«ESM».
«Черное НЕБО белое» (Москва).
Режиссер Дмитрий Арюпин.

«Черное НЕБО белое» считается одним из самых загадочных коллективов — о нем многие знают, но редко кто видел. Слышали о восторгах западной прессы и читали о «готической красоте» его спектаклей. У главной танцовщицы не менее загадочное имя — Марчелла Солтан. То ли иностранка, то ли таинственная незнакомка, скрывающаяся под звучным псевдонимом. У театра обширный фестивальный опыт и два приза в Эдинбурге — Fringe First и Total Theatre.

В свободное от фестивальной деятельности время коллектив промышляет анимацией. Благо, что в Москве с пышным расцветом бизнеса и роскошной жизни ежедневно проходит немало презентаций, фэшн-показов, корпоративов и прочих мероприятий подобного рода. А «клубящееся» и гламурное сообщество всегда желает чего-то небывалого, злого и красивого одновременно. Презентация Феррари! Вечеринка Рамблер! Анимация в клубе Рай! Если заглянуть в интернет и проштудировать ролики на youtube, да и просто зайти на сайт театра, где выложена информация о предложении услуг различного типа с подробным описанием персонажей, миф о загадочности коллектива тут же рассеивается. Но даже в рамках коммерческой деятельности театру удается создавать сложные образы. В одном из интервью худрук и режиссер театра Дмитрий Арюпин, некогда скрывавшийся под псевдонимом Доктор Да, рассказал о своей творческой кухне: «Ты не придумываешь спектакль, просто в процессе работы в нем проявляются те или иные феномены, те или иные фигуры. Только когда я заканчивал работу над спектаклем, я понял, о чем он». В этой своеобразной игре случайностей и заключалась вся сила и страшная красота спектаклей «Черное НЕБО белое». Персонажи, лишенные всякой психологии, словно вышедшие из рук мастера жутких механизмов, гофмановского кукольника Коппелиуса, живут своей особой, нечеловеческой жизнью. За счет виртуозных механических движений кажется, что они двигаются не в реальном времени, а на быстрой кинопленке немого фильма. Достаточно вспомнить «Bertrand’s Toys» 2000 года — спектакль, удостоенный всевозможных призов, в том числе и двух наград Эдинбургского фестиваля. Там два мрачных мима — Марчелла Солтан и ее партнер Андрей Ивашнев — за один сценический час продемонстрировали внушительный бестиарий и паноптикум странных существ только с помощью своих гибких тел и подвижной мимики.

Премьера первой версии спектакля «ESM» состоялась в июне 2010 года в Гластонбери, на фестивале современного исполнительского искусства. Вторая версия спектакля была сделана уже в 2012-м, и она-то и была представлена на Страстном. «ESM» — это аббревиатура трех женских имен — Ева, Саломея, Мария Магдалина: три архетипичных женских начала, символизирующих все недоброе, греховное. Вот и вся концепция. Главное впечатление от спектакля — разочарование, чувство обманутого ребенка, не получившего ожидаемой порции адреналина. То есть это вовсе не значит, что Марчелла Солтан стала двигаться хуже. Движения ее были точны и изобретательны. И принцип загадочности был соблюден — девушки-танцовщицы и сама Марчелла не снимали белых венецианских масок даже на поклонах. И электронная «сатанинская» музыка звучала без остановки. По словам режиссера, такая музыка — прививка от слащавости позитивной попсы. Артисты почти не перемещались в течение всего спектакля: по замыслу автора они должны были гармонично вписываться в видеопроекцию. Но декорацию пришлось сократить — высота площадки не соответствовала. Поэтому проекция не читалась. Свет так же казался кустарно сделанным. Вообще возникло ощущение, будто Cirque du Soleil привезли на сцену провинциального ДК — пытались встроить технические эффекты, ловкие обманки зрения туда, где они просто не «работают». Грустно, но и образы театра стали довольно предсказуемыми — они то ли вышли из фантазийного мира фильмов Тима Бертона, то ли из «Пятого элемента» Люка Бессона. Ощущения длящегося катарсиса и мистерии ужаса, которые некогда дарили работы театра, — исчезли. Вдруг механистичность, бывшая прежде лишь пластическим способом выражения артистов, заступила на первый план. Будто бы спектакль возник по инерции, как некий результат всего того, что было сделано в жанре хорора.

Для того, чтобы спектакль состоялся, необходим правильный контекст. Пластическим театром и театром художника в России занимаются немногие. Под пластическим театром подразумевается особый жанр, который хоть и связан часто с современным танцем и цирком, но все же выделяется в самостоятельный жанр визуального театра. Он близок к театру драматическому, где основная идея спектаклей выражается средствами пластических искусств.

Петербургский Инженерный театр АХЕ понес невосполнимую потерю в лице композитора и актера Андрея Сизинцева. В Москве есть еще Дмитрий Крымов и его лаборатория. Питерский же театр «Дерево», как известно, успешно работает в Германии. Полунин, чье «Снежное шоу» можно отнести к театрально-цирковому жанру сirque nouveau (новый цирк), успешно гастролирует по всей Европе, изредка заезжая в Россию. Вот, пожалуй, и все. Российский театр живет в непосредственной связи и зависимости от текстов. Не наш это способ мышления. Нет никакой почвы, среды, сообщества, школы, наконец, для развития театра в этом направлении. Остается лишь с интересом подмечать, как элементы пластического театра растворяются в других видах театрального искусства.