«Две стрелы». А. Володин.
Театр-студия «Белый шар» (Москва) на фестивале «Пять вечеров».
Режиссер Владимир Мирзоев, художник Сергей Тарышкин.
«Две стрелы» — не самая популярная из драм А. М. Володина, хотя кажется, что антимилитаризм, заложенный в ней, не скоро перестанет быть актуальным. Человеческая жестокость, продемонстрированная драматургом в истории о людях, живущих 12 000 лет назад, и в 1980-м (дата создания пьесы), и в 2019-м никуда не делась, год от года набирая в масштабе.
Режиссер Владимир Мирзоев отказался от стандартного, «древнего», оформления — никаких набедренных повязок и пещер. Сценография Сергея Тарышкина лаконична — десяток деревянных скамеек и пара металлических бочек, а костюмы скорее отсылают к советским реалиям времен перестройки. Впрочем, из текста никуда не исчезли «стрелы» как орудие убийства, глава рода и обозначение времени — «до захода солнца». Но прибавились «сука», «информация» и иные слова вне стилистики а ля «12 000 лет до н. э».
Начинается спектакль сценой в бане — скамейки поставили ступенями, мужчины разделись по пояс, напустили дыма и в этой обстановке разыграли первую сцену. В парилку вбежал Долгоносик (Евгений Тихомиров) и объявил об убийстве Длинного. Актеры затянули песню «Летела стрела в наши леса», оделись и плавно перешли с поминальных мотивов на разгульную пьянку под «Бабу буду» группы «Ленинград». «Бабу бы, бабу буду», — подпевают персонажи, в странном полуживотном танце-ритуале растворяясь за пределами площадки. Остаются только двое — Ушастый (Сергей Беляев) и Глава (Елена Коренева), остаются для того, чтобы выпить и поговорить «по душам».
Дать роль Главы женщине — вполне тренд настоящего времени. Елена Коренева играет Главу чрезмерно мудрой, но бездейственной. В нелепой шапке с помпоном она похожа на учительницу физкультуры, которая тщетно пытается утихомирить старшеклассников. Когда в финале Глава говорит, что уходит из племени (банды? коммуналки?), оставаясь стоять на скамье, это выглядит логичным продолжением линии роли — такой вот руководитель без сил к руководству.
Каждому персонажу здесь придумана характерность, с помощью которой в героях Володина легко узнать людей XXI века. Вдова (Марина Волкова) — типичная гламурная девица с растрепанной, но залаченной прической, модными вырезами на джинсах и легкой сексуальной озабоченностью. Видимо муж — Длинный — был для нее «папиком», и теперь она при деньгах и ищет нового, уже молодого человека, который сможет удовлетворить ее потребности. Ушастый (Сергей Беляев) в красных свободных штанах и красной же шапочке напоминает то ли католического священника, то ли хипстера, который старается отстраниться от реальности.
Человек боя (Андрей Крупник), Черепашка (Анна Манакина), Долгоносик (Роман Сорокин), Красноречивый (Иван Федотов) и Ходок (Даниил Мунаев) кажутся персонажами, застрявшими в эпохе СССР. Потертые пиджаки, свитера, даже старая фуфайка вместе с текстом Володина делают их людьми из 1980-х. Именно это, кажется, мешает нам идентифицировать себя с героями спектакля. Когда Человек боя берет слово, он обращается к зрительному залу, как к части своего племени — ход отличный, а в маленьком пространстве, где обычно играется спектакль, еще и действенный. На основной сцене Театра «На Литейном» общность персонажей со зрителями не столь очевидна, как того требует мысль режиссера.
История смены власти в небольшой группе людей показана режиссером как поиск отсутствующего лидера. Возможно, что тот молчаливый Длинный мог бы им стать, но после его убийства остались только персонажи, максимально не подходящие на роль главаря. Девушки озабочены собственными амурными делами, Человек боя агрессивен и косноязычен (не зря слово «сука» — главный связующий элемент в его речи), действующая Глава уже не способна уладить раздор, а остальные всеми силами стремятся отмежеваться от какой-либо ответственности. Мысль, опять же, отличная и современная, но с ее выражением во времени и пространстве в спектакле есть одна существенная проблема: все персонажи выходят бесконечно болтливыми, настолько, что после первых диалогов уже перестаешь следить за их мыслью. Танцы, живая музыка, видеопроекция советской хроники, призванные разбавить море текста, становятся слишком оторванными от него и лишь утяжеляют действие, не делая его более разнообразным.
В итоге из пьесы, постановка которой сейчас могла бы стать острой политической сатирой, режиссер выделяет довольно очевидную мысль: люди — жестокое стадо, которому необходим справедливый и деятельный пастух, без которого они озвереют вовсе. В финале это разжевывается сценой, в которой все, кроме Ушастого, набрасываются на Главу, а после затемнения мы видим, что у них окровавленные рты. Ну, чтобы уже все поняли. Рефлексия Ушастого (а в его лице, конечно, показывают интеллигенцию) направлена не на то, чтобы изменить мир вокруг себя, а только на то, чтобы спасти свою шкуру. Чем же он тогда отличается от остальных? Просто не ест мясо? Этому миру, а в подтексте режиссера очевидно, что «этот» — наш мир, требуется новый герой, новый Глава. Найти бы его.
А. Володин «Две стрелы». Студия «Белый шар» (Москва). Режиссер В. Мирзоев.
До начала спектакля на сцене стоят скамейки, взгроможденные одна на другую и создающие амфитеатр. Натуральная фактура дерева, естественная форма «зрительного зала» настраивают на историю по сценарию А.М. Володина о первобытной общине. Но вот слышится шипение – сцена заполняется дымом, на лавочках оказываются полуобнаженные люди – перед нами баня. В наготе их – первобытность и естественность. Получив сообщение об убийстве Длинного, герои одеваются – естественности приходит конец. И пока они надевают одежду, то совершают условное преображение: от первобытной наготы – к обрядовым действам, от них – к народной песне под баян, а затем – к дискотеке в деревенском клубе. В. Мирзоев отказывается от володинской иносказательности: герои спектакля не вышли из пещер в шкурах животных, это современные люди в спортивных штанах, майках и шапках с помпонами. Но ничего не изменилось в них (в нас) с древних времен, говорит режиссер. Первобытно-обрядовы их танцы, абсолютно дика страсть-похоть Вдовы (Марина Волкова), их музыка (игра на стиральной доске, ложках, бутылках, бочках) созвучна древним инструментам. И отрава подозрения все так же убивает идиллию, и все так же вершится самосуд. История даже еще более конкретна. Она не про современный мир вообще, она про Россию. Оттого весь спектакль на сцене находится плюшевый медведь, а герои пьют самогон в начале. Тривиальные обозначения, но что поделать.
Убийство сородича – это сбой матрицы, следующий за предложением лучшие куски мяса отдавать охотникам, «по справедливости». Мир, в котором естественно существует наивный Ушастый (Сергей Беляев), честно признающийся в потери колчана, не подозревающий, что тем самым обрушивает все подозрения на себя, больше невозможен. И правит этим миром пока еще добрая сказочница (Елена Коренева), распевно и нарочито театрально ведущая свои речи. Она в первую очередь хранительница очага и гармонии, а не судья. Но теперь каждый думает о себе, подчиняется иерархии.
Сцены суда держатся на особенной ритмике, в которой тоже есть что-то первобытное. В первом дне это делается за счет того, что герои могут говорить только на условной трибуне. Несоразмерность длины реплики и расстояния до скамьи делает сцену особенно динамичной. Диалоги второго дня прерываются музыкой из подручных материалов (публика жаждет крови). Это словно экстаз в ожидании жертвоприношения, существующий по своим диким законам ритма.
Ушастый становится своеобразным Христом. Он закидывает руки на длинный брусок – вот и условное распятие. Но мир сломан, жертвы невинного во имя спасения других душ не будет, истинные убийцы найдены самим Ушастым. Герои перестукиваются на колчанах, удары по металлу перерастают в перезвон колоколов. А если вместо колоколов – колчан, то вместо бога – стрелы.
Любви в этом мире тоже больше нет. Есть дикая охота за самцом. Главным мужчиной был и останется Ходок (Даниил Мунаев). У него бывают все женщины без исключения. Вдова же шантажирует то Ушастого, то Долгоносика (Михаил Озорнин), то Ходока, то Красноречивого (Иван Федотов): либо смерть, либо женитьба. Даже в отношениях Ушастого и Черепашки (Анна Манакина) сложно отметить следы теплых чувств.
Человеческий закон перестал работать. Режиссер выносит неутешительный приговор. Общество готово растерзать каждого, кто против него – потому справедливый и честный Вожак съедена своими же «сородичами». В финале герои в темноте, при мигающем свете фонаря, стоят согнувшись с кровью вокруг рта. В этот момент они наиболее похожи на зверей. И пути назад им нет, только скакать, как животным, совершивши путь от обезьяны к человеку и обратно. Финальный танец, в котором герои по очереди катаются по полу, а другие совершают над ними обрядовые движения, говорит: если надо – мы переступим через любого. Это лишь вопрос времени.