«Две Анны». Проект фестиваля «Дягилев. P. S.» и компании MuzArts. Режиссер Феликс Михайлов, сценограф Мария Трегубова.
«Анна Ахматова. В чертогах памяти». На музыку С. Франка. Хореограф Юрий Посохов.
«Анна Павлова. Без любви». И. Демуцкий. Хореограф Павел Глухов.

Два балетных предприятия — петербургский Международный фестиваль искусств «Дягилев. P. S.» и московская продюсерская компания MuzArts — объединились, чтобы выпустить мировую премьеру. В наше время, когда крупнейшие театры экономят на новинках (а еще больше боятся риска с неопробованными названиями) и делают ставку на возобновление старых спектаклей, это почти что подвиг — затеять и сделать спектакль с нуля. Диптих «Две Анны», для которого Юрий Посохов поставил одноактовку об Анне Ахматовой, а Павел Глухов — об Анне Павловой, впервые был показан в Петербурге на сцене БДТ, а затем его ждет гастрольная жизнь.

Сцена из спектакля «Анна Ахматова. В чертогах памяти».
Фото — архив фестиваля.

Трудно в нашем отечестве найти хореографов более несхожих, чем Посохов и Глухов. Первый — выпускник Московской академии хореографии 1982 года, ученик знаменитого Петра Пестова, что подарил мировому балету плеяду изысканных принцев (включая Владимира Малахова и Николая Цискаридзе). Солист Большого, получивший редкий контракт в недоверчивом тогда к иноземцам Датском королевском балете, а затем перебравшийся в Сан-Франциско, где не только танцевал, но и начал сочинять танцы. Первый его балет в Большом был перенесен с американской сцены (волшебная «Магриттомания» в 2004-м), и с тех пор он регулярно работает в Москве («Золушка», «Чайка», «Герой нашего времени», «Нуреев» в Большом, «Щелкунчик» в МАМТе), не так давно подарив и петербуржцам перенесенный из Штатов «Чудесный мандарин». Посохов — классик чистейшей воды; при всей его изобретательности он никогда не выходит за рамки классической лексики (за что его и любят суровые балетоманы, не доверяющие новациям; балетоманы несуровые любят именно за отчетливую новизну текста при «старых словах»).

Сцена из спектакля «Анна Ахматова. В чертогах памяти».
Фото — архив фестиваля.

Его коллега Глухов моложе и простодушней — а среднего балетного образования у него вовсе нет. Парень из дальнего Подмосковья, начинавший танцевать в ансамбле маленького городка, совершенствовавшийся в Школе искусств в Егорьевске (не ищите карту — то же дальнее Подмосковье) и попавший под грозные очи старых звезд лишь на балетмейстерском факультете ГИТИСа, сделал себе имя в контемпорари («Золотая Маска» за «Плот „Медузы“» в танцтруппе Воронежского Камерного театра) и был замечен Дианой Вишневой. Он стал не только регулярно появляться на ее фестивале «Контекст», но и получил приглашение сделать для нее и Дарьи Павленко спектакль — двойной бенефис, «Дуо» (2023). У Глухова, заведомо не связанного обязательствами старой школы и свободного от ее предрассудков, есть два важных качества: во-первых, он способен посмотреть на искусство балета отстраненно, заметив те смешные и трагические вещи, которые незаметны артистам, выросшим в системе, а во-вторых, видя и понимая странности классического танца, он не стремится его разрушить, снести с лица земли, как самые радикальные наши авторы контемпорари, убежденные, что классический танец — это сплошь про угнетение тела и личности в нем, а потому must die. Глухов может шутить о классике — но с пониманием и любовью.

Сцена из спектакля «Анна Ахматова. В чертогах памяти».
Фото — архив фестиваля.

Итак, Посохов взялся делать балет об Анне Ахматовой, а Глухов — об Анне Павловой.

Посохов выбрал фортепианный квинтет Сезара Франка — он однажды услышал его, случайно зайдя в гостиницу, где играли музыканты. Знакомый с несколькими произведениями Франка, квинтета он раньше не знал — и мгновенно влюбился в эту печальную и чрезвычайно театральную, с яркими драматическими всплесками, музыку. Она на премьере прозвучала вживую: в яме были небольшой OpensoundOrchestra и замечательный пианист Андрей Коробейников. Те же музыканты обеспечивали звучание и новенького сочинения Ильи Демуцкого, сотворенного специально для балета про Анну Павлову. Контраст получился знатный: вслед за возвышенным Франком — ернический Демуцкий. Но, что важно, и та и другая музыка была совершенно органична для предназначенной ей хореографии.

Из большой жизни Ахматовой режиссер Феликс Михайлов, отвечавший, в частности, за либретто, взял лишь ее встречу в Париже с Амедео Модильяни. 1910 год, свадебное путешествие Ахматовой и Гумилева — и вклинившийся меж ними итальянец, мгновенно влюбившийся в Ахматову и рисовавший ее без устали. О самой этой встрече стало известно лишь из рассказа Анны Андреевны, опубликованного пятьдесят лет спустя; письма не сохранились, и был ли вообще этот внезапный страстный роман, доводивший до исступления Гумилева, — историки не пришли к единому мнению. Режиссер и хореограф решили поверить Ахматовой — и рассказали историю гениальной женщины меж двух талантливых мужчин.

Сцена из спектакля «Анна Ахматова. В чертогах памяти».
Фото — архив фестиваля.

Ахматова в спектакле двоится. Есть Ахматова-поэт — ее роль досталась артистке БДТ Полине Маликовой (Толстун), эта Ахматова читает стихи (живо, естественно и величественно одновременно — недаром, говорят, за эту роль коллегу похвалила Алиса Бруновна Фрейндлих). И есть Ахматова-женщина (прима Большого Элеонора Севенард) — оказывающаяся меж двух героев, один из которых сдержанный и надменный петербуржец (роль Гумилева досталась выстраивающему сольную карьеру танцовщику Ильдару Гайнутдинову), а второй — пламенный, юркий и экспансивный итальянец (в Модильяни превратился солист Большого Макар Михалкин). Художник Мария Трегубова выгородила сцену серыми стенами с двумя большими (много выше человеческого роста) дверями и поставила длинный стол — простецкий, с лавками, как в какой-нибудь таверне. То есть — никакого намека на Париж. Важна не французская столица, важен развивающийся роман.

Ахматова зачарована Модильяни. Причем и Ахматова-поэт, и Ахматова-женщина: обе смотрят на художника-мальчишку с одинаковым странным чувством превосходства и благоговения. Исторически художник был на пять лет старше своей дамы сердца, здесь же воплощен «внутренний» расклад, а не внешний. Замужняя дама, кутающаяся в шаль (а этот аксессуар добавляет возраст любой женщине), — и юнец в летящей рубашке с болтающимся на шее платком-галстуком. Размеренность ее движений — и порыв, где он может и на стол рухнуть в изнеможении, и чувствовать себя на столешнице вольно, как на сеновале. В предпремьерных интервью Посохов говорил, что стремится создать поток движений как поток разговорной речи — без трюков классического балета, без «восклицательных знаков», — и именно это ему удалось.

Сцена из спектакля «Анна Павлова. Без любви».
Фото — архив фестиваля.

Ахматова-женщина и Модильяни ведут диалог (держась при этом на расстоянии), Ахматова-поэт за ними наблюдает — и течение этого разговора прерывается лишь нервными вспышками Гумилева. Появляющаяся однажды штатная любовница художника (артистка Большого Ярославна Куприна) явно введена в спектакль только для того, чтобы со сцены прозвучала подлинная презрительная фраза Ахматовой — мол, женщина, называющая великого художника поросенком, не смогла бы никак на него повлиять (читай: а вот я — повлияла). В этом балете действительно нет особенных технических сложностей, как и обещал Посохов, но есть волнение, перетекание жизни, музыкальность стихотворений, удивительно совпадающих с Франком. Есть нервная история любви, которая то ли была, то ли ее не было, — и, собственно, неважно, была ли в реальности, если она осталась в таких стихах.

Балет об Анне Павловой отличается прежде всего темпом. Это темп немого кино — быстрое мелькание фигур на экране (на сцене), каждый персонаж появляется на несколько мгновений. Павлова, как и Ахматова, на сцене присутствует не в единственном экземпляре — в череде встреч с мужчинами, так или иначе повлиявшими на жизнь легендарной балерины, появляются четыре артистки Большого, а в финале Павловых становится и вовсе шесть штук. При этом Глухов не задается целью показать, как именно меняется Павлова в разные годы своей жизни, он говорит ровно противоположное. Вот, смотрите, — обращает наше внимание хореограф, — они же все разные, да? (Еще бы — от давно утвердившейся на вершине служебной лестницы балерины Анастасии Сташкевич и с космической скоростью взлетевшей в примы юной Елизаветы Кокоревой до только что вынырнувшей из кордебалета Ульяны Мокшевой и еще числящейся в нем Ярославны Куприной.) И все они в этом слегка кукольном гриме кажутся вам одинаковыми, не так ли?

Сцена из спектакля «Анна Павлова. Без любви».
Фото — архив фестиваля.

Глухов предлагает нам подумать о том, как мы воспринимаем балетных артистов и насколько их образ на сцене влияет на наше отношение к ним. Превращая каждую из «Павловых» в потешную напудренную куклу, хореограф обижает не давно покинувшую этот мир балерину, а нас — при внешнем почтении именно так (по его мнению) относящихся к ней (и к другим артистам балета).

Вся одноактовка — цепочка дуэтов и трио на фоне массивного красного занавеса (он — напоминание о том, что Павлова в своей многогастрольной жизни порой выступала бог знает на каких сценах, и периодически — на сценах кабаре, великий Лебедь умирал между выступлениями фокусников и песенками пожилых итальянцев). Сначала учитель Энрико Чекетти (Вячеслав Лопатин) и Павлова-ученица (Анастасия Сташкевич) — его трость быстро и эффективно заменяет балетный станок. Муж Виктор Дандре (Марк Орлов) и Павлова (Ярославна Куприна), еще не понимающая, что ей придется соглашаться на все гастроли подряд, чтобы оплатить его долги. Нервный Михаил Фокин (Алексей Путинцев) с Павловой — признанной балериной (Ульяна Мокшева). Трогательный Чаплин, в свое время произнесший несколько знаменитых слов о схожести их судеб, с Павловой-странницей (Елизавета Кокорева; в финале крохотного дуэта воспроизведена поза с известной фотографии, где Павлова и Чаплин сидят рядом). И Мордкин (Даниил Потапцев). И Вертинский (Вячеслав Лопатин). И потешный (но и пугающий) Дягилев (Марк Орлов) с длиннющими руками, которыми он старается контролировать свою команду. Руки прямо как у ярмарочной куклы, метра два каждая, с загребущими ладонями, и вообще в этой сцене звучит отчетливый привет «Петрушке», только в роли взбунтовавшейся марионетки явно подразумевается Павлова, а не Нижинский.

Сцена из спектакля «Анна Павлова. Без любви».
Фото — архив фестиваля.

Кто-то из исторических персонажей появляется совсем на минимальное количество времени — как выглядящий совершеннейшим фриком Стравинский (Антон Гайнутдинов), отстукивающий ритм своего будущего сочинения и дающий ценные указания музыантам в оркестровой яме. История мчится вперед, это очень быстрое и смешное кино. Она пролетает мгновенно — и вот уже шесть «умирающих Лебедей» (к четырем артисткам, у которых были выходы в дуэтах, откуда-то присоединились еще две танцовщицы), кружась, прощаясь, исчезают, будто проходя сквозь задник. А с колосников падает сотня пуантов — и да, это опять усмешка в адрес публики: это единственная ваша ассоциация с балетом? Получите, пожалуйста, мне не жалко.

В апреле «Две Анны» ожидаются в Москве, на сцене Малого театра. Но хорошо бы поскорее повторить их и в Петербурге: на два премьерных спектакля билеты разлетелись мгновенно, и многие желающие не попали. А спектакль определенно стоит внимания.

Сцена из спектакля «Анна Павлова. Без любви».
Фото — архив фестиваля.