«24 ПЛЮС (возрастное ограничение)». Михаил Угаров при участии Максима Курочкина.
Театр.doc.
Режиссер Михаил Угаров, художник Александра Ловянникова.

Есть такой во Франции режиссер — Франсуа Озон. Любит он вскрывать общественные пороки, обожает снимать жесткое, беспощадно ироничное, провокативное кино. То о жизни вчетвером расскажет в ленте «Капли дождя на раскаленных скалах», то короткометражку представит под названием «Постельные сцены», в которой тоже немало любопытного. И в Италии есть режиссер Бернардо Бертолуччи, творчески освещающий связи разные: стареющих мужчин с девицами юными, брата с сестрой, двух парней и девушки. Однако, в отличие от фильмов парижского коллеги, картины Бертолуччи всегда чувственны и необыкновенно красивы. Есть еще испанец Педро Альмодовар: сюжеты его так запутанны, что напоминают не то индийское кино, не то бразильский сериал, где кровь-любовь, слезы-сопли, бесконечный юмор и — красота, странная, дикая, необузданная.

В России пробовали делать откровенные фильмы, но все как-то мимо: нет в лентах К. Серебренникова, В. Тодоровского, Н. Меркуловой и А. Чупова ни эротизма, ни глубины, ни очарования, да и с юмором как-то все не очень. По отдельности каждая из перечисленных составляющих присутствует, но так, чтобы вместе, — вряд ли.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Ботева.

А вот в театре получилось. Спектакль Михаила Угарова «24 ПЛЮС (возрастное ограничение)» — смешной, откровенный, не пошлый и осмысленный рассказ о сексуальных проблемах. О безумном количестве комплексов. О любви и страсти. О бессмысленности побочных интимных связей. О душевных терзаниях и о бесконечном одиночестве.

Три девушки и два парня по очереди рассказывают истории из личного опыта. Любитель Мартина Хайдеггера интеллектуал и «бог любви» Антон (Антон Ильин) в «счастливом браке» с Настей (Анастасия Слонина), но мучается вопросом, а не изменяет ли ему жена. А жена — эта крашеная рыжеволосая с раскосыми глазами бестия — действительно изменяет: со случайно встреченным парнем Колей (Николай Мулаков). Сам Коля-казус встречается с хорошей девочкой Лизой (Елизавета Витковская), которую то бросает, то возвращает. Терпеливая, но слегка истеричная Лиза, пока ее бросил Коля, спит со всеми подряд, курит травку, пьет «винчик», смотрит «кинчик» и лечится в клинике неврозов: так она пытается изгнать из себя загадочного беса Николая. Но Николай засел в душе прочно, на века.

Антон, узнав об измене жены, спешит за поддержкой и утешением к подруге школьной поры по имени Марина (Марина Ганах). Марина, которая в душе психолог, но психолог, по ее же собственному уверению, «хреновый», долгие годы только того и ждала. Ждала и получила. Хороший секс — не любовь. Собственно, все получают свою порцию оргазмов, спазм в ягодицах и приятное опустошение. Наполненности — никто. Самый младший из героев, Коля, которому исполнилось 25, живет с ощущением душевного вакуума, совершенно не поддающегося ликвидации. Количество облюбованных женщин все никак не может перейти в качество. В конце концов, он находит даму сердца, но дама замужем, и сердце ее не так чтобы совсем свободно.

Николай очень похож на Антона, а Антон — на Николая: чуть небритые, одинаково стриженые, идентично одетые, худощавые. Поменяй местами — не заметишь. Тем более, что и с тем, и с другим хорошо в постели. А если все так, почему ж не попробовать пожить втроем? Ребята и пробуют. Раздевшись донага, герои ложатся в кровать и, лаская друг друга, продолжают рассказ — теперь уже о совместном бытовании. С бытийностью — по-прежнему проблемы.

Сцена из спектакля.
Фото — М. Ботева.

«Непафосный „Титаник“ в разрезе», — констатирует Коля, подводя итог исповедальным откровениям. Подводит, хватает билет с верхней боковой плацкартой и, вдыхая спертый запах дешевого вагона, складывающийся из аромата немытых тел, заскорузлых носков и жареной курицы, едет — через всю Россию — в Мариинск.

В добровольной этой ссылке, лишенной всякой приятности, Николай внезапно обретает чувство свободы и долгожданного наполнения. Безуспешные его попытки испытать максимум удовольствия в постели (а герой пробовал разное: задерживал дыхание, считал до десяти, даже А. С. Пушкина читал про «голубые небеса» и «великолепные ковры» — очень смешно, кстати) наконец получают разрешение. Одиноко лежа в темноте, в такт стучащим колесам он снова вспоминает про «Зимнее утро». И голос его впервые звучит «так искренно, так нежно», так по-детски беззащитно, что, действительно, как написали Андрей Пронин и Павел Руднев, создается впечатление, будто смотришь не спектакль вовсе — хорошее европейское кино.