23 января 2023 года на нескольких сценах РАМТа состоялись итоговые показы замыслов, рожденных в ходе большого проекта под названием «Мастерская инсценирования: большая литература для большой сцены». РАМТ остается верен себе и своему принципу, провозглашенному Бородиным в 2008-м во время первой подобной лаборатории: «Молодые режиссеры — детям».

Участники лаборатории.
Фото — Мария Моисеева.

Программа, стартовавшая еще в октябре 2022 года, была изначально задумана как большой образовательный проект в помощь театру в творческом поиске материала для утренников на Большой сцене: несмотря на богатый и очень разнообразный репертуар, спектаклей 6+ у РАМТа немного, и почти все они — легендарные хиты-долгожители вроде «Тома Сойера», идущего на сцене РАМТа аж с 1989 года, или «Кентервильского привидения», поставленного в 2005-м. Именно эту нишу и призвана была насытить новыми идеями и замыслами лаборатория. Объявленный театром опен-колл давал возможность тандемам, состоящим из молодых режиссеров и драматургов, заявиться с идеей постановки на большой сцене для аудитории 6–8+. Идея будущего спектакля должна была быть основана на инсценировке какой-либо известной детской прозы. В лонг-лист «Мастерской…» вошли 50 замыслов, из которых шесть пар режиссеров и драматургов были отобраны в итоге для дальнейшей работы над инсценировками и эскизами.

На протяжении нескольких месяцев драматурги работали под руководством Натальи Степановны Скороход, создавая инсценировку с нуля. Позже к ним присоединялись режиссеры. Промежуточным этапом была защита проектов (по итогу готового текста и режиссерского решения), проходившая в закрытом для публики режиме. В итоге зрители увидели лишь четыре эскиза вместо шести. Однако же не ставшие эскизами замыслы решено было доделать и наравне с остальными опубликовать готовые тексты весной.

Сцена из эскиза «Ленинградские сказки».
Фото — Мария Моисеева.

Открывал день показов эскиз режиссера Филиппа Гуревича и драматурга Марии Малухиной в Черной комнате. Любопытной чертой и даже своеобразной изюминкой всех показов стало то, что предназначенные для большой сцены замыслы игрались, наоборот, в самых камерных уголках РАМТа — в Черной комнате, бывшей некогда репетиционным залом, в Белой комнате, на Малой сцене под крышей. Впрочем, для эскиза Гуревича это обстоятельство стало скорее плюсом: у режиссера отлично получилось создать в тесном черном зале, где зрителям пришлось существовать в формате «в тесноте да не в обиде», гнетущую и таинственную атмосферу страшных «Ленинградских сказок» Юлии Яковлевой. Авторы с не стали изменять своему фирменному стилю страшилки пополам с мистикой, что заставляло целевую аудиторию в первом ряду вжиматься в своих родителей и крепко держаться за руки.

Гуревич и Малухина взялись рассказать об истории одной семьи в блокадном Ленинграде глазами трех маленьких детей, каждый из которых воспринимает происходящее вокруг как что-то странное, страшное и одновременно ужасно любопытное. Вот выстроилась очередь в булочную из мрачных людей-теней с лицами, закрытыми гипсовыми масками, с которых потихоньку осыпается белая крошащаяся штукатурка… Вот мальчику в этой очереди не достается ни крошки, ведь хлеб давно закончился, и непонятно, где его теперь брать… Вот в коммунальной квартире появляется некая инфернальная женщина в шубе, шипящая, как змея, и пытающаяся выведать у маленького Шурки, где же работает теперь его тетя. Все эти сцены идут калейдоскопом, давая зрителю лишь полунамеки к завязке всей истории.

Сцена из эскиза «Ленинградские сказки».
Фото — Мария Моисеева.

Актеры, играющие детей — старшего брата Шурку (Владимир Зомерфельд), младшего Бобку (Александр Девятьяров) и серьезную школьницу Таню (Татьяна Матюхова, в гриме имеющая поразительное портретное сходство с Таней Савичевой, это лицо девочки-старушки), — сухи и сдержанны, однако их дети очень узнаваемы. Точно психологически выверены сцены со взрослыми персонажами: проводы дяди Яши (Константин Юрченко) на фронт и встреча тети Веры (Виктория Тиханская) с дьявольской женщиной в шубе (яркая и запоминающаяся работа Анны Дворжецкой). Гуревич в небольшой по времени работе нашел сразу несколько удачных подходов к непростому для детского восприятия материалу: он перемежал сюжетные, вербальные куски с пластическими, в которых зрителям постарше давался четкий визуальный отсыл к сталинской эпохе физкультурных парадов, культа молодого, пышащего здоровьем и энергией тела по контрасту с голодающими и замерзающими стариками и детьми блокадного Ленинграда. Эскиз вышел очень атмосферным и, что не раз отмечалось в обсуждении, как будто бы идеально вписался в ту камерную площадку, на которой игрался (при переносе на большую сцену, скорее всего, многое из этой невероятной атмосферы будет потеряно).

Сцена из эскиза «Королевство кривых зеркал».
Фото — Мария Моисеева.

Второй эскиз — режиссера Тимура Шарафутдинова и драматурга Марии Огневой по сказочной повести советского писателя Виталия Губарева «Королевство кривых зеркал» — игрался в Белой комнате, которая отличается весьма специфической конфигурацией зрительного зала: хорошо видно только тем, кто сидит по центру. Этот недостаток решено было исправить с помощью зеркал, поставленных в боковые ниши, дававшие возможность зрителям, сидящим сбоку, видеть происходящее в центре как отражение, что безусловно добавляло эскизу вау-эффекта. Текст повести существенно переработан драматургом, и сюжетная линия приключений девочки Оли (Людмила Пивоварова) и ее зеркального отражения Яло (Дарья Затеева) помещена в другой контекст. Действие разворачивается в школе, где внешний вид персонажей стилизован под условные американские 70-е (джинсы клеш, блестки, халы и цветные ободочки на голове у одноклассников). Оля здесь — типичный худощавый подросток в джинсах и кедах, с пучком на голове. Она попадает в мир зазеркалья, куда до этого вытолкнула своего одноклассника Сашу (Алексей Веселкин-младший), пытаясь скрыть факт дружбы с таким «лузером», как он.

В «Королевстве» царит искривленное представление о реальности и существуют современные смартфоны, а встречающая Олю Яло снимает слиры и рассуждает о буллинге того самого «чмошника» Саши. Школьная тема буллинга как двигатель всей истории не выглядела слишком убедительной, равно как и режиссерская идея стилизации истории под 70-е в Америке, однако же было любопытно наблюдать за попыткой режиссера разграничить два игровых пространства, а значит — два мира, в рамках одной очень небольшой площадки. Двоемирие истории вылилось в схематизм актерского существования, а у взрослой публики вызывало вопрос, на какую аудиторию рассчитана вся эта история, поскольку подростковый компонент явно превалировал в эскизе над сказочным.

Сцена из эскиза «Томасина».
Фото — Мария Моисеева.

Третий эскиз — от режиссера Али Ловянниковой и драматурга Оли Потаповой — игрался вновь в Черной комнате, и это был тот случай, когда драматург и режиссер стопроцентно попали в возрастную целевую аудиторию. Их эскиз «Томасина» по одноименной повести Пола Гэллико получился невероятно теплым и обаятельным, с привкусом конфет «Пчелка», которые по ходу действия ели герои и которыми во время обсуждения эскиза актеры щедро одаривали зрителей.

Аля Ловянникова давно и вполне успешно работает с детской зрительской аудиторией, при этом умеет делать спектакли бэби-формата. Ее отношение к ребенку-зрителю бережно и трепетно. Для исполнения своего замысла Аля уговорила актеров РАМТа взять в руки кукол, и этот прием дал возможность рассказать трогательную историю кошки Томасины (Мария Рыщенкова), ее хозяйки, девочки Мэри (Александра Розовская) и строгого доктора-ветеринара, отца Мэри (Алексей Мясников) просто, душевно и в то же время динамично: различные актерские трюки, вроде передавания металлической круглой коробочки из-под печенья с лягушкой внутри с первого ряда на последний, не давали зрительскому вниманию рассеиваться и держали в напряжении всех от мала до велика. Драматург построила текст таким образом, что историю, рассказанную от лица кошки, подхватывали персонажи-люди и персонажи-животные, наделенные драматургом даром слова (чего изначально не было в повести).

Финальным эскизом, показанным 23 января на Малой сцене РАМТа, стал эскиз режиссера Ивана Пачина и драматурга Полины Коротыч, созданный по повести Гэри Шмидта «Битва по средам». Этот эскиз наиболее радикально выделялся на фоне всех остальных своей нацеленностью только и именно на подростковую аудиторию. История американского подростка Холинга (Вячеслав Копейкин), сталкивающегося с проблемами в школе на фоне Вьетнамской войны, круто замешана на первой подростковой любви, робких попытках выстроить свою собственную идентичность и найти общий язык в семье, где отец смотрит телевизор и верит всему, что оттуда говорят, а старшая сестра с нарисованным на щеке цветком идет останавливать ружья вместе с коммуной «детей цветов».

Сцена из эскиза «Битва по средам».
Фото — Мария Моисеева.

Иван Пачин использует прием постоянной онлайн-трансляции крупных планов, высвечивающей для зрителей фрагменты исторического и культурного контекста, ставшие впоследствии символическими. Вот дрожащая камера долго показывает рекламу «Нутеллы» в виде постера, приклеенного к стене комнаты подростка… Вот камера скользит по лицу диктора новостей (блестящая роль Олега Зимы), рассказывающего о ситуации в мире. История взросления — вечная история, которая не теряет свою актуальность в любую эпоху и в любой стране мира. У Пачина и Коротыч получился самый длинный и самый неторопливый эскиз — как тягучий мед, он погружал зрителя в мир подростка спокойно и обстоятельно, и тем неожиданней был резкий финал со сценой учебной тревоги в школе, заставляющей Холинга и его учительницу миссис Бейкер (Диана Морозова) забраться под парту. Эскиз вышел необычным еще и по структуре: авторы взялись показать не просто сделанные начальные сцены текста инсценировки, а дать зрителю в своем эскизе представление о всем сюжете от начала до конца, создав некий дайджест.

РАМТу, безусловно, предстоит теперь решить сложную задачу — ведь кто бы ни победил, все равно эскизу нужно быть переработанным для Большой сцены, где многие удачные режиссерские находки не смогут реализоваться просто в силу специфики пространства и работы с ним. Но театр в любом случае обогатился четырьмя прекрасными идеями и шестью тандемами молодых режиссеров и драматургов.