«Все письма — это письма о любви».
Постановка Элины Куликовой (Москва) по заказу фестиваля «Точка доступа».

Фото предоставлено пресс-службой фестиваля.
За то время, пока шел спектакль «Все письма — это письма о любви», я успела получить 12 писем от незнакомого человека и написать 12 писем в ответ. Пока я старалась посмотреть на спектакль со стороны, поняла, что все попытки вынырнуть из него ведут к тому, что отстраненный взгляд упрощает все то, что происходило в течение месяца, поэтому пусть этот текст будет еще одним письмом — письмом человеку, который в спектакле не участвовал.
Как думаешь, кто-нибудь еще пишет письма? Не сообщения ВКонтакте, фейсбуке или телеграме, а большие, подробные письма о том, что случилось за день, кто из прохожих на улице обратил на себя внимание, какая музыка весь день звучала в голове, или что из того, что происходит сейчас, кажется самым значительным. Я давно ничего подобного не писала, потому что, если хочется рассказать что-то человеку, с которым нельзя встретиться, то можно сделать это по телефону, по скайпу или в сообщениях в соцсетях, а делиться чем-то с незнакомым человеком вроде бы совсем незачем. Спектакль поэтому, с одной стороны, стал для меня погружением в прошлое, вспоминанием себя в том времени, когда я писала бумажные письма друзьям, потому что звонить по межгороду было дорого, а мобильного телефона и интернета еще не было, а с другой — новым опытом, потому что никогда прежде я не общалась с человеком, не зная о том, какого он пола, сколько ему лет и в каком городе он живет, — человеком со всеми неизвестными.
И в своих предположениях я, конечно, ошиблась, потому что думала, что общаюсь с парнем из Питера (как будто отключать газ могут только там), а оказалось — с девушкой из Москвы. Пришлось перечитать письма с поправкой на эти знания, чтобы представить себе реального человека.

Картинка 1. Любимое место моей собеседницы — белые горы, где «не умолкают птицы ни днем, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин».
На самом деле, мне сложно воспринимать этот опыт как спектакль, потому что не хочется представлять его придуманным режиссером и исполненным перформером. Как будто, как только я скажу «спектакль» и наделю это слово конкретным значением, это сделает процесс узнавания себя и другого человека искусственным, а я думаю, в нем было много настоящего, возникшего спонтанно в ответ на слова собеседника или на что-то сиюминутное.
«Первое письмо — это:
5% откровенности
5% игры
10% исследования
65% попыток показаться образованным, смешным, захватывающим, любознательным, целеустремленным и так далее» — такую статистику я нашла в первом письме, но, мне кажется, в этом общении, экстремальном для нас обоих, мы сразу взяли курс на то, чтобы изменить это соотношение, чтобы процент подлинного стал больше процента иллюзорного.
Конечно, я чувствовала, что все это время мы находились в структуре, у которой были свои рамки, по крайней мере, тематические — логично ведь знакомиться с человеком через то, какую музыку он слушает, какие книги читает, какие вещи его окружают, какие из них кажутся ему лишними, а какими он дорожит. Но в этой структуре, несмотря на заданное направление, было много свободы, и в любой момент можно было свернуть с выбранного пути туда, где мерещилось что-то важное. И можно было написать, например, о том, что я смотрю с балкона на соседнее здание, а там прямо под крышей висит металлическая грядка, и в ней колышется на ветру один единственный росток, который, видимо, выживает самостоятельно, когда идет дождь, потому что из окон до него не дотянуться, и это ободряет и вселяет надежду на будущее, и прямо сейчас я чувствую себя счастливой.

Картинка 2. Картина «Газели» Мартироса Сарьяна. Она стоит на рабочем столе моего ноутбука, и для меня это портал в мир, где много красок и воздуха.
В этих письмах все, что мне казалось обыденным, превращалось в поэтическое, как будто факт переноса предмета или действия в текст мог изменить их привычные свойства, а через то, как собеседник описывал свою действительность, можно было ощутить масштаб личности и удивиться тому, что электронная почта позволяет так многомерно проявить мир другого человека. Мне кажется, этот опыт похож на космическое путешествие, каким я могу себе его вообразить, когда жажда открытий сильнее, чем страх перед неизвестностью, когда концентрируешься на том, что тебя окружает, и пытаешься понять, как чувствуешь себя в незнакомом месте. И это путешествие становится частью твоей жизни, твоей биографии, и оказавшись в чужом пространстве, ты проявляешь готовность искать точки соприкосновения, говорить с незнакомым человеком о том, что тебя волнует, и не бояться показаться слишком наивной, слишком чувствительной или какой-нибудь еще слишком.
Мне нравилось ждать каждого следующего письма, а потом жить с ним какое-то время (как с хорошей книгой), быть с ним в диалоге и представлять, что я напишу в ответ, и в этих размышлениях находить ответы на свои вопросы. Мы много говорили о страхах — о том, почему бывает страшно выходить на улицу, о том, какие триггеры из прошлого нас преследует, — но с самого начала решили попробовать не бояться быть честными друг с другом, поэтому в письмах можно было почувствовать себя в безопасности и спрятаться от тревог реального мира.
Комментарии (0)