«Это не я». А. Фарятьев.
Пространство «Внутри».
Режиссер и художник Антон Федоров.

Основательно разлучив нас с театральными креслами, пандемия принесла и вопросы вполне деликатного свойства. Как называть спектакль, что был сыгран перед коллапсом всего несколько раз, замолчал на два года — и теперь имеет другую прописку? В мае 2021-го, после перемены обстоятельств в Театре. doc, архитектор и продюсер Олег Карлсон открыл площадку «Внутри» и взял в репертуар доковский спектакль «Это не я». Новый состав актрис, переосмысленное пространство: куда сдвигают они спор между ситуацией возобновления — и премьеры? Эта казуистика — за пределами самой постановки, сыгранной в новой версии в конце января.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Среди спектаклей с похожими именами вполне можно заблудиться. Судя по анонсу — опыт постсоветской самоидентификации, распадающаяся личность. В который уже раз? Но, не без приключений отыскав нужный квадрат в тылу Гоголь-Центра, попадаешь в часовой плен. Закончившись, он требует повторения. Через день выходит не хуже — но совсем другое. Такими впечатлениями сегодняшний зритель не богат: незакрепленно-живое в самой сценической ткани, как развернутый жест. Про импровизацию наше воображение знает в основном из dell’arte. А здесь с джазовым саксофоном блистательно спорит Сергей Шайдаков — актер, совсем неведомый мне прежде. Шутя растягивает и сжимает время, знает про синкопу, свинг. Похож на каскад сплошных вывихов — при безупречной ритмической сердцевине. Оказывается, такое бывает.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Название, между тем, в самую точку. Все слагаемые действа — от корня нескончаемой провокации: едва намекнув на себя, исчезают из вида. Героя вбрасывают в игровое поле — подвижное, без акцентов курсивом, — чтобы тихо самоустраниться. Режиссер Антон Федоров, кажется, всего-то при входах: чуть подтолкни — и человек тонких вибраций плывет в обстоятельства, к ним не располагающие. Миражна по сути и пьеса Арсения Фарятьева, чьи инициалы не зря зарифмовались с режиссерскими. Про текст сразу думаешь: вряд ли он существует на бумаге. Слишком похож на сценарный вариант того самого dell’arte, едва намечает координаты пространства-времени. Оптика героя зациклена на прошлом: что там было поворотным пунктом, развилкой? Толпа разрозненных, уже бывших мгновений — и тщетные усилия поймать главное, держа зрителей в тонусе: вот сейчас, сейчас… Безволие, сломанный хребет, контуры самоубийства. Категория события в драматургии и жизни. Священные тени Треплева, Вампилова, Пастернака.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

«Это не я» — так может сказать каждая из трех женщин спектакля. Они запускают короткие диалоги-вспышки, что не стали историями, не сбиты в сюжет. Ирина Выборнова: мать ласково-снисходительно припечатывает сына «гондоном» и неплохо разбирается в самострелах. Наталья Рычкова: былая возлюбленная напоминает про писательские амбиции, траченные бытом. Екатерина Березина: тянет перформативный пунктир девушки из «сегодня». С нею человек в мешковатом плаще десять минут совершенно абстрактно — и запредельно смешно — разминает тему «подарок и упаковка»: не припомню, чтобы поколенческий барьер возводился когда-то такими минимальными средствами. Обертоны женского в спектакле — не про связи, но их обнуление, распад.

«Это не я»: наверняка, оспорит отсылку к своей режиссерской мастерской в Щукинском институте Юрий Погребничко. Спектакли Антона Федорова стремительно прирастают числом — и поиск генетической связи их с методом мастера, уже ставший трюизмом, не всегда дает результаты. Но сегодня эхо улавливается. Подножки линейности. Тихие режиссерские средства — и недоверие к целесообразному, громоздким концептам. Бесплотность всего, что на сцене помимо актера. В авторских пропорциях и совершенно иной стилистике камерный опус Федорова словно помнит про Вознесенский переулок — острее, чем спектакли большого стиля.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Напоследок можно откреститься и от себя пишущей. Облекать в слова эти стертые обстоятельства с театрально-приподнятой пунктуацией, искрами беглых цитат, эксцентричными позами, — безнадежное дело. Предваряя премьеру на площадке Театра. doc незадолго до пандемии, режиссер говорил о вариации советского героя-неврастеника, социопате с суицидальными наклонностями. Но теперь, из зала на Казакова, настроить социально-критический ракурс как-то не удается. Щемящий жизненный смысл перекрыт радостью игры, в воздухе сплошной озон. И если украдкой поглядываешь на часы — то не как обычно, заскучав на двадцатой минуте, а с беспокойством другого рода: только бы не кончалось.