Лаборатория «ON.Театр. Питер-Милан»
Заглянув в блог от 2 июня, вы легко восстановите в памяти концепцию лаборатории «ON.Театр. Питер-Милан». Но, только прилетев в Италию, я вполне оценила масштаб проекта, затеянного Миленой Авимской.
Каждый день, когда человек сорок итальянцев и столько же наших актеров, режиссеров и драматургов строго по времени приходили быстро пообедать (вариант — поужинать после показов), и эта двуязычная толпа одновременно уточняла что-то в переводах, делилась впечатлениями и российской своей частью переживала «взрыв мозга» от встречи с Италией (почти все были здесь впервые, прилетели накануне фестиваля вместе с итальянскими режиссерами, репетировавшими в Петербурге) — вот тут точно ощущался весь размах продюсерского замысла «Милены в Милане». Он осуществлен вместе с театральной школой Паоло Грасси (все драматурги, чьи пьесы были предложены нашим режиссерам, — выпускники этой школы разных поколений).
Итак. Четыре пьесы молодых российских драматургов («Прекрасное Далёко» Данилы Привалова, «Развалины» Юрия Клавдиева, «Лодочник» Анны Яблонской и «Невероятные приключения Юли и Наташи» Германа Грекова и Юрия Муравицкого) поставили четыре наших молодых режиссера (Георгий Цнобиладзе, Глеб Володин, Екатерина Максимова и Михаил Смирнов) с молодыми итальянскими актерами.
Четыре итальянских пьесы («Конец семьи» Магдалены Барриле, «Измены» Паолы Понти, «Звери в тумане» Эдоардо Эрбы и «Самые продающиеся» Ренато Габриэлле) поставили четверо молодых итальянцев (Кристина Бельджоёзо, Ирина Сабристова, Марио Д’Авино и Лука Роделла) с актерами из Петербурга.
Испекшись на дневной миланской сковородке, открылись 27 июня при довольно большом стечении профессионального народа в театре Франко Паренти. Это дивное театральное пространство с пятью сценами — функциональное, просторное, демократичное и театральное одновременно. Никакой роскоши, мрамора и люстр, которыми так славны наши театры. Здесь бархат заменен хорошо нарисованными пурпурными драпировками с золотыми кистями, но зато можно играть в каждом углу. Опять позавидовалось: нам бы в Питере такое современное здание для независимых проектов… Не «Буфф» с его помпезной роскошью, не капремонт для Гальцева, а вот такое, простое, удобное, каких много в Европе и нет у нас…
Российские пьесы оказались явно сильнее, с экзистенциальными отсветами (то из жизни ангелов, то о встрече с дьяволом), но и длиннее, многословнее, литературнее. Итальянские — с упором на кризис семьи и с банальным обличением современных масс-медиа. Проблемами итальянской семьи озаботили нас с самого начала.
День первый. Шаг первый.
«Конец семьи» в постановке Кристины Белджоёзо, семейную историю — помесь агитки с абсурдом — играли Роман Кочержевский, Марианна Мокшина, Александр Сулимов и Маргарита Алешина. Тема семьи для итальянцев архетипическая (мать, отец, дети, Рокко, его братья, Филумена, сыновья, Сориано…) Видимо, архетип утомил, и молодой драматург иронизирует над матерью, простирающей крыла над разваливающейся семьей (уходят дети, муж, так и мерещится трагический профиль Анны Маньяни…) слабым отцом (тут видится жмущийся к стене Марчелло Мастрояни…), а также детьми.
Г. Цнобиладзе, поставивший «Прекрасное далеко» со всей истовостью школы Л. А. Додина, погрузил темпераментных итальянских артистов в жизнь, похожую на ту, что они с курсом рождали, работая над спектаклем «Жизнь и судьба» по В. Гроссману. Придуманный им и художницей Любовью Полуновской рай не похож на прежние светлые «раи» (алтайский, якутский, марийский, «фильштинский» — пьеса идет по России), а похож на Гулаг, и спектакль должен бы называться «Не жизнь и не судьба» или «На дне» (это скорее ночлежка, низ, чем тот свет, верх). Шутки шутками, но непонятно как за 20 дней Цнобиладзе успел сделать такой проработанный, прожитый, во всем осмысленный спектакль, окольцевав легких птиц — молодых, кокетливых, грациозных итальянцев — тяжелыми оковами драматических «предлагаемых» и заставив их проживать материал «по Станиславскому». К тому же в спектакле много чисто режиссерских образных решений: и белые простыни — будто облака, в которых исчезают, на которых сидят на нарах, «как король на именинах», и радиоаппаратура, с помощью которой Серега дистанционно учит летать Васю, и письма на свободу, написанные у кого на куске хлеба, у кого — солью на табуретке, у кого — на той же простыне…
День второй. Шаг второй.
Г. Володин, взяв радикальную, трагическую пьесу «Развалины» (питерские театры трусят ее ставить), предпринял некое путешествие итальянцев в блокадную Россию, в Ленинград, о котором им известно меньше, чем о Древнем Риме. Два прелестных молодых актера — Энрико Питалюче и Мартина Маргокоци, сперва бездумно, а потом все более погружаясь в тему, изучают блокаду, пользуясь не только пьесой Клавдиева, но и «Блокадной книгой». И все это — под Седьмую симфонию Шостаковича. Ход актеров к ролям был бы прекрасен, если бы стал сквозным принципом и сюжетом спектакля. Но, бросив его, режиссер дальше вдруг пошел путем иллюстраций, возвращая экзистенциальную драму Клавдиева к шаблонам советских тюзовских спектаклей о войне, а актеров двинул в натужную характерность. Мария Развалина, грешащая трупоедством и тем спасающая свою семью, а заодно и соседа Ниверина, выглядит Бабой Ягой, хотя в пьесе это трагический персонаж, обреченный социумом на смерть, но выживающий вопреки всему.
«Измены» (из жизни одной пары) — легковесную болтовню, рассчитанную на незамысловатый, но техничный актерский дуэт, попытались сыграть как психологическое нечто, ныряя в глубь и стукаясь головами и коленками о близкое дно. Потому что нет там психологизма, мотивировок, etc. Хотя Валерий Степанов был хорош. Но — помимо и поверх слабого текста.
День третий. Шаг третий.
Екатерина Максимова опрокинула драму А. Яблонской о горьком пьянице Стороже, подписавшем договор с Женщиной с косой (Смерть) на перевозку людей через реку (Стикс), на европейскую почву: она создала из многозначительной поэтической мелодрамы с говорящими деревьями и покойниками современный миракль (жанр, понятный итальянцам). При этом в формы европейского миракля поселила совершенно нашего, отечественного героя, русского пьянчугу, ставшего Хароном, в лодке которого однажды оказалась его, Лодочника, любовь Оля. Как и положено в миракле, происходило чудо, боролись Жизнь и Cмерть, но при этом нашлось и много смешного, зрелищного. Опять же вопрос — как успела Максимова за 20 дней сделать такое многофигурное и многотемное зрелище.
Из всех итальянских пьес сильными показались только «Звери в тумане» — странная символистская история блуждания современных людей в тумане, без веры и любви. В последний момент, под напором наших артистов, режиссер Марио Д’Авино за одну репетицию перенес спектакль с малой сцены в просторное фойе театра, и это дало спектаклю особый драйв: актеры блуждали по лестницам и галереям — как их герои в тумане, иррациональность происходящего получила пространственный эквивалент. Вопрос — где будут играть в Питере…
День четвертый. Шаг четвертый
Михаил Смирнов сделал спектакль о Юле и Наташе — тинейджерках, пробующих на ощупь все — от встречи с дьяволом до леcбиянства, вообразивших себя булгаковскими Маргаритами, — в формах современной поп-культуры, присвоившей и роман Булгакова тоже. Замечательные девчонки-актрисы под нашу музыкальную попсу играли отношения, похожие на отношения подруг в фильме «Все умрут, а я останусь».
А под конец наши актеры (Максим Фомин, Соня Горелик, Алена Бондарчук и др.) продемонстрировали победу над пьесой «Самые продающиеся», обличающей телевизионные ток-шоу. Ребята буквально работали аниматорами текста, на нервном напряжении сыграв спектакль энергично и напористо. Что не прибавило смыслов происходящему.
Четыре дня было удивительно азартно наблюдать, как итальянские актеры брали наш материал природным артистизмом, при этом доверчиво входя в законы психологического театра. И не менее интересно — как наши не поддавались энергичным рукам итальянцев и «бурили» вглубь, «зазернялись», раскатывая школу переживания по плоским текстам. На раскаленной итальянской сковородке испекся интереснейший продукт, состоящий, как некоторые виды пиццы, из разных кусков, но составляющий одно целое. Дай бог, чтобы не остыл к нашему сентябрю!
Как свидетель и участник проекта «Милена в Милане» (точнейшая метафора!!!) подписываюсь под каждым словом — и описательным, и оценочным. Масштаб содеянного красивой умной талантливой женщиной Миленой Авимской ошеломил. Пора упрашивать её взять курс по обучению продюсеров в Академии! Добавлю к подробному тексту Марины следующее. Итальянцы, как выяснилось, практически никогда не обсуждают увиденные спектакли публично — с критиками, артистами, режиссёрами. Видимо, работает европейская тема суверенности личности и невозможности прилюдных разборок. В газете потом — пожалуйста. Но в лицо… Поэтому, когда Марина Дмитревская, Павел Руднев и ваш покорный слуга внятно, подробно и порою жёстко рассказывали участникам проекта (ежедневно, перед показом следующей пары спектаклей) о том, что они увидели накануне, — было горячо. Когда на одно из таких обсуждений пришли ведущие театральные журналисты Италии (как на мастер-класс!), были реплики с их стороны — «слишком строго». На что от «нашего стола» прозвучало: «Это мы ещё добрые!» Шутки в сторону — только так и имело смысл разговаривать, тем более, что в сентябре всё сделанное будет предъявлено в Петербурге. Кто из режиссёров услышал — сумеет использовать по назначению. Видела. как итальянские артисты записывали в блокноты наши замечания-предложения (писали, как всегда, самые талантливые!). Очень хочется, чтобы проект прозвучал и у нас в городе!
Молодцы! Дерзайте! Болеем за вас и желаем успеха.