«Лес» А. Н. Островский.
Красноярский драматический театр им. А. С. Пушкина.
Режиссер Олег Рыбкин, сценограф Игорь Капитанов.

С первых минут спектакля «Лес» Олега Рыбкина зрители слышат «извольте-с», «пожалуйте-с» и «довольно-с», верно прочитанные по тексту с образцово-показательным посылом в зал. Артисты играют так, что слезы взаправду брызжут из их глаз, а лбы наливаются потом. Кажется, что из-под полы вот-вот покажется суфлер, хотя все исправно знают свои реплики и в этом нет необходимости. Но все здесь так и говорит о том, что суфлер в русле доброй театральной традиции, затаившись, глотает пыль подмостков.

Сцена из спектакля.
Фото — Регина Лукашенко.

Олег Рыбкин не интерпретирует классику по-новому, не переносит героев в другие обстоятельства. И пересказывать то, как изобретательно изложен сюжет, не приходится. Хоть и без режиссерских находок, порой парадоксальных, не обошлось, история все та же. Трагик Несчастливцев и комедиант Счастливцев забредают в поместье Пеньки к сестре трагика Гурмыжской, где творится не иначе как «темный лес». Помещица одной рукой продает часть леса, дабы скопить большее состояние, а другой рукой тянет к свадебному венцу молодого парня Алексея Буланова. Еще одна жительница поместья, бесприданница Аксинья, готова топиться от невозможности быть с любимым. Прогнил мир в купле-продаже и собственных пристрастиях. Для доброты и милосердия не осталось места. А единственные, кто способны проявлять эти качества, — те самые бедные спивающиеся артисты.

Собственно артисты в этом спектакле царствуют, и им особо не мешают. Каждый исполняет здесь чуть ли не бенефисную роль. Все отточили характеры своих героев и сыгрались в ансамбле. Впрочем, мастерство партнерства навряд ли заслуга конкретно этого спектакля. Это большая ценность Красноярского театра Пушкина и его художественного руководителя Олега Рыбкина уже несколько лет.

Г. Дмитриев (Несчастливцев), Д. Коновалов (Счастливцев).
Фото — Регина Лукашенко.

Начнем с любовно-обольстительной линии Гурмыжской (Наталья Горячева) и Буланова (Михаил Яценко). Каждое следующее платье (художник по костюмам Фаглия Сельская) Гурмыжской-Горячевой с обязательными объемными рукавами-фонариками — со все более выступающим назад кринолином. И вот она плывет, как баржа, цокая белыми лакированными полусапожками. Она не делает пауз между фразами, и ее речь встает в воздухе ультразвуком, не давая передышки никому. Беспокоится ее грудь, запертая тугими корсетами, волнуются закрученные локоны, дрожат сокрытые в сундучке (который для Гурмыжской сродни дамской сумочке) банкноты. Трепещет и Алексей, которого помещица на чувственном выдохе зовет не иначе как Алексис. Яценко играет глупого и слабохарактерного юнца, которому, однако, хватает ума понять, что Гурмыжская неравнодушна к нему. И это неравнодушие позолотит ему руку. Он бегает глазками в недоумении, пытаясь разобраться, как себя вести, при этом не снимая с лица неловко застывшую улыбку в знак беспрекословной вежливости и услужливости.

Эта линия прерывается приходами Восьмибратова (Александр Хряков) с сыном Петром (Максим Клиновицкий), которые, каждый раз в новых костюмах с жилетками да подтяжками, приходят за куплей очередной партии леса. Хряков делает хитрый и осторожный прищур, его Восьмибратов чуть что — готов то стремительно наступать, то пятиться. Петр с ним — молчаливый и тихий, но раскованный и смелый с Аксюшей (Мария Бабина). Его внушениями (но не действенными стараниями) тоненькая Аксинья, со строгим взором осознания своего положения, все же получает приданое.

Сцена из спектакля.
Фото — Регина Лукашенко.

И получает девушка деньги от трагика (Георгий Дмитриев), который отдает ей последнее. Дмитриев — артист выше двух метров ростом, с удивительным оперным басом. Его голос охватывает всю залу. Руки, кажется, вот-вот коснутся райка. Порой преувеличенная мимика (артист особенно часто поднимает наивный и виноватый, наливающийся слезами взгляд ввысь) не делает его игру фальшивой, а, напротив, добавляет прыти, какая есть в его герое, жаждущем исполнить великие трагические роли. Его партнер, комедиант Счастливцев (Данил Коновалов), все уворачивается от его мощных взмахов и вздрагивает от громогласного словесного парирования. Коновалов играет человека, обреченного на скитания, но пытающегося быть ушлым пронырой за какой-нибудь выгодой.

За развитием страстей наблюдают умудренный жизнью или несколькими стаканами спиртного Карп (Артем Рудой) и вездесущая Улита (Галина Дьяконова) с пронырливым взглядом и ехидными повадками. Тут как тут соседи: статный старец с тростью Уар Кириллович (Борис Плоских) в папахе и черкеске и с иголочки одетый и действующий Евгений Аполлоныч (Алексей Попов). И вот ходят они из угла в угол по поместью, ища каждый свою прибыль или встраиваясь в обстоятельства.

Г. Дмитриев (Несчастливцев), М. Бабина (Аксюша).
Фото — Регина Лукашенко.

Сценограф Игорь Капитанов выстраивает мир Пеньков из древесины. На сцене диагональю стоит фасад дома с колоннами, окнами в пол и распашной дверью. На переднем плане расставлены несколько скамеек. Вдали под заревом (художник по свету Дмитрий «Митрич» Зименко) виднеется лесопилка — похожее на строительные леса сооружение. На фоне меркантильных помыслов и любовных интриг поместье буквально редеет. Несколько рабочих сцены, молодых парней в белых припоясанных косоворотках и кирзовых сапогах, безмолвно разбирают деревянные элементы и относят их на лесопилку. А управляет ими, также бессловесно, указанием пальца, человек (помощник режиссера Егор Бобурков) в черном костюме с сюртуком и широкополой шляпе. В Пеньках и без этого множество страстей, поэтому никто из его жителей и не замечает, как буквально из-под носа выносят столы, а из-под ног вытаскивают скамейки.

И казалось бы: крепкий актерский спектакль в довольно традиционной форме. Костюмы стилизованы под ту эпоху, декорации вполне нейтральные. Пьеса прочитана от первой до последней строчки без изменений. Но не тут-то было. Олег Рыбкин все же не смог отказаться от свойственной ему игры с классикой и привнес в спектакль парадоксальное решение. В финальной сцене свадьбы Гурмыжской и Буланова деревянные предметы мебели заменяют позолоченные горшки с кактусами, открывается покрытое золотой тканью пианино, спускается позолоченное паникадило с парящим вниз ангелочком. Гости надевают сомбреро. Да-да, кактусы и сомбреро — атрибуты, равные бессмысленной роскоши богатых домов. Дикость и странность содержания подчеркивается формой. А герои всех этих чудаковатостей вновь просто не замечают: заключают брачные союзы, сделки, жертвуют последним и дают всему идти своим чередом. «О, если б я мог остервенить против этого адского поколения всех кровожадных обитателей лесов!» — восклицает трагик словами Шиллера. И, осознавая это, уходит, потому что не в силах бороться с этими колючими лесами. Риск пораниться и не справиться для него велик.

Сцена из спектакля.
Фото — Регина Лукашенко.

Надо добавить, что часть зрителей покидают театр во втором антракте. Еще до кактусов. И вряд ли потому, что спектакль им не понравился. Напротив, публика радушно встречает артистов аплодисментами, а на поклонах аплодирует стоя. Уходят, потому что длится «Лес» четыре часа. И если досмотреть его до конца, то домой придется ехать на такси (общественный транспорт в городе к этому времени уже не ходит), которое дорожает в связи с повышенным спросом в несколько раз. Артисты и тут не могут ничего сделать. Затягивает мир купли-продажи — правду написал Островский, а Рыбкин поставил.