«Земля Эльзы». Я. Пулинович.
Березниковский театр драмы.
Режиссер Андрей Шляпин, художник Татьяна Кудрявцева.

Спектакль «Земля Эльзы», признанный лучшим на фестивале «Сотоварищи» в Омском Северном драматическом театре им. М. А. Ульянова, поставил Андрей Шляпин, молодой режиссер, недавно возглавивший березниковскую труппу и всерьез взявшийся за ее продвижение. Разителен контраст между сегодняшним состоянием коллектива и его же работой несколько лет назад. В «Земле Эльзы» труппа предпринимает самые серьезные шаги, чтобы не сыграть банальную мелодраму, — у пьесы Ярославы Пулинович действительно есть шансы предстать таковой, ее можно поставить просто, но можно, как доказывает спектакль, сложно. В интерпретации Березниковского театра современная пьеса обретает масштаб классики. Актеры ищут формы нестереотипной сентиментальности — высокие чувства настигают тебя там, где их не ждешь.

Тут не просто разговор о внезапной любви стариков, которых разлучает общество, тут речь о том, как чувствует себя человек в одиночестве, как ощутить потерю близкого телесно, как мучительно и материально ощущение ненужности. Тут работают и социальные мотивы: одиночество усиливается аутсайдерством, изоляцией главной героини — немки посреди российских просторов. И еще этот спектакль изучает феномен советского человека: как чувствует себя homo soveticus на рандеву с современностью.

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

Действие нарочито замедляется, когда герои — Эльза Александровна и Василий Игнатьевич — оказываются вдвоем. Замирает Эльза (Татьяна Гладенко), слушая человека, который обязуется решить все ее проблемы. Крепкий, сильный, внушающий уверенность мужчина, хорошо сохранившийся шукшинский герой — таким играет Василия Игнатьевича Анатолий Бутор. Медлительность этой интимной паузы нужна, чтобы рассмотреть героев в подробностях, понять мотивации такой любви, которая близким стариков кажется запоздалой, незаконной. С подробностями психологического проживания уходит «сериальность», легковесный мелодраматизм.

Режиссер придумывает за драматурга интермедию, предисловие к основному действию, объясняющее нетипичное поведение главной героини. Художник Татьяна Кудрявцева подает дом Эльзы так, словно в него упала бомба. Стенки разошлись и рухнули, от обоев оторвался кусок, шкаф сложился и превратился в лесенку, унылый быт советской кухни заляпан, засижен мухами и, наконец, распался. Со смертью мужа разрушился, развалился быт. На стене траурная рамка, на столе водка с хлебом. Но умерший муж Эльзы Петр Кравчук (Вячеслав Беляков-Нестеров) расхаживает по дому с недовольным видом, стоит, сидит, вглядывается, уже не участвуя в жизни, умея молчать, но, тем не менее, зримо присутствовать. Мертвец, буквально колом в горле стоящий в доме вдовы, — сильный прием, передающий физическое, тактильное ощущение гнетущего одиночества, которое для Эльзы упирается в присутствие другого, присутствие морока. Здесь мертвый тянет за собой в могилу живого. Эльза заморожена, парализована этим напоминанием, статуей командора, которая никак не хочет знать свое место. Ища возможности пококетничать с другими мужчинами, надеть новое платье и молодежные туфельки, Эльза Александровна готовит себя к какой-то принципиально другой жизни, где она будет избавлена от тяжкого груза прошлого, в котором царили мужской террор, контроль и отсутствие любви. Не приласкал ни разу Петр Эльзу, был хорошим мужем, но любил плохо, дежурно, забивая женскую природу Эльзы, не видя в ней личность, культивируя в ней неведомую вину, наказание без преступления.

Театр использует самые простые, действенные средства, чтобы показать это состояние сознания Эльзы, сохранившей наивную нерастраченную чувственность. В зеркале Эльза видит себя молодую — девочку с косичками, весело взирающую на свое будущее и передающую пожилой Эльзе привет. И решительность Эльзы, ее настойчивость в желании личного счастья продиктованы ответственностью перед этой самой молодостью. Перед лицом своих девичьих надежд теперь нельзя проиграть. Медленно, стадийно «распаковывается» Эльза, размораживается — при первой встрече с дачником Василием Игнатьевичем видно, что, хоть и хочет разгуляться душа, все равно привык российский человек скорее отбиваться от посторонних людей на улице, уходить в глухую оборону. Теперь надо поменять стратегию. Сухая, сдержанная, сообразуясь со своей немецкой природой, героиня проходит большой путь, чтобы обрести гордую осанку, самостоятельный взгляд. Выходит гордо на авансцену, обладающая правом на любовь, на игнорирование общества, его завистливой, запретительной гримасы. Режиссер Андрей Шляпин и актриса Татьяна Гладенко рассказывают историю, погружая зрителя в сложно организованную жизнь отдельно взятого человека, и приводят нас к мысли о невозможности однозначной моральной оценки.

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

Ярослава Пулинович работает в рамках мелодрамы, умея угодить зрительским ожиданиям. Но в жанровой структуре драматурга суровой уральской школы всегда отводится место социальной проблематике. Так, в мелодраматической «Жанне» говорилось о поколении сделавших самих себя женщин, у которых 1990-е отняли молодость. Так и здесь, в «Земле Эльзы», Березниковский театр не прошел мимо мотивов, сформировавших характер советского человека.

Нулевые, десятые годы — время исполнения желаний для целых поколений, не видевших в своей жизни светлого пятна. Любовь Эльзы трактуется тут как компенсация за целый XX век запретов, скованности, социальных ужасов, ксенофобии и драматизма. Обществу на короткий срок надо, наконец, чуток дух перевести. Небо, что было с овчинку, теперь распахнулось гроздьями возможностей. Учитель географии Василий Игнатьевич, всю жизнь рассказывавший детям о разных странах, сам никогда не был за границей. А взрослая женщина Эльза Ивановна не научилась целоваться с мужем и теперь обращается за технологией к своей опытной внучке. Для поколения советских людей жизнь прошла в боязни огласки, оговора, в страхе выйти за границы узких общественных нормативов (деревня, судящая целым хором поступки «гулящей» Эльзы, подглядывающая, подслушивающая). Теперь, когда осталось совсем немного прожить, наступает их время. Тонкая деталь в пьесе. Первое свидание престарелых любовников, поначалу такое ладное, ласковое (молодые Эльза и Василий поливают стариков из лейки теплым летним дождем), заканчивается конфузом. Эльза поспешно убегает, как Золушка из хрустального дворца, на ходу бросая: «Я сейчас описаюсь». Вот так молодой драматург расправляется с советским человеком, очень точно улавливая его характеристики: человек, живший под запретами, с вечной цензурой своей телесности, не может посторонним рассказать об элементарных потребностях своего тела. Эльза и в родной семье жила без радости, без счастья, скованная запретами, давлением на частную жизнь. Им сегодня остро необходимо вырваться, выломаться из каркаса несчастной судьбы, реабилитироваться за потерю чувственности, права на самоуважение.

Татьяна Гладенко рисует эту бездну одиночества в своей Эльзе и ее перезревшее желание ухватить хотя бы малую толику счастья. Жизнь героини, по ее же словам, — как тарелка похлебки перед тобой в детском доме. Лопай, что дают. Ни соли, ни перца, ни соуса, ни хлеба, ни десерта. Одна тарелка похлебки.

И такова судьба всех. Бесконечен ресурс одиночества и страхов. Поэтому так велика эта зависть к чужому счастью, ревность, желание урезонить, охладить Эльзу. Деревня подслушивает, подсматривает за чужим счастьем — ты никогда не можешь оказаться в одиночестве. Деревенское общество требует, чтобы престарелые любовники узаконили свои отношения, а семьи, напротив, не отпускают, опасаются за пропадающее наследство. Молодые контролируют стариков, и как ни сделаешь — все плохо.

Сцена из спектакля.
Фото — архив фестиваля.

Эльза Александровна не забывает о чувстве аутсайдерства: поющая немецкую песенку правнучке, она уже даже и не смеет гордиться немецким происхождением, родом Блюментростов. Еще свежи воспоминания о военном времени, когда российских поволжских немцев сорвали с земли, обрекли на скитальчество. Но вот и в наше время — спектакль дает это прочувствовать сполна — возвращается обидный и глупый аргумент про «фашистку». Ксенофобия неизбывна, и как только народу живется плохо, подлые аргументы всегда возвращаются. Как справедливо сказано в пьесе, всегда найдется какая-нибудь война, на которую можно будет все списать. Прошлое безрадостно. Настоящее раздражает: в спектакле есть клоунская сценка перебранки двух семей, сражающихся, как Монтекки и Капулетти, с целью организовать жизни своих стариков, вооружившись скрученными газетками. Поведение Эльзы недопустимо даже для раскованной, современной, крепко стоящей на ногах внучки: «Ба, ты че, ванилька?» — реакция на розовое свадебное платье, мечту Эльзы.

Пьесу Пулинович ставят сегодня часто, но только в Березниках можно увидеть дочь и внучку Эльзы без привычной агрессии, нахрапистости, без прихватов дерущих горло хабалок. Мария Шлейхер играет Ольгу трагически: дочь решительно не понимает мать, но заметно силится это сделать. Разница между способностью и желанием понимания делает Ольгу страдающей, а не нападающей героиней. Она, как античная воительница, защищает память об отце. Даша (Алена Бабикова) ведет себя прагматично и самоуверенно, словно не вбирая в свое сознание опыт прошлого своей семьи. Но тут ясно одно: дети копируют судьбы взрослых, неспособные вырваться за однообразную стратегию несчастья. И тогда объяснимо это желание держаться друг за друга, держаться за спасительный круг семьи, семейного стандарта, от которого вдруг пытается оторваться бабушка Эльза. Не отпускает в счастье именно семья.

Когда умирает Василий Игнатьевич, так и не реализовавший их совместные с Эльзой мечты, театру только остается домыслить финал. Рушится последняя, задняя стенка дома Эльзы, и открывается пространство, где мальчик Вася и девочка Эля (Денис Ярыгин и Софья Демидова) стремительно мчатся на велосипеде куда-то далеко-далеко, летает бумажный самолетик и светит звезда в космосе. Финал такой вовсе не оптимистичен: он про то, что в нашем мире реализоваться, быть счастливым можно только в мечте.