«Макбет. Трагедия». У. Шекспир.
Калининградский драматический театр.
Автор сценической редакции и режиссер Владислав Тутак, художник Светлана Тужикова.

Мир спектакля — это пространство Гекаты (Татьяна Рогачева), похожей на Смерть из фильма Бергмана «Седьмая печать», с белым лицом и спрятанными в черный капюшон головой и шеей. Она, сев на трон, почти спиной к зрителям, перед закрытым занавесом становится еще одним наблюдателем за происходящим, каждое ее слово падает, как свинцовое ядро в тишине. Она тяжело упрекает ведьм (которых еще нет на сцене), что без ее ведома они предсказали то, что предсказали.

Сцена из спектакля.
Фото — Геннадий Филиппович.

Геката будет присутствовать в каждой сцене, иногда невидимая другими, иногда выполняя роль то придворной дамы при леди Макбет, то призрака Банко за столом на пиру. Она обнимает умершего солдата, в то время как остальные ведьмы окружили Макбета и Банко. Ведьм много, часть из них манекены, они создают плотное кольцо с указующими перстами и кружат на поворотном круге, хохочут. Отделившись от остальных, трое главных кидают Макбету яркое зеленое яблоко, которое он машинально ловит. Так Макбет (Максим Пацерин) принял свою участь, поверил в пророчество. Поймал неосознанно, машинально, но все при этом определил. В это время появится титр: «Герои трагедии жрут запретный плод».

Поднимается занавес, и мы слышим навязчивый гул — то, что создает пространство поля боя, мы привыкаем к этому фону, и он становится практически неразличим. Композитор Дмитрий Мульков играет контрастами тишины и гулкого звука, но у этой гулкости как будто есть вес, она повисает над сценой. Окровавленный человек с кожей красного цвета сообщает о результатах битвы куда-то вверх, закинув голову, его туловище нелепо висит на мече.

Занавешенный черным бархатом квадрат сцены вначале кажется увеличенным в десятки раз театральным макетом, где в прорезях передвигаются плоские фигуры, картинки, увеличенные рисунки каких-то средневековых персонажей. Работая с масштабом на увеличение, режиссер и художник Светлана Тужикова как будто обращаются к некоему великану, наблюдающему за ходом пьесы. Над сценой будут появляться титры, где в перечне действующих лиц трагедии (Макбет, Банко, Дункан, Макдуф, Росс) появляется Пастернак (Антон Контушев), и в середине спектакля выходит он сам, а в аудиозаписи мы слышим его голос.

Сцена из спектакля.
Фото — Геннадий Филиппович.

В определенный момент замечаешь, что титры уже становятся ремарками из режиссерского экземпляра с уточнением, ироничным дополнением. Комментарий «поглощает» текст Шекспира, мы уже не вслушиваемся в происходящее, мы ждем иронию, саркастическое замечание. При этом режиссер не боится перегрузить сцену словами, цитатами, людьми разного времени, предметами, двигающимися фигурами. Но титры — это не только слова, но и паузы. Два титра подряд отдельными строками придают предложению новый смысл. «Макбет убил сына». Пауза. За время этой паузы ты успеваешь вспомнить — Макбет бездетен. Некому наследовать. Новый титр: «Сына Макдуфа». Все встало на свои места.

Игры с яблоком начались еще в фойе. Ведьмы бродили среди публики, протягивали зрителям зеленые яблоки, некоторые смельчаки их брали. Взял и Макбет, и пока ел, из спокойного человека в очках, не зараженного амбициями властителя, больше похожего на Пьера Безухова, чем на воина, откусив яблоко, превратился во властного, наглого, развязного героя. Голос его теперь зазвучал уверенно, жесты укрупнились. Только голова, обугленная как головешка, кажется, ничего не выражала. Лицо, лишенное из-за черного грима мимики, пугало чем-то нечеловеческим. Так могли выглядеть злые индуистские боги с кожей красного и синего цвета.

Макбет и Банко — люди, закопченные войной: черны их лица, руки, ноги, кажется, копоть въелась в само их существо. От войны им не отмыться. Только умерев, Банко (Максим Кудрявцев) станет человеком с кожей красного цвета.

Сцена из спектакля.
Фото — Геннадий Филиппович.

Первое действие имеет подзаголовок «Черный акт», второе — «Красный акт», и по инерции ждешь, что второй акт с самого начала предъявит нам некую красную декорацию или персонажей всех в красном, но режиссер с художником обманывают ожидание — красный цвет поглощает черный в течение всего второго действия, как будто сцену заливают кровью. Ведьмы тащат красный полог от задника к краю авансцены, еще чуть-чуть — и спрячут под ним леди Макбет (Марина Юнганс), застывшую сломанной куклой в красном бархатном платье, сошедшую с ума, выполнившую свое дело.

Мертвые никуда не пропадают со сцены. Убитый в начале первого действия солдат лежит в центре почти до его конца. Потом к нему присоединяется Дункан, потом Банко. Они присутствуют и на пиру у Макбета, стоят за его спиной, подрагивая, как ненадежные голографические изображения, и неожиданно начиная говорить за каких-то персонажей, дразня тем самым Макбета. Возможно, в этом виноват Привратник (Алексей Грызунов), ему надоело впускать мертвых в ад, вот они и бродят по земле. Адский привратник имеет свой сольный выход, играет на рояле, распевает монолог о том, кто пришел к дверям ада. Появляется титр «Адского привратника нельзя убить». Он тоже воплощение потусторонних сил, родственник Гекате. Не случайно именно она стоит возле его рояля, озвучивая стук очередного пришедшего.

М. Юнганс (Леди Макбет), М. Пацерин (Макбет).
Фото — Геннадий Филиппович.

В спектакле Тутака убийство лишено важности или какой-нибудь перемены действия. Макбет убил Дункана, стал королем, но что изменилось? Ничего. Убил Банко, избавился от соперника, но почувствовал ли облегчение? Нет. По-прежнему бродит он черной головешкой по сцене, то утешая леди Макбет, то сам нуждаясь в утешении. Возможно, только его шаг стал более упругим, а голос зычным. Но то, ради чего он совершал убийства, стерлось, замылилось, погрязло в ироничном комментарии. Убийство обесценилось настолько, что вернуть ему смысл трагического события почти невозможно. Мы не сочувствуем Макбету, не переживаем за сына Банко, мы понимаем мотивы адского привратника, которого нельзя убить, и раз за разом он будет возвращаться в спектакль в разных ролях, предъявляя нам очевидное — смерть потеряла свое сакральное значение, стала мемом культуры. И это, конечно, отражение нашей действительности, хоть и в ироничном комментарии к «Макбету» Шекспира.

Гул культуры, шум времени, лес метафор… Огромные фрагменты картин, нарисованных птиц, людей, ангелов и богов, картинки и стикеры, мемы как из телеграм-канала «Страдающего Средневековья», где главным становится второстепенный персонаж известного сюжета, заполняют всю сцену в финале. Все кажутся на что-то очень похожими, особенно эти клубы нарисованных облаков или дыма. Дым в спектакле часто покрывает поверхность сцены, он стелется, собираясь в нарисованных фигурах, добавляя им объема. Кажется, что где-то ты точно видела уже все эти изображения, они смутно знакомые, но еще не точно определимые.

Сцена из спектакля.
Фото — Александр Сидоренко.

Вынесенные на картонных подставках, спущенных сверху, эти стаффажи —словно стикеры, повисающие на огромном зеркале сцены, как на экране гигантского смартфона. Стаффажи — комментарии к действию, ироничное сопровождение событий пьесы о Макбете, изображения, несущие смысл. Някрошюс, Шекспир, Пастернак, какой-то святой на коне, глаза ребенка, случайная актриса в высоком парике, жабы, птицы, обезьяна, руки, сложенные в молитвенном жесте… Все соответствует титру «Свалка великих».

Бирнамским лесом предстанут в финале все эти изображения. Они заполнят всю глубину сцены. Макбет будет бродить среди этих черно-белых картинок, увеличенных в десятки раз, и недоумевать. Его смерть, «войско» его врага скрыто набором гигантских стикеров, а не веток.

Мир в эпоху цифрового воспроизведения шедевров потерял ощущения встречи с чем-то неизвестным, меняющим представление о прежнем. Все кажется на что-то похожим. Но это обманка, гул культуры. То новое, что тщательно спрятано в ложно узнаваемом культурном коде. Так и режиссеру приходится иметь дело не только с пьесой «Макбет», но и со всеми расхожими представлениями о Макбете, ведьмах, заказных убийствах, обманных предсказаниях, Бирнамском лесе, переводчике пьесы и его судьбе.

Сцена из спектакля.
Фото — Геннадий Филиппович.

В эпилоге спектакля появляется Пастернак, сидящий на стуле возле большого фрагмента лика Христа (половинка лба в венке, глаз, половинка носа). Поворотный круг увозит Пастернака и привозит тело мертвого Макбета, лежащего на спине. Звучит запись стихотворения «В больнице» о предчувствии смерти, желании разговора с Богом и невозможности этого разговора. Поворотный круг увозит Макбета и привозит Пастернака…