«Swamp Club».
Vivarium studio (Франция).
Режиссер Филипп Кен.

Театральная компания «Вивариум Студио», объехавшая все крупнейшие европейские театральные фестивали и получившая признание в Авиньоне, начала свою историю в самой обычной съемной квартире. Ее основатель Филипп Кен после десяти лет работы художником-постановщиком в драматических и оперных театрах однажды решился оставить этот неблагодарный труд и попробовать создать что-то свое.

Готовя постановку на тему «Зуд крыльев» (2003), он шесть месяцев встречался по выходным на съемной квартире с подписавшимися на эту авантюру друзьями. Финансирования не было: метод работы Кена решительно не подходил ни под какие гранты. Были только тема спектакля, два верных друга и помещение.

Однако спектакль все-таки возник, и его пространство было организовано именно так, как в квартире, а актеры не играли, а совершали простые действия согласно партитуре, которую для них составил Филипп Кен. Зрителю предоставили возможность наблюдать, будто в зоопарке, как два молодых парня в замкнутом пространстве грезят о полете вопреки неизбежному впоследствии падению. Здесь были заложены основные принципы работы «Вивариум Студио»:

— спектакль и его сюжет возникают на основе материала, собранного по заявленной в названии теме;

— создается замкнутый на самом себе микромир, где налажен похожий на реальную жизнь быт, при желании там можно спать, работать, есть и пить;

— актеры не играют, не меняют себя для роли, а остаются самими собой и совершают простейшие бытовые действия. Например, в словаре для актеров роль Себастьяна выглядит так: «читать философские тексты, слушать звуки, рисковать, исполнять музыку, реконструировать актерские перформансы, гуглить, записывать, использовать свое тело, микшировать»;

— зрителю предлагается наблюдать за происходящим так же, как если бы он был в террариуме.

Спектакль ждало признание: благодаря частым поездкам на фестивали, удалось сохранить труппу, и появилась возможность ставить дальше. «С натуры», «Эффект Сержа», «Меланхолия драконов» и сделанный после трехлетнего перерыва «Swamp Club» — вот и весь репертуар театра за его десятилетнюю историю. Сейчас Филипп Кен — художественный руководитель театра Нантер-Амандье в пригороде Парижа, где в свое время работали священные монстры французской режиссуры: Патрис Шеро, Жан-Пьер Венсан, Жан-Луи Мартинелли. Однако компания «Вивариум Студио» существует по-прежнему.

П. Брейгель «Терпение».

Первыми, кто привез «Вивариум Студио» в Россию, были отборщики фестиваля «NET» (Москва). Они выбрали работу «Эффект Сержа». Вдохновленный картиной Иеронима Босха «Фокусник», где зритель видит толпу, наблюдающую на фокусником-наперсточником, а в это время у кого-то в этой толпе срезают кошелек, Филипп Кен придумал очень простой сюжет для спектакля, где соблюдается тот же принцип наблюдения за наблюдателем. Его главный герой Серж каждые выходные показывает спектакли для друзей, длящиеся одну минуту. Причем актеры на роли друзей набираются в каждой стране, где театр гастролирует, заново. Здесь появился еще один принцип работы режиссера: обязательно есть картина, которая становится ключом к его спектаклям.

«Александринский» фестиваль смог вывезти технически сложный спектакль «Swamp Club» и показать его на Новой сцене.

Название переводится как «Болотный клуб» (такое близкое для всех живущих в построенном на болоте Петербурге). На сцене — заросли искусственных трав, хлюпает и журчит вода, стоят безмолвные муляжи цапель, из веток небрежно сколочены слова «Swamp Club». Справа — глубокая пещера, над входом в которую висит «бегущая строка» и табличка «выход». А слева над болотом на тонких сваях высится куб с тремя стеклянными стенами, где ютятся хозяева «Болотного клуба». Это — арт-резиденция, где принимают людей со всего мира. Организаторы, числом три — двое мужчин и одна женщина — неспешно готовятся к прибытию новых гостей. Рисуют в 3D план, как расставить мебель, готовят расписание каждого дня для вновь прибывших и пускают бегущей строкой, греют сауну, которая периодически выплевывает клуб дыма прямо в помещение. Система жизнеобеспечения продумана: слева, под домом — гигантская канистра с водой, опутанная трубами. Как ни в чем не бывало, в куб заходит небольшой ансамбль и начинает играть квартет № 8 Шостаковича… Так же неспешно приходят гости — француз, исландец и полячка — и немедленно включаются в атмосферу заторможенного, спокойного существования организаторов. От местных жителей их отличает только испуганный взгляд.

Жизнь на сцене подробна, идет по расписанию: приветствие, вручение подарков, сауна, солнечные ванны. Вроде и быт знакомый, но некоторые детали удивляют: например, шапки с воротником и длинным заостренным капюшоном, как в Средневековье, которые надевают хозяева резиденции. Или золотые копи, откуда хозяева неожиданно щедро, как будто это в порядке вещей, раздаривают слитки золота диаметром в полметра. Однако неспешное течение жизни затягивает вновь прибывших все глубже и глубже.

Из пещеры медленно вываливается большой черный крот. Казалось бы, событие? Но для хозяев — нет, такое с ними уже случалось. Это знак, что грядет большая опасность. Первым делом крота укладывают в постель и предлагают ему пива из холодильника. Пока он спит, начинаются эвакуационные работы, и снова по расписанию: тренировка с костюмами и палками — установка баннера с надписью «center» — «тренировочный взрыв — защита растений и животных — электроподжиг — напитки и ужин в пещере (неопределенное время)», — нон-стоп на разных языках сообщает бегущая строка. Работы ведутся ровно в том же темпе, что и обычная жизнь, сдержанно и очень сосредоточенно, как будто актеры под транквилизаторами.

Сцена из спектакля.
Фото — архив Александринского театра.

Более точно может описать существование актеров только гравюра Брейгеля «Терпение», в свое время поразившая режиссера Филиппа Кена. В этом спектакле ее обсуждение включено в расписание резиденции до ЧП. Здесь, не обращая внимания на происходящие вокруг ужасы, человек с просветленным взором воздевает руки к небу и не реагирует на непотребства, творящиеся вокруг него. Некоторые детали спектакля — как средневековые шапочки хозяев, как пара мизансцен — напоминают эту картину.

Лейтмотивом грядущего ужаса становится струнный квартет Шостаковича, опус 110, «памяти жертв фашизма и войны». Это одно из самых выстраданных, автобиографических произведений, в котором сплелись темы из сочинений самого композитора и «Гибели богов» Вагнера. Шостакович, описывая И. Д. Гликману то состояние, в котором он его создал, говорил — «и от судеб защиты нет».

Беззащитные перед судьбой, резиденты «Болотного клуба» пытаются предотвратить опасность. Маршируют строем с палками. Криво вешают баннер с надписью «center» так, что видно только «enter». Устраивают фейерверк в качестве тренировочного взрыва. Выдирают муляжи растений и собирают чучела животных, расставленных между ними, чтобы спрятать их в кубе. Включают мигающие красные огоньки, спрятанные в глазах фигурок цапель. И, наконец, вместе с кротом прячутся в пещере.

Такие вот трогательные и совершенно бессмысленные меры предосторожности против неведомой, но очень страшной опасности, которую чувствует крот! Есть в этом мягкая ирония Филиппа Кена. Как будто бы перед концом света есть разница, как ты проводишь это время: предпринимаешь ли ты меры, сохраняя мужественное спокойствие, как герои спектакля, или нет, — конец света все равно настанет. Но гораздо легче, когда налажен быт в убежище, когда есть набор действий, которые можно выполнять. Когда можно по привычке заглянуть в холодильник, зависнуть над ним в раздумьях и ничего не взять (так делает даже крот, когда приходит в себя и встает с кушетки). Когда есть книги, которые можно почитать, есть вода и еда.

В спектакле «С натуры» герои в скафандрах шли латать озоновую дыру, чтобы спасти мир. И весь спектакль бы еще более тихим, чем «Swamp Club» — реплики транслировались на стену, и был слышен только шепот. В этом же спектакле голоса усилены микрофонами, но конец света настолько же тихий, как и в предыдущем. «Идея была в том, — рассказывал на встрече со зрителями Филипп Кен, — что конец света проходит в полном молчании. Потому что мы не ощущаем экологической катастрофы. Нет какого-то взрыва, потрясения. Просто меняются воздух, который мы вдыхаем, еда, вода. И чтобы дать это ощущение странно спокойного конца света, беззвучной агрессии, я решил, что актеры будут у меня говорить очень-очень тихо».

По атмосфере этот спектакль напоминает рассказ Бредбери «И были смуглые и златоглазые», где колонизаторы Марса постепенно меняются внешне, теряют все земное, забывают родной язык, но совершенно этого не замечают. Так и здесь вновь прибывшие в резиденцию люди просто переключаются, принимают другой способ существования, не видя в этом никакой угрозы. Ужас перед незаметными изменениями, мутацией здесь воплощен в монстре: огромном, в человеческий рост, кроте, который похож на Тоторо из мультфильма Миядзаки — иррациональную, но прирученную человеком силу. Хозяева «Болотного клуба» давно с ним на дружеской ноге, и это дает им возможность освободиться от страха, которому нет названия, — страха неизвестности, ужаса перед необъяснимыми законами этого мира. Подобно детям, они прячутся в пещеру в надежде спастись вместе с кротом. Так же героиням фильма Ларса фон Триера «Меланхолия» было легче встретить конец света в шалаше, построенном из трех веточек. Иллюзия, что можно спастись от катастрофы в уютном убежище…