем позиций. Много красок, образов, необъясняемой и неожидаемой неклассической визуальной и музыкальной красоты. И можно было бы укорить режиссера в отсутствии пояснений, незнании простых вещей… Только вряд ли София Никифорова могла этого всего не знать, не обдумать или не увидеть. Спектакль «ZAVIST’» интересен тем, что строится вопреки всему.