«Ширли Валентайн». У. Расселл.
Театр Комедии им. Н. П. Акимова.
Режиссер Анджей Бубень, художник Елена Дмитракова.

«Ширли Валентайн» легко может быть разыграна как мелодрама и воспринята как женская, даже дамская, литература, хотя британец Уилли Расселл, автор по крайней мере еще одной знаменитой — и тоже отчасти женской — пьесы «Воспитание Риты», наверняка рассчитывал на большее. Режиссер Анджей Бубень умеет ставить хорошо сделанную, коммерческую драматургию («Бог резни» в «Балтийском доме», «Маленький семейный бизнес» в Театре Комедии…) — и ставит он ее как серьезную, проявляя общечеловеческие смыслы и выстраивая оригинальную художественную форму. Так поступил он и с «Ширли Валентайн».

История написана У. Расселлом для одной актрисы. Когда она была экранизирована, в милом, уютном английском фильме возникло множество персонажей. На экране появились все, о ком домохозяйка Ширли Брэдшоу (в девичестве Валентайн) в пьесе рассказывает кухонной стенке и камешку, — да-да, именно так, героиня разговаривает со стеной в первом акте, а во втором — с галькой, подобранной на пляже. Но постановка Бубеня — моноспектакль, и актриса Елена Руфанова играет его… ночью! Зрители приходят в половине одиннадцатого, и их впускают на большую сцену театра, которая уже освобождена от декораций вечернего представления. Там, на небольшой площадке из белых панелей теперь выгорожена современная светлая кухня, в которой есть все, что требуется. Стиральная машина, раковина с блестящим краном, варочная панель с сенсорным управлением… Все в рабочем состоянии: можно помыть картофель и поставить его варить, можно достать из холодильника яйца и пучок петрушки, можно снять с крючка швабру и совок, чтобы прибраться. Все эти привычные действия Ширли — Руфанова совершает: не переставая общаться с воображаемой стеной (собственно, зрители и играют роль этого молчаливого собеседника, терпеливого слушателя героини) и иногда делая глоток белого вина из бокала, она готовит ужин для супруга. Яичницу с жареной картошкой. Хотя муж будет требовать бифштекс, ведь сегодня четверг! Но мясо Ширли отдала соседской собаке, поэтому на ужин будет только картошка с яичницей, пусть даже это вызовет скандал… В обыденных, отработанных годами движениях (чистка овощей, взбивание яиц, протирание стола) нет ничего особенного, вызывающего или резкого, но все-таки подспудно рождается ощущение бунта. Отказа от привычной, бессознательной покорности обстоятельствам. Что-то внутри Ширли происходит! Курок взведен.

Е. Руфанова (Ширли).
Фото — архив театра.

Руфанова существует на сцене с той степенью подробности, которая позволяет зрителю поверить в реальность ее персонажа, во все те подробности жизни, о которых рассказывает эта женщина, прожившая два с половиной десятка лет во вполне вроде бы удачном браке, вырастившая дочь и сына. У нее все как будто в полном порядке, нет проблем! Только вдруг эта однообразная круговерть дней и ночей превратилась для Ширли в невыносимое бремя. Скука, отсутствие сильных чувств, разочарование… Все это так знакомо! И как все привыкли мириться с подобным «зависшим» состоянием, когда жизнь оборачивается «дожитием». Но вот Ширли, кажется, к собственному удивлению, начала готовиться к прыжку за пределы устаканенного, устроенного бытия. Завоевав доверие публики, развлекая ее разными забавными байками (множество любопытных фактов из жизни домочадцев, соседей и даже бывших одноклассниц сопровождается остроумными и оригинальными комментариями) или как ни в чем не бывало повествуя об открытии такой важной в жизни женщины частички тела, как клитор, Руфанова на самом деле ведет тонкую игру, не погружаясь на сто процентов в видимые обстоятельства. Даже просто проходя сквозь вращающуюся балконную дверь и возвращаясь обратно в кухню (казалось бы, совершенно конкретное действие), актриса словно намекает на возможность перехода ее героини в другое пространство, выхода за тесные пределы. Музыкальные темы незаметно уводят от бытовой конкретики, история размыкается в бесконечность.

На полках кухонного шкафа художник Елена Дмитракова, постоянный соавтор Анджея Бубеня, расставила стилизованные копии античных скульптур. Бюсты и головы греческих богов, богинь и героев могут показаться элементом декора, стильным украшением современной кухни. Но из рассказов Ширли мы понимаем, что вряд ли в семье Брэдшоу в ходу такие формы эстетизации жизни. Можно, конечно, напрямую связать эти символы Греции с той мечтой, которой живет Ширли, — «выпить бокал вина в той стране, где растет виноград, из которого оно сделано». То есть, с мечтой о поездке в Грецию. И — внимание, читатель, дальше спойлер! — героиня действительно оказывается в этой стране сразу после антракта. Но, пожалуй, все-таки античные мотивы в сценографии не только указывают на место, географическую точку, куда так стремится Ширли (подальше от серой Британии, к яркому солнцу и синему морю). Однажды у Дмитраковой и Бубеня в спектакле «Водевили» по Чехову на площадке лежала часть какой-то огромной и, видимо, прекрасной в прошлом статуи — обломок женской головы, может быть, богини Афродиты. И, конечно, это был воплощенный мотив вечности, недостижимого идеала, к которому маленькие смешные люди уже даже и не стремятся, погруженные в свои чудачества… Думаю, в новом спектакле античные скульптуры — это тоже знак вечности. И героиня, не формулируя дословно так свое стремление, именно что взыскует идеала. Совершенного воплощения самой себя как человека полного и осмысленного самоосуществления — вот о чем по-настоящему мечтает Ширли, а не о сексе на пляже. Хотя… Ну нет, фабулу пересказывать не стоит, пусть потенциальные зрители не откажут себе в удовольствии узнать все во время спектакля.

В обычной (то есть — средней) женщине средних лет, ведущей размеренный образ жизни, приличествующий представительнице среднего класса, просыпается желание эту усредненность изменить. Руфанова с удовольствием играет интересную метаморфозу: внутри героини словно бы мерцает та отчаянная девчонка, подросток, школьница, которой она была когда-то. Ее видно — в легких быстрых жестах, в свежем блеске слегка испуганных глаз, в задорном встряхивании волосами… Недаром ведь актриса когда-то играла Малыша! В ней, такой нежной, женственной, плавной, живет тот одинокий ребенок, готовый взлететь на крышу с объявившимся нежданно-негаданно другом Карлсоном. На самом деле — готовый верить в то, чего нет, но без чего нельзя жить… Руфанова дарит своей героине нежность и сексуальность зрелой прекрасной женщины, но дает зрителям возможность рассмотреть в ней и строптивое юное существо — ее душу.

Нынешняя Ширли, решаясь на шаг, заранее вовсе не обольщается, знает, что придется трудно и даже, может быть, больно, — это добавляет образу драматизм и объем. Ведь героиня не стала бесстрашной, для взрослой женщины это было бы невозможно, да и просто глупо. Она боится, но готова преодолеть свой страх, бояться-бояться-бояться — и все-таки делать то, что хочется. (Когда я смотрела спектакль, вспомнился диалог Жанны и дофина Карла из пьесы Ануя «Жаворонок», где будущая Орлеанская дева учит трусливого дофина «отбояться» заранее и потом делать вид, как будто уже не боишься. При этом, как только я сама себе отказала в праве на такую ассоциацию — ну где Ширли Валентайн и где Жанна, — тут же героиня назвала себя «Жанной д’Арк кухонного гарнитура», и стало понятно, что все неслучайно.) И в этом человеческий смысл спектакля. Создатели его приободряют нас, сидящих в зале и испытывающих собственные разнообразные удушающие страхи, может быть, вовсе не связанные с мечтами о Греции. Есть у нас всех, чего бояться и в каких рамках замыкаться… Но вот маленькая славная Ширли Валентайн — Елена Руфанова протягивает руку и говорит: не дрейфь!