Театральная память коротка.
Театральная история — быстрее жизни.
Они еще живут, а их уже не помнят… И спрашивают: «Кто это?»
Иногда они уходят, а мы узнаем об этом на сороковой день…

Как сейчас. Как с Виктором Харитоновым — когда-то «центровым» или «защитником» театра Вадима Голикова и Петра Фоменко петербургского периода, одним из основоположников театра одного актера в Петербурге («Балаган» по стихам Беранже и Аполлона Григорьева собирал полные залы Малого драматического — так может собирать залы песня о художественной свободе).

…а в последние годы Харитонов звонил мне по городскому, не изменившемуся с 70-х: «Приходите на мои „Гарики“ по Губерману в усадьбу Державина». Но я не шла. Театральная история быстрее жизни, они еще живут, а мы смотрим других… Я не смотрела его спектакли последних лет.

В. Харитонов в сцене из спектакля «Концерт для...».
Фото — архив театра.

«Двери раздвинулись, тут же снова задвинулись, и человек с барабанчиком под мышкой оказался зажатым между двух створок. Так и не смог перепрыгнуть границы, завяз. Одна нога здесь, другая — там. Его придавило больше всех. И, пригибаясь, как под пулями, после каждого слова, он гордо твердит: „Ничего, ничего не страшно“. А страшно. Очень. В. Харитонов. Барабан. Самый боевой из всех собравшихся инструментов. Но уже не барабан, а так, барабанчик. Стук-стук, стук-стук… Страшно. Особенно — когда повестка».

Это, студенткой третьего курса, я писала о спектакле «Концерт для…» Михаила Левитина. Сейчас кажется — как будто о Харитонове, зажатом между двумя створками. Он создал когда-то в Ленинграде театр «Эксперимент», получил здание на пл. Толстого. Об этом театре больше всего писал Е. С. Калмановский, очень поддерживавший его. «„Эксперимент“ путешествует по векам и странам, в первую очередь имея в виду наши проблемы, наши заботы. Сквозь полуудачи и срывы театр пробивается к исполнению своей художественной программы» — писал он в статье «Путешествие „Эксперимента“», описывая гастроли Харитонова в Польше и США.

«Стоя на барабанчике, герой В. Харитонова обзванивает разные инстанции. Была повестка! В милицию, в суд, в диспансер. Алло! Была повестка! Неизвестность давит на него, пригибает, и, извиваясь, чтобы не слететь со своего барабанчика, он звонит. Алло! Была повестка! Он готов на все. Повестка… Стук-стук, стук-стук… Испуганные, лихорадочно светящиеся страхом глаза. Повестка! Алло! Ничего, ничего не страшно».

Но страшно было.
Балаган.
У него отняли здание театра.

В 1994 году театр закрылся спектаклем «Актёры и рэкетёры», в котором была сыграна ситуация травли театра. Драматической основой представления, прошедшего при аншлаге, стали документы — акты комиссий Управления культуры.

Чтобы спасти коллектив и лучшую часть репертуара, Харитонов по совету А. Собчака передал сцену «Русской антрепризе». То есть — что? То есть, зданием и рестораном рядом (на правах, как говорили в городе, какой-то безумно льготной аренды) стал владеть (с легкой руки Собчака, с его руки…) антрепренер Рудольф Фурманов.

Лишенные работы Виктор Харитонов с женой, заслуженной артисткой России Ларисой Пилипенко, уехали из города в поселок Лебяжье. Чтобы прокормиться, артисты разводили кроликов, которыми угощали посетителей арт-подвала «Бродячая собака»…

Такая вот история. Про антрепренеров и Аполлона Григорьева…

Которую ничто не предвещало в 1992-м, когда, определившись на практику к Каме Гинкасу в Театр Комедии, я увидела в репетиционной «Монолога о браке» белобрысого голубоглазого артиста, всегда пребывавшего в стихии удивленной и приподнятой актерской радости, готового импровизировать, жонглировать и кидать шарики партнеру…

Как яблочко румян,
Одет весьма беспечно,
Не то, чтоб очень пьян —
А весел бесконечно.
(Беранже)

Легкий, весь какой-то «дюровский» баловень подмостков. Кролики? Только из шляпы!

…и пусть плывут по декорационному небу нарисованные Игорем Ивановым облака в спектакле П. Фоменко «Этот милый старый дом»…

…и пусть как раз в эти дни по телевизору показывают двенадцать серий фильма о Петре Фоменко, поставившем этот дивный спектакль.

Важная нота в этом спектакле была его, Виктора Харитонова, тогда известного артиста театра, комедианта и лирического балаганщика-барабанщика.

«Нет, лучший жребий невозможен,
Я полон счастием своим.
Пускай я беден, слаб, ничтожен,
Но я любим, любим, любим», — пел Беранже…

И пусть нарисованные или настоящие облака плывут, а он, Виктор Харитонов, с ними.