«Служанки». Ж. Жене.
Театральная компания Toneelgroep Amsterdam.
71-й Авиньонский театральный фестиваль.
Режиссер Кэти Митчелл.
В офисе Авиньонского театрального фестиваля во дворе отеля Cloitre Saint Louis есть доска с объявлениями. На листах всех форматов и цветов по-французски и по-английски разными чернилами и почерками написаны короткие объявления под заголовками VENDRE (ПРОДАМ) и CHERCHE (ИЩУ). Доска эта — своего рода лакмусовая бумажка основной программы фестиваля, где отчетливо видны хэдлайнеры. На 71-м международном театральном смотре больше половины объявлений сообщали: «CHERCHE — De Meiden — Katie Mitchell».
В Авиньоне Кэти Митчелл в четвертый раз. Впервые в лайнапе фестиваля имя англичанки появилось в 2011 году. Митчелл дебютировала в маленьком французском городке, являющемся одновременно мировой театральной ареной, «Кристиной» по пьесе Августа Стриндберга «Фрекен Жюли» берлинского театра Schaubühne. Спустя год, в 2012-м, режиссер вновь была приглашена в Авиньон уже с двумя постановками — «Кольца Сатурна» (спектакль театра Schauspiel Köln) и «10 триллионов» (копродукция лондонского театра Royal Court и Авиньонского фестиваля). Еще год спустя, в 2013-м, Митчелл показала здесь «Путешествие через ночь» по произведению австрийской писательницы Фридерике Майреккер все того же Schauspiel Köln. Спектакль нидерландской театральной компании Toneelgroep Amsterdam «Служанки» по пьесе Жана Жене и выставка «Пять истин» — проект, сделанный для лондонского Музея Виктории и Альберта, — это Митчелл в Авиньоне 2017 года.
Действие пьесы «Служанки» француза Жана Жене перенесено режиссером в Голландию наших дней. Сестры-служанки Соланж и Клер — польские гастарбайтерши. Мадам — трансвестит, живущий в элитной квартире пастельных тонов с дизайнерскими светильниками, окнами в пол и большой гардеробной с блестяще-меховыми нарядами. Месье — любовник Мадам — очевидно, хозяин и квартиры, и Мадам, и ее прислуги. Спектакль начинается с представления. Вернее, с последних к нему приготовлений. Клер, сидя перед зеркалом, спешно поправляет парик, накладные ресницы, губную помаду, бюстгальтер, утягивающие чулки и трусы, корсет. Полный грим-костюм, перевоплощение в Мадам на глазах у зрителя. Соланж надевает халат служанки, засекает время, фотографирует обстановку в квартире, чтобы по окончании представления вернуть все на свои места. Судя по слаженности действий «актрис», спектакль, что называется, «в репертуаре». В нем есть своя кульминация в виде ножа — орудия убийства, которое выхватывает из выдвижного шкафчика гардеробной Клер в роли Мадам (или, выходя из образа, страшно сердится, что реквизит не на месте); свои штампы — фразы в определенный момент в определенном месте; и свой финал — звонок будильника, сообщающий о том, что время вышло. В ходе этого мини-спектакля ясно: Мадам обращается с прислугой из ряда вон плохо, а инсценировка убийства хозяйки, по всей видимости, единственное утешение этих женщин.
В спектакле Митчелл все очень конкретно. Здесь нет и намека на условность, мистику и телесность известного спектакля «Служанки» Романа Виктюка, где роли женщин исполняли мужчины с ярким масочным гримом, обнаженными торсами и в развевающихся шароварах. Спектакля, где местом действия была не квартира, а танцкласс с изящными зеркальными стенами — они же створки шкафа с нарядами мадам. Служанки Виктюка меньше всего были похожи на служанок. Служанки Митчелл, напротив — в засаленных фартуках, растянутых футболках, домашних лосинах и резиновых перчатках. Мигранты, закрытые в безупречном белом интерьере чужой страны. Люди, абсолютно неуместные в этой хорошо обставленной квартире, напоминающей кинопавильон, место для съемок рекламы о счастливой жизни.
В «Служанках», к слову, нет излюбленных киноприемов Митчелл — экрана над сценой, операторов с камерами и звукорежиссеров с микрофонами. Но создается ощущение, что съемочная группа только что ушла со сцены. Действие то и дело прерывается — персонажи вдруг начинают двигаться медленно, как будто происходит съемка в рапиде. Квартира кажется съемочной площадкой, а все в нем живущие — персонажами какого-то не снятого социального ролика. Так, в финале игры в убийство Клер в роли Мадам поправляет волосы на подушке так, будто над ней камера для съемки крупного плана. В кадре все должно быть идеально.
Происходящее на сцене у Митчелл — пример того, как не столько сюжет, помещенный в современный мир, сколько современный мир, помещенный в знакомый сюжет, играет сам себя. Кажется, что служанки переодеваются в Мадам не ради финальной сцены убийства, а ради самого переодевания. Именно так в фильме Софии Копполы «Элитное общество» несмышленые подростки забирались в дома знаменитостей только для того, чтобы сфотографироваться в их одежде и собрать лайки в соцсетях. Мир, который превратился в товар, в соблазнительную картинку, и люди, которые подчинили себя этой картинке. Все фейк, все не то, чем кажется. Женщина не обязательно женщина. Мужчина не обязательно мужчина. Реальность теряется в игре с переодеваниями. И если бы нужно было сформулировать в одном предложении, о чем спектакль Митчелл, пожалуй, он о потере реальности как основной повестке сегодняшнего дня.
Для Жене поводом к созданию пьесы стал реальный сюжет криминальной хроники о прислуге, убившей свою хозяйку. Митчелл же, во-первых, фиксирует актуальность социальных различий сегодня, во-вторых, добавляет к этому несколько важных современных вопросов — гендерного определения и тотального превращения личного пространства в публичное, когда частная жизнь больше похожа на большой фильм в картинках, а судьбу определяет лайк.
Комментарии (0)