«На всякого мудреца».
Театр Наций.
Режиссер Константин Богомолов, художник Лариса Ломакина.

В своем новом спектакле «На всякого мудреца» в Театре Наций Константин Богомолов заговаривает свои страхи. Перед властью, перед жизнью, перед потерей близких наконец. Он не хочет в них признаваться, но их легко разглядеть сквозь отвязный, на грани (и за гранью) вкуса текст, капустнические репризы и приемы Comedy Club. Однако начнем издалека.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В свое время Богомолов и Епишев делали очень смешные церемонии «Гвоздя сезона» в Доме актера. Потом как-то выдохлись, драйв ушел, и они ушли. Восемь лет назад Богомолов выстрелил в МХТ сногсшибательным «Идеальным мужем» — молодым, смешным, новым, на злобу дня. Того дня. Сегодня он попытался войти в ту же реку, использовав вечный сюжет карьериста Глумова из пьесы Островского — с тем же успехом мог бы взять Растиньяка и вообще кого угодно — и смешав в общем котле тексты Чехова, Достоевского, Шекспира и себя любимого. Кстати, Островского там меньше всего. Ну и воссоздав на сцене фантасмагорический морок современной жизни с Крутицким, начальствующим на Лубянке, бандитом-олигархом-геем Мамаевым и его женой, вице-премьером Мамаевой. Сам Глумов живет с мамой в «старой вонючей квартире на Малой Бронной» и, конечно, стремится к чинам и богатству, став в итоге председателем пенсионного фонда.

В спектакле достается всем. С одной стороны, тем, кто стоит в одиночных пикетах, Зое Световой, Наталье Синдеевой и «Дождю». С другой — ворам во власти с их пентхаусами, Мальдивами, Горками, а заодно Суркову, Красовскому, Минаеву и Ольшанскому. Периодически герои звонят Владимиру Владимировичу. Придумана пародия на Курентзиса (неудачная, на мой вкус, хотя режиссер с его музыкальным священнодействием дает для этого немало поводов). Не забыл постановщик и самого себя: он разговаривает по телефону с Крутицким и грозит отменить премьеру, если чин с Лубянки ее не посетит. Да, шутки на грани фола, прием доводится до абсурда — к этому у Богомолова все уже привыкли. Но вот то, что часто бывает элементарно несмешно, что реакция настроенного на восторг зала мало напоминает аудиторию «Идеального мужа», это, пожалуй, внове. Возмущение части зрителей — мед по сердцу для режиссера, а скука?

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Продолжу о страхах. В кабинете Мамаевой стоит золотой череп, украшенный изумрудами и бриллиантами. Это подарок компании «Mercury» — в память о трехлетнем сыне Мамаевых, который погиб, потому что на него обрушилась витрина с часами «Rolex». Время от времени похотливая дамочка, давящаяся круассанами, его нежно гладит. О, эти черепа! Первым в наши дни их десакрализировал Александр Маккуин, пытаясь заговорить смерть изображениями черепов на шарфиках и трусах. Ему это не помогло — великий английский модельер покончил с собой. Игры со старухой с косой опасны. Но Богомолов их, кажется, не боится: кто еще приедет в катафалке на собственную свадьбу?

В спектакле есть еще один важный эпизод на эту тему. Троекуровское кладбище. Хоронят маму героя — известного барда. Накрашенный, в парике, двухметровый Сергей Епишев — мама — обнимает гитару. Стеб над отжившей свое гнилой интеллигенцией достигает своего апогея: появляется Зоя Борисовна (легко догадаться, что это Богуславская, режиссер в свое время сорвал, на мой взгляд, юбилейный вечер ее мужа, схалтурил в общем, ну да ладно). Она еле идет, трясет тремя цветочками, но убеждена, что здесь «вся Москва». Выскакивает загримированный под Олега Митяева актер и поет «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Мне кажется, что интеллигенцию Богомолов не любит даже больше, чем бандитов, почему и определил, что место ей — на Троекуровском. И вот он сам появляется в проходе и призывает зал петь вместе. Но нет! На моем спектакле номер не прошел, и умный постановщик быстро ретировался. Мать в итоге спускается в зал и оттуда понукает Глумова: «Плохо играешь, сынок!». Богомолов опять же сам выводит ее — то есть Епишева — со скандалом.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

А между тем она недалека от истины. Не знаю, как Крутицкого играл сам режиссер — думаю, хорошо, Богомолов одаренный актер, — но у Виктора Вержбицкого он скучен и однообразен, а его монологи о презренной людской натуре и необходимости порядка не смешны и не страшны, хотя и идут под грузинское песнопение. Глумов (Кирилл Власов), Голутвин (Евгений Перевалов), Городулин (Вячеслав Чепурченко) — все они стертые, никакие. Наталья Щукина в роли Мамаевой не может выйти за пределы одной истошно-бабской интонации. Не лучшая работа и у Александра Семчева — Мамаева. И где знаменитая актерская система Богомолова, о которой столько было сказано и написано? Впечатляет лишь Игорь Миркурбанов в роли Турусиной — точен, саркастичен, он крупнее и интереснее того текста, что ему предлагают. А текст, между прочим, о выборе спермы для эко дочери-лесбиянки — только не надо у интеллигента брать, упаси боже. ЛГБТ тоже прилетает, как видите. Но суть не в этом: можно быть сколь угодно циничным и ироничным, делать это надо или блистательно, или не делать вовсе. Даже если ты сознательно пародируешь Юрия Полякова и ему подобных.

Если отношения со смертью у Богомолова понятные — он ее заговаривает, то его отношения с властью сложнее. Она его манит, притягивает. Он ее и любит, и боится, и ненавидит. То припадет, то укусит — невсерьез, конечно, так, для смеха. Да и с чего быть власти недовольной, если в финале спектакля навещающий своего любовника в колонии Мамаев сообщает, что Киев-то уже наш. И как похорошел при Владимире Владимировиче! Ну и Харьковская губерния там, Одесская… зал аплодирует. У меня смех застревает в горле, но спектакль-то не для меня. Пока ждала мужа, из подъезжавших к театру мерседесов выходили ботоксные дамы на шпильках с сомнительного вида спутниками. Идеальная платежеспособная аудитория Богомолова, о чем он сам и сказал. Стопроцентно кассовый спектакль для Театра Наций.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Несерьезное время. Вот оперная дива Анна Нетребко, некогда любимица меломанов всего мира, выдает вампуку в Кремле. Какой век — такие художники? И чем пошлее для насмотревшейся телевизора публики, тем лучше? Я согласилась бы с этим утверждением, если бы в Москве сегодня не шли спектакли, на которые невозможно попасть, и, по счастью, совсем другие. Да тот же «Горбачев» на той же сцене.

Впрочем, один момент чистой театральной радости все-таки был. Первый раз на большую сцену вышел обаятельный Григорий Верник — Курчаев. И надо было видеть счастливые лица Игоря и Вадима Верников с айфонами, снимающими сына и племянника.

…То, что осталось от Островского после встречи с Богомоловым, — это капустник для королей. Кто-то считает этих королей голыми, кто-то — настоящими. Кто-то ловит кайф, кто-то морщится. И все бы ничего, если бы энергия к финалу не уходила из постановки — как воздух из мяча, который держит в руках брошенная своим молодым любовником Мамаева. И громогласные Аллегрова и Буланова не помогают. И «мохнатый шмель» Михалкова, и финал «Вокзала для двоих», буквально воспроизведенный напоследок. Все-таки слишком много времени прошло с момента «Гвоздей сезона» и первых мхатовских премьер.