«Итальянка в Алжире». Дж. Россини.
Мариинский театр.
Дирижер Валерий Гергиев, режиссер Екатерина Малая, сценограф Вячеслав Окунев.

Не у многих комических опер есть надежная историческая основа: в 1805 году алжирские пираты взяли на абордаж корабль, на котором путешествовала прекрасная миланка Антониетта Фраполли, и продали приобретенное сокровище своему бею, тот воспылал страстью к итальянке. Что происходило дальше — покрыто завесой тайны (дама впоследствии при вопросах лишь загадочно улыбалась), но через некоторое время красавица вернулась домой, при этом никто не платил за нее никакого выкупа. С алжирских берегов доносились смутные слухи, что итальянка сумела так настроить гарем, что жизнь бея стала невыносимой, и он с почестями проводил в родные края источник ежедневных тревог и скандалов. Но слухи слухами, а современники, естественно, гадали, что же случилось.

Сцена из спектакля.
Фото — Михаил Вильчук, © Мариинский театр..

Одну из версий в 1813 году предложил Джоаккино Россини — тогда состоялась премьера его оперы «Итальянка в Алжире». В ней прекрасная дама искусно обводит вокруг пальца по уши влюбленного бея, освобождает своего жениха и уезжает, вручив правителя его любимой жене, которая ужасно страдала от того, что в присутствии итальянки перестала быть правительницей гарема. И публика получила дивную комическую оперу, в которой, конечно, были закамуфлированные отсылки к современности (дурацкий обряд посвящения в несуществующее общество «паппатачи», проводимый над беем, пародирует масонские ритуалы), но которая в целом уводила зрителей от проблем и радовала приключениями в далекой стране, где, разумеется, могут быть самые странные обычаи, но «наш человек» (в данном случае — «наша дама») всегда выходит победителем.

Появление «Итальянки в Алжире» в афише Мариинского не случайно (как и недавнее возобновление не менее смешного «Дона Паскуале»): в мрачные времена театр хочет поддержать дух публики. Это задача минимум, но есть и задача максимум — рассказать историю так, как она звучала двести лет назад, и ни в коем случае не пытаться посмотреть на нее новым взглядом. Ведь новый, пристальный взгляд — штука опасная: вот сделал шесть лет назад Тимофей Кулябин «Дона Паскуале» в Большом — и из потешной истории о том, как старик решил жениться, а молодежь морочит ему голову, получилась беспощадная повесть о приходе в академический институт новой глянцевой управленки, готовой все украсить блестками и в каждый угол втиснуть модную кофейню, а всяких там профессоров сократить, чтоб не мешались. Публика в Большом, конечно, смеялась — но не так простодушно и не так безопасно, как требовалось.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Нефф, © Мариинский театр..

Художественный руководитель Мариинского театра и его же генеральный директор Валерий Гергиев таких ошибок не делает — и постановка «Итальянки в Алжире» была поручена честному ассистенту режиссера Екатерине Малой, не претендующей на великие режиссерские решения. Получился очень милый и почти домашний спектакль, в котором с удовольствием дурачатся мариинские артисты и ничто не мешает праведному эскапизму публики.

Художник Вячеслав Окунев поместил на сцене четыре башни восточного вида, которые периодически по этой сцене разъезжают. В их путешествиях нет никакого смысла: пусть место действия в опере меняется — то дворец бея, то морской берег, то снова дворец бея, — обозначать это только съезжанием и разъезжанием башен представляется несколько странным. Более всего эти разъезды напоминают решение художника в балете «Жизель», что в свое время было в «Кремлевском балете»: при первом взгляде во втором акте зрители видели натуральное кладбище с несколькими могилками, когда же наступало время освободить сцену для танцев — все лишние могилки бодро уезжали в кулисы.

Еще Окунев радостно использует сочетание красного, желтого и зеленого цветов, а его коллега, художник по свету Ирина Вторникова, счастливо заливает все это буйство красок фиолетовым. И что же все это напоминает? Ах, ну конечно же — советское телевизионное кино: какой там Алжир, в нем никто никогда не был, все пальмы снимались в Ялте.

Сцена из спектакля.
Фото — Наташа Разина, © Мариинский театр..

Минимум декораций, максимум крупных планов, актерские бенефисы. Здесь, конечно, бенефис Ильдара Абдразакова. От вполне симпатичной баньки (артист в роли бея прямо жмурится от удовольствия в деревянной бочке и с таким кайфом завертывается в полотенце, что веришь каждому его жесту и каждой мурлыкающей интонации) до последней сцены, когда герой смиренно признает, что его провели, — это спектакль Абдразакова. От участи постановки, устаревшей уже при появлении на свет (где нет режиссерской концепции, все певцы «докладывают» свои арии в зал), спектакль спасают актеры — и прежде всего именно Абдразаков.

Теплый богатый голос, человек-солнце, певец-счастье, он играет влюбленного дурака так, что быстро становится ясно: бей Мустафа — вообще-то совсем не дурак. Но он влюблен — и позволяет себе быть влюбленным, следить взглядом за заморской наглой птичкой, расплываться в улыбке при звуках ее голоса, служить ей и восторженно играть кретина, потому что ему это нравится. Тот запас добродушия, что Абдразаков вкладывает в грозного правителя Алжира, — это прямо золотой запас, сокровище. Не героя обманывают — герой обманывается и получает удовольствие, и не слишком разочаровывается, когда понимает, что его провели, — он из тех редких мужчин, кому важнее быть влюбленным, чем быть любимым. То есть Абдразаков делает своего бея поэтом — и это роскошное актерское решение.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Нефф, © Мариинский театр..

Екатерина Сергеева в роли Изабеллы — четкая графика, жесткий жест, быстро проведенная пером линия (в отличие от колоритной акварели Бея). Умница на высоких каблуках с пакетом из бутика, просчитывающая каждый шаг (чтобы пираты пускали слюну, но не теряли соображения совсем), Изабелла привыкла управлять миром мужчин — и теперь делает это лишь в несколько более экстремальных обстоятельствах. Каватина, в которой Изабелла сообщает публике, что всегда добьется своего, потому что все мужчины одинаковы и зависят от женщин («Cruda sorte! Amor tiranno!»), превращается у Сергеевой в блистательное утверждение счастья быть женщиной, безупречное с вокальной точки зрения.

И окружающий пару лидеров ансамбль звучит качественно: и грустная тихоня Эльвира (чуть не оставленная жена, Юлия Сулейманова), и надолго не задержавшийся в рабском статусе жених итальянки Линдоро (Борис Степанов), и сопровождавший героиню в путешествии безнадежный поклонник Таддео (Сергей Романов). Взрослые люди, состоявшиеся артисты играют в этом простеньком спектакле так простодушно и увлеченно, будто всякая душевная сложность теперь навсегда должна остаться за стенами театра.

Сцена из спектакля.
Фото — Михаил Вильчук, © Мариинский театр..

Может быть, так и есть? И Валерий Гергиев, с азартом кинувшийся в летучего Россини вместо привычно-монументального Вагнера и объяснившийся ему в любви со всей возможной пылкостью, чувствует время лучше многих? Но рядом с «Итальянкой» в афише Мариинского встало концертное исполнение «Гугенотов» Мейербера (то есть, возможно, это следующая премьера). Там в финале, как известно, Варфоломеевская ночь.