«Загадочное ночное убийство собаки». С. Стивенс.
Пермский академический Театр-Театр.
Режиссер Данил Чащин, сценография и костюмы Дмитрия Разумова, видеохудожник Михаил Заиканов.

На спектакль «Загадочное ночное убийство собаки» в Театр-Театр я шла полулегально. Притом что карантин вроде бы закончился, на площади перед театром веселился народ с детьми, — премьера спектакля все-таки проходила в жанре «для своих», а я шла в маске, перчатках и очках. В театре все тоже были в полной экипировке. При входе маски выдавали всем неразумным, опрыскивали всех желающих, театральные поцелуи и объятия прекратились по естественным причинам. Руки по привычке воздевались, но останавливались на полдороге. Зрители сидели на сцене, но социальная дистанция была строго соблюдена. Жизненная реальность заявила о своих новых правилах. Ну и ладно. Хорошо, что все-таки играли для людей, а не цветы по креслам рассадили.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Харин.

Роман Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки», изданный в 2003 году и получивший престижную Уитбредовскую премию как лучшая книга года, мгновенно разошелся по читающему миру тиражом более двух миллионов экземпляров. Но поскольку наша страна незаметно выпала из разряда «самых читающих», то нельзя сказать, что у нас этот роман стал бестселлером. Пьеса Саймона Стивенса под тем же названием была даже поставлена в нескольких театрах страны («Современник», режиссер Егор Перегудов, 2013; Архангельский театр драмы, режиссер Алексей Ермилышев, 2017), но «пожаром» по стране она не пошла. Думаю, не случайно.

Наше народонаселение (не рискну назвать его обществом) в «сытые» нулевые годы кинулось потреблять невиданные раньше блага цивилизации. Количество телепередач, где звезды экрана, изящно растопырив пальцы, смешивали, заваривали, жарили, тушили, при этом лепеча что-то про пользу и издавая один и тот же звук, обозначающий высшее блаженство, зашкаливало. Потом, наконец, наевшись, все кинулись худеть. В театр тоже стало принято ходить за удовольствием. Детей в театре стало опасно травмировать болью, сочувствием. За переживания ребенка по поводу страданий героев театр мог схлопотать большие неприятности. Я имею в виду вполне конкретный случай на спектакле Николая Коляды, когда мамаша, возмущенная рыданиями девочки-подростка, требовала наказания для артистов, которые «довели» девочку до слез.

Еще несколько лет назад трудно было представить, что театральных зрителей можно привлечь историей мальчика-аутиста, который расследует убийство соседской собаки. Но сейчас что-то в жизни меняется. Немного, но все-таки что-то сдвигается в нашем сознании. И театр тут играет не последнюю роль. Конечно, началом изменений стала деятельность Любови Аркус и ее книга «Антон тут рядом». Появились спектакли Яны Туминой, Бориса Павловича, в разных городах России (знаю театры в Томске, Екатеринбурге, Перми) режиссеры работают с «солнечными детьми», с аутистами — все это и есть капли, которые камень точат. Но, говоря честно, по-прежнему жизнь особых людей интересует только тех, кто действительно рядом с ними. Жизнь и так тяжела, как обнаружилось, и люди не хотят впускать в себя чужую боль. Фраза «не грузите меня» давно стала девизом наших дней.

Сцена из спектакля.
Фото — Матвей Ерёмин.

Почему я пишу такое большое предисловие к рассказу о спектакле Данилы Чащина, который только что появился в Пермском академическом Театре-Театре? Наверное, потому, что, во-первых, я рада, что он выпущен, несмотря на опоздание из-за пандемии. Во-вторых, я не очень уверена в его счастливом будущем, благодаря… см. выше, но очень рада буду ошибиться. А теперь — о спектакле.

В центре истории пятнадцатилетний мальчик-аутист Кристофер Джон Френсис Бун. Он не переносит чужих прикосновений, не терпит толпу и ненавидит желтый и коричневый цвет. А красный любит. Его ум, бесстрастный и острый, выдает в нем личность незаурядную и, может быть, даже выдающуюся. Он живет с отцом, тоскует по умершей два года назад матери и любит соседского пуделя Веллингтона. С ночного убийства собаки и начинается цепь событий, которая в корне изменит его жизнь. Поскольку именно Кристофер оказался рядом с убитым пуделем, полицейский считает, что убийцей может быть он. И мальчик начинает сам расследовать эту потрясшую его смерть. В истории присутствует сильный детективный оттенок. Но действие начинает развиваться совершенно в другую сторону, и несчастный погибший пудель уходит на задний план. А Кристофер, меняясь на наших глазах, заставляет измениться всех окружающих.

Спектакль проходит на планшете сцены. Над ней висит герой. Он в красном костюме, напоминающем скафандр космонавта. У него беспомощно болтающиеся в воздухе босые ноги. Играет его Александр Гончарук. Прямо скажем, не очень юный и уж точно не травести. Обычно в Театре-Театре он играет героев мюзиклов. У него красивый сильный голос, но он, на мой взгляд, лишен именно «героического» обаяния. А в этом спектакле я увидела совершенно другого Гончарука, который был невероятно притягателен. Весь спектакль (час пятнадцать) он висел, переворачиваясь, кружась вокруг собственной оси, надолго оказываясь вниз головой, изгибаясь в каких-то нечеловеческих позах. Он напоминал то космонавта в состоянии невесомости, то человеческий эмбрион, то тупого навязчивого подростка, то отчаявшееся безумное существо, почти потерявшее человеческий облик.

Сцена из спектакля.
Фото — Матвей Ерёмин.

Начало спектакля получилось достаточно формальным. Страшное для больного подростка событие не сработало. Не очень понятно, что заставило его начать это свое расследование. Пожалуй, началось действие с того момента, когда из спрятанных отцом писем Кристофер узнает о том, что мама не умерла, а просто сбежала, не выдержав испытания его болезнью. Алиса Санарова играет красивую молодую женщину, из теперешних, не умеющую страдать и терпеть. А после того, как папа Эд (его, как всегда очень органично, играет Иван Вильхов) признается сыну в том, что именно он и убил пуделя, Кристофер бежит в Лондон, к матери. Ну, то есть он не бежит. Он висит над сценой, то приближаясь к земле, то поднимаясь вверх.

А пространство вокруг него постоянно меняется. Сценограф и художник по костюмам Дмитрий Разумов создал, благодаря потрясающим возможностям сцены Театра-Театра, агрессивную среду, опасную для Кристофера. Мы, зрители, сидим вокруг, а сцена то опускается в царство подземки, где снуют бесчисленные люди и мыши (хореограф Лаура Хасаншина и балетная группа театра), то приводит на вокзал, на улицы Лондона. Чувство опасности возникает благодаря бесшумным и жутковатым, как в ночном кошмаре, изменениям сцены, свету (художник по свету Евгений Козин) и видеопроекциям (Михаил Заиканов). Визуально спектакль очень красив. Это образ полной расчеловеченности мира.

Вокруг Кристофера множество людей. Они вращаются на круге сцены. Каждый из артистов предстает в нескольких лицах. Александр Сизиков, Наталья Макарова, Михаил Меркушев играют до восьми ролей. Это соседи, полицейские, учителя, пастор, случайные прохожие. Звучат их голоса, меняются интонации, но понятно, что в представлении Кристофера они все неразличимы. Кто-то из них кажется ему врагом, кто-то — почти другом. Но все вместе они представляют собой враждебный агрессивный мир, законов которого Кристофер не знает, не понимает. В сущности, в этом ведь и есть, как я понимаю, особенность сознания аутиста. Он не может, не способен подстроиться к миру, так сказать, «социализироваться».

Сцена из спектакля.
Фото — Матвей Ерёмин.

Но действие выстроено так, что в нем происходит важная драматическая перемена: мир начинает подстраиваться под героя. Этот пятнадцатилетний, а на самом деле безвозрастный, человек становится лакмусовой бумажкой для каждого. Кто-то не способен выдержать это испытание. Отчаяние и бегство матери не осуждается актрисой и режиссером. Важнее ее возвращение и попытка принять болезнь сына. Кто-то не желает принять на себя чужую беду — позиция ее бойфренда Роджера (Александр Сизиков). А вот отец Кристофера меняется на наших глазах, и, несмотря на почти полную функциональность роли, это делает его драматическим героем.

В центре сцены, в лучах прожекторов, в ярком свете или почти в полутьме барахтается беспомощная человеческая фигурка. Кристофер все время что-то бормочет, ковыряя и потирая ладони; его голос почти бесплотен, какие-то важные вещи он произносит, вися головой вниз. Он общается не с миром, а с самим собой. И силы для жизни находит только в себе. Это общение чрезвычайно напряженно и драматично. По сути, весь спектакль — это внутренний монолог героя, который иногда вынужден отвечать на чьи-то сигналы извне. Наверное, так и живут те, кого мы потом называем гениями.

Вокруг Кристофера Космос. Земли он не чувствует, страшится коснуться ее, и только в самом финале, преодолев многое в себе, заставив измениться своих близких, он говорит о своем будущем и в этот момент спускается из своего космического пространства на землю. Голос его по-прежнему тих, он срывается от напряжения, но от него трудно оторваться. Потому что в какой-то миг происходит преодоление. Он отказывается от страховки, отстегивает тросы, ступает на землю и уходит… Чему-то важному он нас научил. Может быть, действительно не стоит прогибаться под изменчивый мир?