«Папа уходит, мама врет, бабушка умирает». Ф. Ивер, адаптация Е. Бондаренко.
Центр им. Вс. Мейерхольда.
Режиссер Юрий Муравицкий, художник Екатерина Щеглова.

Для постановки «Папа уходит, мама врет, бабушка умирает» драматург Екатерина Бондаренко адаптировала текст французского автора Фабьен Ивер «Papapart, mamanment, mémémeurt». Пять главных персонажей — мать, отец, дочь, сын и бабушка — помещены в типическое пространство ситкома. Перед нами коробка-павильон, представляющая собой гостиную среднестатистической квартиры среднестатистической семьи. От зрителей актеры отделены прозрачной стеной, они будто находятся за стеклом или по ту сторону экрана. Персонажи лишены слов, их пластика неестественна, эмоции преувеличены. Складывается впечатление, что ими управляет невидимая рука, как в компьютерной игре TheSims. В остальных трех стенах проделаны окна звукозаписывающей студии, за ними стоят две женщины и мужчина (Светлана Михалищева, Наталья Терешкова, Михаил Ефимов) и читают текст. Кажется, что сейчас они начнут озвучивать происходящее, но их поток сознания — своего рода музыкальное сопровождение спектакля. Действие внутри коробки и текст снаружи идут параллельно друг другу, они не взаимосвязаны. Таким образом, возникает два пласта не только восприятия, но и развития сюжета.

Сцена из спектакля.
Фото — архив Центра им. Вс. Мейерхольда.

Абсолютно все в постановке условно. Начиная со сцен обедов и заканчивая тем, что все актеры практически одного возраста, их положение в семье определяется исключительно костюмом, а бабушку и вовсе играет мужчина. На сцене — утрированное воплощение ежедневной рутины «работа/школа — дом — телевизор — уборка — ужин — уроки — сон — работа/школа». Герои из раза в раз, изо дня в день повторяют одни и те же действия, сын (Артем Семакин) всегда одинаково ложится на диван, в одно и то же место кидает носки, и т. д.

В этой гостиной, вырванной из пространства дома, а, следовательно, и семьи, стены кричащего желтого цвета— цвета измены. Эта самая измена сквозит в каждой сцене, в каждом действии персонажей. Дело не в том, что кто-то кого-то предает. Дело здесь в подмене ценностей, сущности семьи. В полном отсутствии естественной природной жизни в мертвом пространстве, лишенном даже слова.

Семья разваливается, разваливается давно, папа (Григорий Калинин) уходит, но возвращается. На него буквально давят домашние, прессуют и растворяют в себе. Сидя впятером на четырех стульях, они будут сжимать его с двух сторон, пока фактически не выдавят за пределы жизненной коробки. Он вырвется наружу, встанет и будет, как и все зрители, через стекло наблюдать за своими детьми, женой и бабкой, которые теперь все — в монструозных масках матери.

Сцена из спектакля.
Фото — архив Центра им. Вс. Мейерхольда.

Присутствует мотив подмены, изменения, двойничества матери-дочери: то мать (Светлана Камынина) появляется в наушниках своего чада, то дочь (Сесиль Плеже) надевает платье женщины, которая ее родила. Потому что нет в этом мире никаких семейных отношений. Судьбы людей дублируются и повторяются. Отец с сыном просто притащат гроб в комнату и засунут туда бабку (Дмитрий Аросьев). Пора тебе, старуха, сопротивляйся или нет, а все уже решено без тебя, мы поможем тебе сдохнуть, ведь ты этого достойна. Как на отца давит семья, так бабка находится на привязи у этой жизни. Она умирает каждый день, но вновь воскресает и никак не может разорвать веревку, связывающую ее с миром.

Режиссер фактически сводит к нулю функцию актера — он перестает быть проводником мысли и сливается со сценографией, становится ее частью. Текст несет в себе историю множества семей, чуть ли не каждое новое предложение — новая история. Но все это множество людей говорит об одних и тех же усредненных среднестатистических проблемах. В спектакле абсолютно отсутствует сюжетная драматургия, образы не развиваются, всеобщая стагнация захватывает нас на 1 час 20 минут. Мы не можем говорить о разрушении семьи, потому что за это время она не разрушается, а разрушена давно, еще до начала спектакля. В очередной раз нам указывают на нивелировку ценностей, отсутствие приоритетов. Здесь нет конфликта как такового, все границы размыты, персонажи бесцветны, сцены неузнаваемы. Спектакль «Папа уходит, мама врет, бабушка умирает» поставлен при поддержке ЦИМа в рамках резиденции «Blackbox» с целью обновления существующего театрального языка. Если говорить об экспериментах и новых формах, то они вторичны, и, к сожалению, попытки Юрия Муравицкого минимизировать роль актера на сцене, а во главу угла поставить текст, разбиваются об отсутствие главной, связующей идеи. Режиссер же не развинчивает мифы, не дает путей решения, а просто констатирует факт разложения семейных ценностей, бесконфликтно и отчасти однобоко.