«Leonardo».
Театр NoGravity в рамках V Международного фестиваля искусств «Вдохновение» на сцене Зеленого театра ВДНХ.
Режиссер Эмилиано Пеллисари, музыкальный режиссер Вальтер Тестолин, хореограф Марианна Порчедду, дизайнер костюмов Джузи Джустино.
NoGravity исповедует отказ от законов гравитации буквально и до такой степени, что первые сцены любого его спектакля вызывают мысли о видеопроекции, анимации, но никак не реальности визуального ряда. Осмысленный и представленный как чудо факт человеческого движения роднит компанию NoGravity и ее главного вдохновителя Эмилиано Пеллисари с опытами фокусников — от средневековых магов и гадалок до Дэвида Копперфильда и новейшей компании 14:20. Все они заняты созданием и визуализацией чуда, утверждающего человеческую власть над законами природы. «Leonardo» для NoGravity — точное совпадение образных исканий современных художников с опередившим свое время итальянским гением, искавшим неведомое и невозможное. NoGravity демонстрирует невозможное — полную свободу парения, вращения и перемещений артистов в небольшом пространстве сцены. Собственно, это не первые опыты компании, черпающей идеи в эпохах Ренессанса и барокко. В ее репертуаре — четыре спектакля, каждый из которых вызывает немое восхищение. В экране сцены — а в «Leonardo» это именно экран неопределенной глубины, затянутый прозрачным занавесом, — не просматриваются ни лебедки, ни крепления, ни какие-либо другие приспособления, способные разрешить секрет невероятных мизансцен. Намеренно обнаженные тела артистов, в большинстве случаев лишенные каких-либо костюмов кроме минимальных трико, только подчеркивают совершенную исключительность происходящего.
Визуальному театру подобного рода мучительно ищут определение, записывая его то в «физический», то в «новую магию», то в «акробатический танец». Тело как инструмент оказывается лишь вершиной монументальной пирамиды световых и технических эффектов, ломать голову над которыми бессмысленно, а оттого резонно до поры. NoGravity не фокусы демонстрирует, а стремится утвердить естественность невозможного, создать не иллюзию, но продолжение реальности.
14 фрагментов спектакля впрямую обращены к сюжетам, навеянным гением Леонардо да Винчи. И если визуальный ряд отталкивается от конкретных творческих устремлений художника, то музыкальный не только расширяет и обогащает спектакль, но и самоценен как срез музыкального наследия эпохи. Дотошно реконструированное в исполнении девяти музыкантов живое звучание ренессансной музыки в произведениях Йоханнеса Окегема, Жоаскина Депре, Бартоломео Тромбончино, Иоганна Кеплера погружает спектакль в исторический контекст, в котором начинают отчетливо проступать глубоко христианские мотивы и образы. Источником вдохновения для создателей спектакля послужили математические и алхимические опыты художника, утраченные фрески, трактаты, технические разработки, отрывки дневниковых записей, живописные полотна и даже «Кодекс о полете птиц». Сопровождающие спектакль анимированные видеопроекции на башнях Зеленого театра однозначны в интерпретации наследия да Винчи, но на поверку избыточны: происходящее на сцене визуализирует образы точнее и масштабнее. Театральные опыты Леонардо оборачиваются размышлением о планетарных амбициях человека — шесть артистов и шесть сфер вращаются в постоянном отталкивании-притяжении. Благовещение воспевает возрождение человека — крылатый ангел, спускающийся к Марии, одного за другим извлекает словно из ничего новых и новых людей, которые как совершенные и безупречные создания воспаряют к небу. Апофеоз воинствующего человека оборачивается трагедией оборвавшейся жизни — и только что бешено скакавшие под барабанную дробь сверхчеловеки подлетают ввысь как бездушные куклы. Боль материнской утраты, а заодно и все пьеты мирового изобразительного искусства воплощены в возносящейся к небу женской фигуре в нескончаемом платье — Сын невозможно медленно выпадает из рук не сумевшей удержать его Матери и катится, катится по складкам платья. Человеческие души буквально отделяются от тел и взлетают в едва прозрачных сферах, а в экране сцены проступают их темные тела и очертания звездного неба.
Лишенные главного свойства материальных тел — гравитации — артисты и предметы свободно перемещаются в пространстве, создавая полную иллюзию полета. Образ человека в равноправных отношениях со Вселенной визуализирован буквально, но не лишен самоиронии. Подчеркнутая театральность, свойственная прежним постановкам NoGravity, проступает в «Leonardo» там, где затертые патиной времени классические образы нуждаются в реинкарнации. И Джоконда становится собирательным образом многоликой женственности, из которой нескончаемой вереницей рождаются прекрасные создания, а Тайная вечеря — пародией на застольные политические игры не только Ренессанса, но и последующих эпох.
Отблески антропоцентрической космологии и христианского взгляда на мироустройство лежат в основе всего действия. Режиссер спектакля видит человека как часть космогонического процесса, в котором божественная природа обретает единственно возможную свободу души. Отринувший и преодолевший законы своего времени гений Леонардо в оптике Пеллисари как раз и есть воплощение отрыва от реальности навстречу созидательной свободе. Левитирующие артисты, оптические иллюзии, голографические эффекты и невозможные с точки зрения силы притяжения композиции служат здесь единственно важной цели освобождения человека в совокупности его физических и душевных свойств — его фантазии, воображения, телесной оболочки.
NoGravity принадлежит к числу коллективов, намеренно ступающих на территорию смежных искусств. Эта тенденция, явственная в хореографических и цирковых опытах современных европейских режиссеров, приводит к возникновению зрелищ, утверждающих свободу художнических исканий и безграничности инструментария. «Leonardo» дробит и объединяет то, что может назваться концертом, балетным спектаклем и иллюзионным представлением.
Опровержением силы притяжения и отталкивания материальных тел сегодня озабочены многие театральные коллективы. NoGravity в их ряду — единственный, кто обрел точность визуальной трактовки и созвучен ей в выборе сюжетов. В этом смысле эпохи Ренессанса и барокко — правильная опора для передвижения в зоне подлинной высокой мистификации.
Комментарии (0)