О зарубежных спектаклях XV Международного театрального фестиваля «Царь-сказка» в Великом Новгороде

Фестивали в небольших, нестоличных русских городах раз за разом поражают тем, насколько провинция включена в театральный контекст. В Пскове недавно прошел отличный «Пушкинский» с направленностью на спектакли по русской классике, а «Дягилевский» в Перми с его разнообразием оперных и балетных спектаклей уже давно считается одним из сильнейших в России и Европе. «Царь-сказка» тоже обладает собственной индивидуальностью — организаторы стараются собрать программу, в которой помещаются разные виды театрального искусства: клоунада, контемпорари, драма, театр предмета. Помимо российских спектаклей в Новгород привозят небольшие европейские театральные компании, и это становится важным опытом погружения в театральную реальность, где практически нет громких имен: такой неидеализированный срез европейского театра, который вполне сравним с аналогичным, провинциальным, в России.

«Практически» — не случайная оговорка: к XV, юбилейному фестивалю в Новгород привезли пару настоящих звезд театра кукол, вернее их спектакли — «Я Басё» Яны Туминой и «Золотой конь» Дуды Пайвы. Про Тумину уже даже неловко писать — ее работы за последние годы обласканы всевозможными театральными премиями и, как следствие, критическими рецензиями.

«Золотой конь». Спектакль Дуда Пайвы.
Фото — М. Воробьева.

Что же Пайва? Спектакль Латвийского театра кукол сделан в привычной для поклонников голландского мастера стилистике. Поролоновые куклы взаимодействуют с артистами в живом плане, да так, что иногда не понимаешь, кто здесь кем управляет. В «Золотом коне» по пьесе латвийского классика Райниса тема управления друг другом становится определяющей. Страшная сказка о спящей царевне, за которую борются принцы, как темные, так и светлые, в режиссуре Пайвы стала, практически, «Игрой престолов». Правда, в отличие от популярного сериала здесь нам нарисовали шахматную доску, а всех героев разделили на белых и черных. Метафора «жизнь — игра», конечно, уже давно заезжена, но нам и не предлагается следить за тем, как герои осознают себя фигурами на доске. Внимание держит то, как обустроена смерть персонажей, превращенная в трюк: у какой-то фигуры отрывают конечности, кого-то «переваривают» в желудке более габаритной куклы, кого-то с громким звуком выкидывают за пределы доски. Уместнее даже будет сказать, что у Пайвы не жизнь, а смерть — игра.

Самые любопытные спектакли в программе — те, что без слов. Структура спектакля «Близко-близко» шведского театра Zebradance, которым фестиваль открывался, довольно незамысловата: две девушки-хореографа исполняют серию танцевальных этюдов под музыкальные импровизации на контрабасе и саксофоне. Трюки в номерах кажутся намеренно простыми: стойки на руках, кувырки через спину партнера, поддержки и сцепленные движения. Почему я говорю о намеренности этой простоты? Суть в том, что трюки прерываются пластическими импровизациями со зрителем: сначала это просто прикосновение пальцем к ладони артиста, потом — повторение каких-то движений на месте, и, наконец, кого-то вытаскивают на площадку (разумеется, не принудительно). С помощью такой «детской» интеракции зрители вовлекаются в процесс.

«Новые границы».
Фото — А. Vashilo.

Два других танцевальных спектакля посерьезнее — уже никакого интерактива, постановщиками заявляются строгие, важные темы. «Новые границы» из Германии и «Начало» от французской Compagnie Chriki’z заявили пластический месседж о всеобщем равенстве. Однако темы заявлялись не в повествовательном ключе, а ассоциативно. Никакого драмбалета — мысли режиссеров не иллюстрируются, а просвечивают в отдельных деталях танца. В «Новых границах» интересен каст: шесть танцоров разной национальности, никаких соло-партий, исполнители всегда либо выполняют поддержки, либо двигаются синхронно. Звучащие в музыке выстрелы, мизансцены то парные, то образующие стену между двумя людьми — все настраивает на восприятие социальной тематики. Спектакль «Начало» тоже бессюжетен, но здесь иная манера: с помощью статуарных мизансцен мы можем угадать в соединении тел танцоров образы картин Микеланджело и да Винчи. Здесь и отсылка к Возрождению, когда гуманизм впервые стал объединяющей идеей человечества, и прочерчивающаяся связь со временем: оказалось, что от контемпорари до Микеланджело всего несколько шагов. Артисты, беспрерывно танцующие полтора часа, тоже, конечно, стремились к искусству масштабному и объемному, как творения великих мастеров прошлого.

Несколько спектаклей пытались удивить нас клоунадой — «Соло для двоих» из Дании и «Гамлет» из Эстонии использовали стандартные юмористические ходы для десакрализации серьезных сюжетов, чтобы показать: о грустном и даже трагическом нужно говорить непременно весело. Но весело, однако, не было. Причины разные. «Соло для двоих» Theatergruppen Batida — попытка реинкарнации классической киноклоунады, вроде работ Чарли Чаплина или даже братьев Маркс, с нагромождением всевозможных лацци. Клоуны выступали с накладными носами и животами, в одинаковых черных париках, но довольно строгих костюмах, отсылающих элементами пантомимы и живой музыкой к чаплиновской киноклоунаде, но с шутками уровня Comedy Club. При этом они объединили несколько антре историей двух музыкантов, которые знакомятся в антрепризном оркестре, а оказываются разлученными в детстве братьями. Серия этюдов, выстроенных на тривиальных трюках (падающая из раза в раз афиша, которую актер сбивает, потянув за «невидимую» нить, или сгорающая салфетка, на которую актер дунул после выпитого «огненного» напитка) и банальных гэгах, вроде того, что у персонажа звонит телефон, и он ищет «виновных» в зрительном зале, а у другого героя сильно пахнут носки, и он прямо на сцене засовывает их в футляр для музыкальных инструментов, чтобы там «постирать». В финале они, наконец, понимают, что братья, обнаружив друг у друга в вещах половины старой общей фотографии.

«Гамлет» Piip and Tuut Teatre из Таллина не смешной по другой причине. Актер и актриса с клоунскими красными носами исполняют роли всех шекспировских героев пьесы. Причем, часто меняются ролями: Гамлета, например, в разное время играют то актер, то актриса. Прием мог бы срабатывать за счет неожиданных интерпретаций известных коллизий, но артисты растянули клоунаду на три часа и два акта, подробно пересказывая фабулу. Текстовые импровизации (в них актеры решали, кто будет играть Офелию или как показать на сцене настоящую Данию), которые поначалу казались забавными, исчерпали себя уже к антракту.

«Cоло для двоих». Theatergruppen Batida.
Фото — М. Воробьева.

Моноспектакль «Пинг» актрисы Эстер де Кённинг из Голландии продолжил череду комедий. История девочки-подростка, которая переживает разрыв родителей и собственное взросление, была разыграна от первого лица. Лишь иногда в монолог героини вклинивались на пару реплик отец, мать, бабушка и дедушка, и тогда Эстер де Кённинг быстро переключалась с одной комедийной маски на другую, парой штрихов создавая забавные шаржи на людей, окружающих девочку. Все персонажи, весь мир демонстрировались через призму восприятия Пинг, в основном с помощью речевых характеристик: текст за героиню актриса читала во вполне естественной манере, а вот ее родственники непременно представлялись утрированно, пародийно. В нескольких характерных жестах зритель легко мог узнать себя или своих родных: широко расставленные ноги у папы, мама постоянно нервно поправляет прическу, дедушка медленно поворачивает голову. Особенно интересно было наблюдать за этими образами в динамике — колкие диалоги между девочкой и отцом, отцом и мамой. Эпизоды спектакля, напоминающие стендап-номера, провоцировали смех зрителей над самими собой.

Любопытный спектакль из французского Ренна «Мой милый кролик, моя трепетная лань», во-первых, идет всего 30 минут, без текста и, по сути, не имеет сюжета. Во-вторых, провоцирует ощущение, что тебя постоянно обманывают: кажется, что актеры ничего особенного не делают, просто прикалываются друг над другом и переставляют предметы на столе. Кажется, что это домашний театр — актер даже лично встречал зрителей на входе в зал и с каждым здоровался, чтобы поддержать ощущение уюта. Пара за черным столом вроде как семейная. В их руки то и дело попадают разные предметы милого быта: керамические кролик и лань (которые оказываются изысканными контейнерами для блюд), огромная супница, вязаные салфетки, сувенирные домики… И в каждой вещи вдруг оказывалась колонка — с помощью исходящих из нее музыки и звуков действие обрастало конкретными подробностями, характеристиками персонажей. Фактура предметов здесь значения не имела: парочки героев (а спектакль-то про любовь) составлялись из ножа и салфетки, рюмки и подстаканника — в общем-то, из чего угодно. Конфликт же обозначался посредством музыки: один из партнеров слушает классику, другой предпочитает диско и так далее… Персонажи могут ссориться, изменять, но актеры все так же нежно смотрят друг на друга, обмениваются подсказками и вовремя вытаскивают нужный предмет.

Обобщающие выводы из такой жанрово и видово разношерстной программы фестиваля сделать практически невозможно. Театр возникал из игры с керамической посудой или шахматами, а иногда просто из воздуха, который артисты разрезали собственными телами. «Царь-сказка» — это погружение в театральную реальность, где есть не только Уилсон и Остермайер. Отлично, что в российской провинции можно увидеть одновременно десяток зарубежных спектаклей, пусть и без звездных имен. Ведь театр — это не имена, а обмен энергией между зрителями и артистами, и прекрасно, когда языковой барьер этому обмену не может помешать.