«День учителя|2048». М. Селедец, Ф. Попов.
«Площадка 51».
Режиссер Мария Селедец.

В стране, где сажают тысячи человек за участие в митинге, где здание театра кукол могут ни с того ни с сего передать церкви, а режиссеры сидят в тюрьмах и под домашним арестом, кажется, что ты уже находишься в антиутопии. Корректировать, сгущать эту реальность, собственно, некуда. Оруэлл, Замятин и Хаксли будто в воду глядели — сейчас мы в абсурдном цирке. Создатели спектакля «День учителя|2048» все-таки сделали попытку разработать очередную альтернативную реальность — нам демонстрируют будущее, которое является логическим продолжением нашего прошлого и настоящего.

Герои спектакля — семья из русской глубинки: мать Ольга, учительница литературы (Алина Никольская), отец Сергей (Егор Закреничный), ветеран военных действий, который больше не может ходить, и их сын Ваня (Иван Вальберг), наивно мечтающий изменить жизнь в стране участием в антикоррупционных митингах. В этой семье угадывается модель современного общества: отец — консерватор, монархист, который по-прежнему готов служить Родине, сын — беспомощный «либераст», который уже успел поджечь курятник местному олигарху, но играет в компьютерные игры вместо работы и учебы, и мать — типичная представительница русской интеллигенции с огромной дистанцией от слова к делу. Режиссер помещает героев в 2048 год, где у каждого человека существует особый рейтинг, который может снижаться, например, из-за употребления мата. Идея с рейтингом, кстати, уже вполне успешно реализуется в современном Китае, так что драматурги вполне могут стать пророками.

Е. Закреничный (Серега), А. Никольская (Ольга Игоревна).
Фото — А. Иванов.

Снижение рейтинга, естественно, влияет на все стороны жизни — от электричества и интернета до зарплаты и избирательного права. Страдает от этого больше всего Сергей — он практически разговаривает матом, и попытки системы его «запикать» только еще больше бесят отца семейства. Но здесь совсем нет жалости к герою, каждая сцена сделана с саркастичной, черной насмешкой над ним. Он то не может выползти из-под стола, то кричит на своего сына из-за того, что отключили интернет. В конце концов, его рейтинг падает до 0, и Сергей на какое-то время проваливается в небытие. После этого в одном из эпизодов говорится о том, что теперь, когда хочется материться, нужно просто дунуть в специальный свисток, выданный всем гражданам государства. Теперь мы слышим уже не механическое «пи», а то, как все персонажи самостоятельно ограничивают свободу самовыражения.

Кроме этой фишки с рейтингом вселенная спектакля мало чем отличается от РФ-2018: митинги против коррупции, на которых избивают Ваню; бухающий отец, у которого за плечами никому не нужная война с «япошками» (у каждого поколения россиян свой Афганистан); иконы на стенах, на одной из которых можно узнать Сталина — он и сейчас уже почти канонизирован нашими ура-патриотами. Примет будущего почти нет — разве что лампочка, свисающая над комнатой героев, включается по хлопку, да абстрактная «система», с которой мы пытаемся бороться, заменена на компьютерный сверхразум ПЗДЦ (значение этих четырех букв давно утеряно в истории). Черный стол, развешанные по стенам вилы и экран, занимающий половину пространства, — это скорее станок для игры, чем действительное отображение обстановки крестьянской избы 2048 года. В пьесе «День учителя», написанной Марией Селедец и Фомой Поповым, действие происходит в наши дни, возможно поэтому привязки к будущему в спектакле кажутся искусственными, не совсем органичными.

А.  Селедец (Директриса).
Фото — А. Иванов.

Стоит сразу оговориться, что изначально этот спектакль — часть масштабного проекта, Cross Media сериала «2048», который включает в себя создание фильма, написание интернет-романа и масштабную мистификацию в соцсетях. Каждый день создатели выкладывают в Сеть очередные странички истории «тридцать лет спустя». Подробнее о проекте можно прочитать, например, здесь. Там вселенная раскрыта более объемно и чуть менее однозначно. Но мы все-таки имеем дело только с вершиной этого айсберга — спектаклем, который показали на «Площадке 51».

А потому кроме вселенной здесь еще есть вполне внятная сюжетная линия, которую драматурги привязали к биографии Анны Ахматовой и насытили стихотворениями поэтов Серебряного века. Главной героиней здесь становится Ольга. Она, как и исторический прототип, переживает ситуацию заключения сына в тюрьму. Алина Никольская аккуратно ведет роль, не давая вырваться наружу своей внутренней экспрессии. Ее персонаж спокойно воспринимает все беды: сын уехал на митинг — молодец, защищает нашу свободу; к мужу пришел собутыльник-староста — нальем и дадим закусить. Выражение ее лица всегда смиренно (как говорит сама героиня ученикам на уроке: «Проверочное слово „смирно“»). Взрывается Ольга только к финалу, когда узнает о том, что сына в тюрьме избили, а директриса школы, с которой они вошли в избирательную комиссию деревни, твердо решила сдать выборы кандидату-олигарху. Тогда Ольга врывается на урок, где рассказывала до этого про Ахматову как женщину-мать и гражданина, и, уже не стесняясь в выражениях, называет ее женщина-…СВИСТ… ть, припоминая связь с Модильяни. Колосок пшеницы, одиноко торчащий в волосах актрисы, теперь выглядит, как знамя свободы, что несет героиня в финале. «Интеллигенция всегда всем п… СВИСТ… т (врет)», — признается она уже не только ученикам, но и самой себе. В отличие от Ахматовой, которая защищала сына только своими любезными к власти стихами, Ольга готова идти на большее.

Она врывается к себе в дом, где обнаруживает пьяного мужа и старосту, которые уже разочаровались в своих взглядах и готовы признать олигарха новым правителем. Учительница убеждает их в том, что честным выборам и Ване угрожает опасность, а свободу придется защищать с оружием в руках. И вот староста уже берет вилы, висящие на стене, Сергей достает пулемет, спрятанный со времен войны, и они идут отвоевывать свою независимость.

Е.  Закреничный (Серега), И. Вальберг (Ваня).
Фото — А. Иванов.

Здесь действие в очередной раз прерывается стихотворением. Их уже читали и Ольга, и ее сын, декламирующий под гитару Гумилева. Теперь пришла очередь директрисы (Анна Селедец). Ахматовский «Реквием» в исполнении героини звучит вполне иронично. Анна Селедец свою героиню рисует внятной стервой без всяких принципов. Читая «И выла старуха, как раненый зверь», она будто посмеивается над Ольгой, а вместе с ней и над всей интеллигенцией. Только громкий, будто бы из-под земли идущий гул, звучащий в этот момент, напоминает о приближающейся катастрофе. Следующий затем монолог Никольской — «Мы долго терпим, но всему приходит предел» — сделан уже в трагедийной интонации. Все в дыму, лицо актрисы высвечено красным светом, а гул не прекращается. «И восстанут все невинно убиенные и порадуются с нами, ибо на нашей стороне сила. А-М-И-Н-мягкий знак», — проговаривается жестко и становится прологом к кричащему патетическому финалу.

По своей плакатности и агитационности спектакль напоминает очередной митинг: актеры бесконечно кричат что-то вроде лозунгов, образы «врагов народа» сделаны нарочито топорно, как в советских пьесах, а пересечение судьбы героини с судьбой Ахматовой — подчеркнуто жирными мазками и проговаривается со сцены не единожды. При этом в зале часто слышится если не хохот, то отдельные смешки над героями спектакля и знакомыми до боли ситуациями. Узнаем себя и смеемся, да. Кажется, что режиссер жестко выступила против аморфности нынешних «Ахматовых» — теперь уже писать поэмы нам не с руки. Но в финале Ольга с мужем и сыном и староста стоят с красным флагом и вилами в руках и поют одну из песен новых националистов — «Пусть подлое племя торопится жить, ему не уйти от огня» и т. д. Эти плакатные революционеры напоминают не только о бедах нашего настоящего, но и о бедах прошлого — кровавых ужасах русских бунтов. Так что же нам остается? Только всматриваться в будущее. Видимо, уже из 2018 года видно, как «поминальный приблизился час».