Сегодня 100 лет Ефиму Копеляну
Ефим Копелян принадлежит той породе актеров, которые транслируют значительность и загадку помимо слов, текста, драматургии, роли. В нынешнюю эпоху тайн не осталось, все выболтано, а природа Копеляна говорила что-то помимо и сверх.
Это не потому, что он был безумным интеллектуалом. Он вообще был шутник, и Кирилл Юрьевич Лавров рассказывал мне не раз, что «у них с Фимой было пари — кто расколет другого на сцене большее количество раз». И велся счет. Донеслись и байки старших о том, как он, стоя спиной к залу, травил анекдоты, раскалывая молодых и неопытных, а о нем писали «думающая спина», как читал перед камерой текст с доски, напряженно вглядываясь в буквы, а критики восхищались напряжением мысли на лице.
Он транслировал что-то помимо и сверх потому, что был личностью, и эта личность «произносила» закадровый текст роли (потом его закадровый голос «сыграет» Штирлица, но я не об этом, а о постоянном закадровом тексте любой его роли).
Может быть, поэтому героем времени стал его Ильин в «Пяти вечерах» — спектакле, переменившем театр. Ильин молчал о лагерях, в которых отсидел, но судьба читалась абсолютно ясно. Рассказывают, как в эпоху, когда слово о ГУЛАГе на сцене еще не было позволено, критик Р. М. Беньяш позвонила Г. А. Товстоногову с претензией — нельзя ли прямо сказать, откуда приехал Ильин, ведь это и так играется, и он ответил: «Вот вы про это и напишите, Раиса Моисеевна…»
Мощный «закадровый текст» сопровождал копеляновского Горича в «Горе от ума». В какой-то телепередаче О. В. Басилашвили говорил, что Горич рифмуется с «Горе от ума», и Копелян играл неслучившегося Чацкого. Несомненно, Горич был умен, но еще более он был полон горькой самоиронии, горечи. Его медленные иронические взгляды в сторону жены (да и в сторону Чацкого) говорили что-то такое, чего говорить опять же не положено…
Молчал его Савва Морозов в «Третьей страже». А потом стрелялся. И даже по детским впечатлениям помню, что не было вопросов — почему. «Закадровый текст», второй план объясняли все даже неопытному зрителю с третьего яруса.
Эх, какие актеры, какие мужики составляли эту труппу!
Я не слишком много видела Копеляна на сцене. Он умер, когда мы учились на третьем курсе, но прогон «Трех мешков сорной пшеницы», где он играл взрослого Тулупова (именно на прогоны пускали студентов), кажется, видела (это была последняя роль Копеляна, дальше в этой роли на сцену выходил уже Лавров). Но ведь на самом деле не важно — видела или не видела, ведь так легко представить…
Его имя до сих пор имеет «закадровый текст», мы говорим «Копелян», когда имеем в виду что-то обаятельное, скупое, мужское, грустно-ироничное, интеллигентное, внешне пасмурное, но искрящееся внутри — и обязательно с тайной непроизнесенного текста.
Сегодня в Доме актера состоится вечер памяти Ефима Захаровича Копеляна.
Не учитель я никому. И не брюзга. Надо бы промолчать, конечно. А с другой стороны, почему бы и не сказать?
В СТДшном зале на вечере, посвященном 100-летию Копеляна, не было ни одного свободного места. И ни одного молодого лица. Средний возраст — 75 лет.
Ясный перец, если бы пришли на эту встречу воспоминаний о Копеляне студенты матмеха или физмата, или даже студенты-артисты, не говоря о 35-летних клерках от финансов, — было бы странно. Что им Гекуба?
Но не увидеть в зале ни единого молодого театроведческого лица, по-моему, криминал.
О Копеляне говорили: Олег Басилашвили, Александр Белинский, Владимир Татосов, Георгий Штиль, Владимир Рецептер, Иван Краско, Людмила Шувалова, Людмила Макарова, Ирина Цимбал. Вдохновенно и интересно.
Молодые театроведы-студенты! Именно театроведы! Ау! Вы обязаны в какой-то момент что-то молвить на экзамене про братьев Адельгеймов? Несомненно.
Но никому из вас не приходит в голову придти на Невский с диктофоном, записать живую речь живых еще, слава Богу, известнейших людей. Записать и положить в копилку. Не для сдачи экзамена злой или доброй тете. Чтобы было. Для исторической перспективы. На потом!
Понятное дело, что многим из вас перечисленные персонажи кажутся некими восковыми, припорошенными нафталином людьми, страдающими, как вам кажется, легким/не очень легким маразмом. Понятное дело, что многим из вас хочется бежать за мыслью (?) исключительно … условных волкостреловых.
Но никто, по-моему, понятие «история театра» не отменял. Оно слагается из разного, не только аналитического. Важны, коли речь идет о фигурах, уже вошедших в анналы, и живые фишки, важно зафиксировать и то, и это. Пусть бытовое, смешное, казалось бы, никчемное. Пригодится, поверьте!
Странно, что никому из вас в голову не приходит сказать друг другу: «Круто, пошли, там будут стариканы, но какие, блин! И Алиса, и Бас и… »
Никого не учу. Не ворчу. Не брюзжу.
Отношения молодых профессионалов (и не только театроведов, а и режиссеров, если поглядим на спектакли) с историей, по-моему, самая серьезная проблема. Мышление нынешнего поколения антиисторично в принципе. Ничто ниоткуда не вытекает. Я прошу студентов искать актерский генезис каждого, о ком пишут, искать историических предков Лысенкова или Лакобы — и это они еще как-то понимают. Но вообще ощущения истории нет. Позавчера молодой критик (из лучших!!!) произнесла: «Конечно, М. Ю., ваше поколение еще застало доносы и черные «Волги»… » Я невнятно пробормотала, что никаких доносов не застала и подумала: к какому же поколению она меня относит?! И уже после поняла, что и эпоха черных воронков и черных «Волг» у нее смешались… А в прошлом году в конце Володинского даже не студенты, а прекрасный критик возраста примерно 35 лет, потряс меня тем, что проникновенно благодарил за то, что на обсуждениях я дала почувствовать володинскую эпоху 50-х буквально из первых рук, как свидетель… Какой я, блин, свидетель, я под стол пешком ходила?… Пришлось объяснять, что, во-первых, я фактуру 1820-х или там 1810-х чувствую и знаю лучше 1950-х, и не потому, что жила или не жила там, а что у каждого десятиления свой запах, все — в нашем знании, воображении… И объяснить, что я вменяемо 1950-е помнить не могу — тоже трудно… И это — из лучших!. Это поколенческое (ведь он человек образованный)! Отношения с историей и с историей своей профессии крайне затруднительны стали для молодых, хотя самое сладкое — заныривать в другие времена и жизни. И, ясен перец, искать общее, а не отделять себя. Не могу сказать, что мои студенты нелюбопытны, но с историей и предками — какой-то кирдык…
Бешенный познавательный метаболизм молодости не позволяет копаться в истории, слишком много всего сейчас и впереди.
Оценить ценность или бесполезность текущих жизненных моментов проблематично из-за отсутствия багажа опыта. Никого не оправдываю. Констатирую.
Когда «Земную жизнь пройдя до половины» и если «очутился в сумрачном лесу», возможно и будет временем возникновения отношений с историей .
«эпоха черных воронков и черных “Волг” у нее смешались…»
То ли дело раньше: эпохи — это тысячелетия (династии фараонов), в крайнем случае столетия.
Разговор человека 21-го века с человеком 20-го века:
— Скажите, Вы, наверное, были жертвой доноса, и Вас за это катали в черной «Волге»?
— Да нет, я пережил только 4 эпохи.
— Ой, как мало! А я думал шесть-восемь.
— Да невелика ошибка.
Да, увы, далекая история меряется тысячелетиями (хотя вся великая Древняя Греция — какие-нибудь 300 лет, тут тысячелетия не пойдут…), дальше — столетия, но ведь вся сладость погружения в историю — десятилетия. И ощутить, чем 1810-е отличны от 1820-х — это так здорово. Иногда мне кажется, что какие-то времена я ощущаю лучше, чем десятилетия своей жизни, и уж точно не перепутаю десятилетия русской истории с момента возникновения русского театра в 1756… 1750-е и 1760-е отличаются друг от друга так же, как 1950-е от 1960-х…
«1750-е и 1760-е отличаются друг от друга»
Разумеется: все новое сначала быстро развивается.
А вот 30-е и 70-е (воронки и «Волги») — частные этапы малозначительной исторической флуктуации, фигурирующей в узкоспециальной литературе под неудачным названием «коммунистический эксперимент». Никакой разницы между ними нет.
(это, типа, троллинг).
Когда-то в детстве читал, кажется, у Булчева. Один из персонажей в 21-веке снисходительно отзывается об историке — книжном черве, оторванном от жизни — досконально изучающем какого-то античного негодяя по имени то ли Гитлер, то ли Гиммлер — не все ли равно.
Ну вот, 21-й век настал 🙂 Булычев прав.
Не скажите, Иван Иванович театральная ситуация в 1930-х и 1970-х весьма различна… 🙂
А информационная ситуация 1980х и 2000х — это вообще прыжок через пропасть. Мы через нее, можно сказать, до сих пор летим. И тут одно из двух: или со временем образуются какие-то фильтры, или информация как таковая вообще потеряет цену (отчасти мы именно это и наблюдаем сейчас — нам уже трудно, а более молодым еще труднее найти ориентиры, отсюда вся эта «эпохальная склейка» всего со всем).
Был какой-то фильм, политический детектив. В нем в 80-е годы один КГБ-шник вдруг прозрел, раскаялся, раскрыл антиконституционный заговор и пошел к диссиденту, которого он лично недавно преследовал. Рассказал диссиденту тайну, предложил распространить в самиздате и передать за границу.
И дело не в том, что диссидент заподозрил провокацию. Вовсе нет: он посмотрел в честные КГБ-шные глаза и как-то сразу во все поверил. Но ответил, что не будет заниматься ерундой: с него довольно сознания, что преступный режим загнивает и скоро рухнет, а уж кто кому первый глотку перегрызет ему совершенно безралично.
Несмотря на бредовость вышеизложенного сюжета, в нем сформулирована мысль (спорная, но имеющая право быть) о мелочности и частности всей истории СССР от 17-го до 91 года. (После 91-года мелочность и частность продолжилась, но уже по другой причине 🙂 )
«со временем образуются какие-то фильтры, или информация как таковая вообще потеряет цену»
А где эти фильтры могут быть, кроме как у каждого свои собственые в голове? Сто книг пролистаешь, две прочтешь, одну запомнишь. Да и ситуация с избытком информации на нова: «Отрядом книг уставил полку, читал, читал, да все без толку. Там скука, там обман иль бред; в том совести, в том смысла нет».
Гм… Ну, если иного варианта, кроме дремучего перекладывания книг с полки на полку, не рассматривать…
То возможно, все так и будет выглядеть. Тогда и фильтры без надобности, их само время расставляет: вот Пушкин, например, не читал Достоевского, «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал», чем не фильтр?
Остается лишь позавидовать))) А что же вы, собственно Иван Иванович, здесь-то делаете, в сети? Не срабатывает, видать, фильтр-то? )))
«А что же вы, собственно Иван Иванович, здесь-то делаете, в сети?»
Это Вы на личности переходите?! Ну что ж, одобряю 🙂
В данном случае мне интересно найти или предположить какое-нибудь другое объяснение смешению эпох, чем просто каша в голове. Каша, которая не мешает осмыслению, а, напротив, помогает ему; способствет обощению. Может быть, с какой-нибудь точки зрения воронки и «Волги» имеют настолько больше общего, чем различного, что сливаются в одно целое. Может быть, это тоже разновидность полезного информационного фильтра? А?