«Незнайка и его друзья». По Н. Носову.
«Этюд-театр».
Режиссер Владимир Антипов, художник Константин Соловьев.

Афиша «Этюд-театра» пополнилась еще одним спектаклем — для детской аудитории. Однако «Незнайка и его друзья», режиссерский дебют Владимира Антипова, явно ближе к таким «взрослым» постановкам театра, как «Адын» и «Кеды», чем к сентиментальному опусу для юношества «Птица Феникс возвращается домой».

Замените слово «коротышки» в тексте Н. Носова на слово «хипстеры», и загадочный Цветочный город предстанет как на ладони. Все как один малыши одеты в узкие бриджи, на ногах у большинства из них, как нетрудно догадаться, пресловутые кеды, а на носах — очки в модной оправе (художник спектакля Константин Соловьев). Эквивалентом микромиру повести становится крошечное пространство Малой сцены театра «Мастерская» — действие разворачивается то на лужайке перед занавесом, то в глубине сцены среди холстов с абстрактными цветовыми пятнами (не иначе как Пачкуля Пестренький постарался). Однако большая часть сценической площадки отдана рок-бэнду театра «Организмы». Два музыканта — один на ударной установке, другой на электрогитаре — по сигналу персонажей «Гусля, давай!» ткут незамысловатую, но обаятельную и стильную музыкальную ткань спектакля, обозначенного авторами как «рок-мюзикл». (Впрочем, слово «рок» несколько озадачивает и заставляет подумать о промежуточном месте хипстеров между нонконформизмом и массовой культурой.)

Ф. Дьячков (Незнайка).
Фото — архив «Этюд-театра».

Персонажи действительно немало высказываются в песнях, припевом которых неизменно служат слова «и я молодец» (например: «Я — Гунька, и я молодец», «Я — доктор Пилюлькин, и я молодец»). Музыкально решается и примирение коротышек — у них есть «наш любимый танчик» — нарочито замедленная вариация «В траве сидел кузнечик» с припевом «Ромашки, васильки». Между музыкальными номерами и протекает сюжет спектакля, почти лишенный событийного ряда. Не стоит искать здесь и динамику действия, столь свойственную большинству детских спектаклей. Визуальный ряд и музыкальность явно превалируют над драматическим действием, отсылая зрителей к диафильму «Воздушное путешествие Незнайки и его товарищей» 1957 года (его сюжет обрывается на полуслове), — делящий сцену пополам занавес иногда специально останавливается, чтобы создать очередной «кадр», звучащий текст — незначителен и минимален.

По большей части, спектакль создается монтажом музыкальных клипов, где солисту (чаще других эта роль выпадает Незнайке) вторят остальные малыши, а на подтанцовке выступают Кнопочка и Мушка. Эпизоды скрепляются появлением персонажа с увенчанным звездочкой жезлом (профессор Звездочкин?) в исполнении Евгения Перевалова, который заговорщицким тоном время от времени сообщает, что «Незнайка начал что-то понимать». Однако, когда Незнайка «уже почти что-то понял», незадачливый хипстер вдруг решает слететь с качелей, поэтому персонаж с жезлом выносит растяжку «Незнайка — дурак». Зашедшему в тупик угрюмому мизантропу Незнайке предлагает свою дружбу Мушка, а малыши поддерживают его хип-хоп «да, я неправильный чувак — не Микки Маус, не Дональд Дак».

В. Антипов (Пилюлькин).
Фото — архив «Этюд-театра».

Микросюжеты заявляются, но не получают развития — подобная небрежность, очевидно, принципиальна для постановщиков. Так, Знайка объявляет о начале сбора сока для постройки воздушного шара, но коротышки так и не полетят в Зеленый город. Зато в финале малыши и малышки на картонном автомобиле-огурце отправляются в путешествие, которое является не более чем поводом исполнить очередной «хит», на этот раз о Sun city. Важны не сами действия, а презентации — то, как персонажи себя заявляют. Как шепелявит и презрительно скалит зубы Незнайка — Филипп Дьячков; как подпрыгивает, высоко поднимая коленки бородатый Гунька — Алексей Забегин; как хором верещат Мушка — Надежда Толубеева и Кнопочка — Вера Параничева в стрекозиных солнечных очках и ярких диско-париках; как виртуозно танцует фэшн-икона Знайка — Семен Серзин. Каждым новым персонажем-маской любуешься, как петербургскими фриками спектакля «Адин». Подобный режиссерский ход заставляет вспомнить и постдраматический фильм Киры Муратовой «Вечное возвращение», где индивидуальные интонационные особенности чудаковатых актеров заменяют сюжетные перипетии.

Воспитанные в принципах системы Станиславского актеры обнаруживают в «Незнайке» замечательную способность к яркой эксцентрике и остранению. Это, конечно, не постановка повести Носова, а обезоруживающее дуракаваляние, уморительная игра в «Незнайку»: никаких переживаний, только изображение эмоций, их пародирование. Кому-то эта игра удается точнее (например, исполнителю роли Ворчуна Константину Малышеву, комично бубнящему на одной низкой ноте), кому-то — менее (роль Гуньки в исполнении Забегина неряшливо балансирует на грани стёба). Театральные элементы не скрывают своей условности: слева от затянутого черным портала сцены прибит скудно раскрашенный синей краской картонный полумесяц, справа — картонный круг сыра — солнце, а похожий на занавеску в домашнем спектакле занавес каждый раз долго не может открыться. Хамоватый Незнайка с развинченной пластикой — карикатурный слепок с Гриши из «Кедов», однако его внешний облик — огромная голубая шляпа с желтыми вихрами с изнаночной стороны, оранжевая футболка с синим галстуком — максимально приближен к мультяшному образу, но дополнен очками с желтыми стеклами. Словом, не просто так себе глупый коротышка, а образ с коннотациями.

С. Серзин (Знайка).
Фото — архив «Этюд-театра».

Все эпизоды густо приправлены иронией и вкраплением дорогих хипстерскому сердцу ретроштампов. Например, отправляя коротышек за соком для шара, картавый Знайка выкрикивает: «Вперед, товарищи!», сопровождая реплику характерным жестом, а Мушка, раздувая себе феном волосы, истошно умоляет Незнайку вернуться из небытия «ради солнца, ради жизни», в ответ получая лаконичное: «Хватит придуриваться».

Маленькие зрители оказываются захваченными обаянием актеров «Этюд-театра» и игровой природой «Незнайки» не меньше взрослых, хотя едва ли способны считывать «хипстерскую» подоплеку спектакля так же, как их родители. Остается надеяться, что, не потеряв ни чувства юмора, ни чувства меры, «Этюд-театр» обратится, например, к современной западной литературе для детей — той, которая не морализирует, а открывает читателям мир с разных, нетривиальных точек зрения, — в столь малой мере освоенной отечественной сценой.