Онлайн-перформанс «Драма на шоссэ. Судебное разбирательство»
Александринский театр
Идея и пьеса — Борис Акунин
Режиссер — Антон Оконешников
Третий месяц карантина, конечно, сказывается. Нам бы выйти без потерь — не в том смысле, чтобы не помереть, а хотя бы остаться интеллектуально-сохранными. Не у всех получается — особенно заметно теперь, когда, находясь в своем онлайне, мы публично размышляем вслух. Раньше-то, в «мирное» время, как было? Сидишь смирно в театре, дышишь, сопишь, смеешься, или, там, взгрустнешь, иногда в ладошки хлоп-хлоп, но думаешь про себя, не мешаешь соседу справа и слева. Раньше мы всё любили толковать про «дыхание сцены», «тепло зала», или, напротив, его «холод», «энергообмен», «флюиды», что там еще? Ненаучное, недоказуемое, плохо описываемое, но, безусловно, присутствующее.

Теперь — прозрачный ЖК монитор, не пропускающий никаких энергетических лучей. Зато непричесанные мысли вслух, прямо по ходу пьесы, что называется. Бегущей строкой.
Начинаешь читать этот поток зрительского сознания и невольно втягиваешься — включил, например, народ оперу (хоть Венскую, хоть «Метрополитен») и обменивается: «А про что она поет?» «Где декорации??» «Бюджетненькая постановка». Кто-то со знанием дела: «Это стиль минимализм». А кто-то просто лепит сердечки, розочки, и разные прочие глазки и лапки.
Воспетый Аркадием Исааковичем «добрый зритель» (но в виртуальном) «девятом ряду»: «Лайкайте певцов! Они стараются!». Строгие профессионалы тоже заходят: «Будет ли ми бемоль?» «Баритоооон ужасный».
Кто-то невинный забежал на огонек и возопил: «Люди! Расскажите, о чем вообще речь!»
«Она умирает?» И грустный смайлик.

И. Волков (Судья).
Скриншот трансляции.
Театры, похоже, по этим зрительским «лайкам», то бишь, реакциям, истосковались — потому пытаются как-то встроиться в новую действительность. Одно дело показывать «Гамлета» сколькотолетней давности (как бы хорош он ни был, а в переводе на компьютерный экран, безусловно, теряет), другое — сочинить что-то именно для совместного просмотра в онлайне. Да так еще, чтобы все — от Калининграда до Владивостока — не просто пассивно наблюдали, а деятельно бы участвовали. Здесь и сейчас.
Собственно, таков «онлайн-перформанс» Александринского театра «Драма на шоссэ». Вот так, «шоссэ» через «э», специально, несколько манерно. Якобы отсылает к написанию, принятому в начале прошлого века — туда Борис Акунин поместил сюжет «драмы», и потому мелькающие на видео-проекциях газетные заголовки даны в дореформенной орфографии. С «ятями», «ерами, и «i» («и десятеричное»). Потому же в начале и в финале мелькают картинки, стилизованные под черно-белую «немую фильму».

В. Шуралёв (Алексей Мизинцев) и И. Мосюк (Прокурор).
Скриншот трансляции.
Кстати, почему оно «перформанс» — неясно. Родовых черт «перформанса» там вовсе не наблюдалось (разве что любое сценическое представление есть «перформанс»). Скорее всего, для красоты. Тут как раз точнее было бы другое, модное нынче определение — «иммерсивный». Попросту говоря, мы — как бы и зрители, но, в то же время, и участники, поскольку имеем возможность «влиять», так сказать, на ход событий. В самом прямом смысле — голосуя «за» или «против».
Говорят, «артисты — это дети». На самом деле «дети» — это публика, значительная часть которой страшно беспокоилась в поисках ссылки для голосования в правом нижнем углу экрана (к вопросу об интеллектуальной сохранности). Не найдя ссылки, всерьез обижались: не дали, мол, проголосовать.
Воображаю себе гипотетические онлайн-подсказки по ходу «Моцарта и Сальери» — дружный всхлип: «Моцарт, не пей!», или, там, финал «Ромео и Джульетты»: «Она вот-вот проснется!». Ну, это для совсем умственно ослабленных, конечно.

А. Лушин (Поручик Липницкий) и И. Волков (Судья).
Скриншот трансляции.
Нам же следовало голосовать два раза. Один раз, выбирая председателя присяжных заседателей (из шестерых деятелей культуры), лица которых возникли в клеточках большого экрана на заднике. Это был, надо полагать, сеанс zoom’a (он то и дело подвисал, глючил и ухал). Второй раз — отвечая на вопрос о виновности обвиняемого в непредумышленном убийстве, а также в бегстве с места происшествия. Обвиняемый сидел за рулем автомобиля «Паккард» и предположительно совершил наезд на маленького «сахарнаго принца» Ваню Скоробогатова.
Собственно, то, что нам показали, называется «процедурал», столь любимый англо-американскими сериальщиками. Одна серия — одно дело, один процесс, одно судебное заседание.
Акунинский «процедурал» (суд, свидетельские показания, прения сторон) — продукт одноразового употребления, и как только прозвучало «вы и убили-с», театр закрывается. Не потому что «всех тошнит», а просто по законам жанра. Так-то детектив можно играть хоть тысячу раз, но номер с «настоящими» присяжными возможен лишь единожды.

Е. Вожакина (Мария Мизинцева) и П. Семак (Харлампий Скоробогатов).
Скриншот трансляции.
Что же до художественных достоинств оного произведения — они весьма скромны, но, как я понимаю, автор на «нетленку» не замахивался. В смысле интриги совсем по-детски (к слову сказать, злодей мною довольно скоро был вычислен по некоторым поведенческим признакам), и, более того, явление deus ex machina в образе Фандорина с безумными «доказательствами» в виде лошадиной пены, обнаруженной в иголках у ежика, — это уж таким абсурдом повеяло, что ни в сказке сказать. Не эстетическим «абсурдом», а самым что ни на есть житейским и юридическим.
Хотя начали как бы всерьез: показали последние приготовления перед третьим звонком, сосредоточенных артистов, выдерживающих социальную дистанцию, гримеров в перчатках и масках, поправляющих прически… Сцена в строгих черных одеждах, костюмы, шляпки, детали — в полном соответствии с эпохой: вот-вот заиграют Чехова.
Что и сказать — исполнение было почти мхатовское: с паузами, с проживанием, с внутренней жизнью, которая на крупных планах прямо светилась и переливалась. Одна настоящая, скатившаяся по щеке госпожи Мизинцевой (Елена Вожакина) слеза чего стоила! А лихорадочный блеск глаз обвиняемого господина Мизинцева (Виктор Шуралёв)! А характерный говорок и подловатый прищур у горничной Лукерьи, талантливо воплощенной Анной Блиновой!

С. Балакшин (Адвокат) и присяжные заседатели: народная артистка России Мария Миронова, главный режиссер Театра на Малой Бронной Константин Богомолов, журналист Алексей Пивоваров, писатель Татьяна Толстая, пианистка Полина Осетинская, журналист и общественный деятель Николай Сванидзе..
Скриншот трансляции.
Можно еще перечислять — и Игоря Волкова (Судья), и Сергея Мардаря (Секретарь), и Петра Семака (сахарозаводчик Скоробогатов), и остальных отличных артистов, но тут я сама себя остановлю. Вряд ли безделица господина Акунина требовала такого уж исполнительского психологизма и серьезности — право слово. Тем более, обрамляя ее веселенькими картинками в стиле немого кино, режиссер неизбежно впал в жанровый раскосец. Тут бы играть, что ли, пародию, как-то поводевильнее, повеселее. Но такой задачи актерам не ставилось, а ставилась другая, и они с нею справились.
Если выйти за рамки собственно рецензирования и вступить в далекую от театра область права, то, пожалуй, нужно сказать: что касается уважаемых присяжных, то к моему удивлению, они со своей задачей (не все, но многие), в общем, не справились. Это было самым сильным переживанием, испытанным мною в процессе «онлайн-перформанса». Простой вопрос («виновен?» или «невиновен?») требовал однозначного ответа — на него четко среагировали Алексей Пивоваров и Полина Осетинская. Константин Богомолов не был столь однозначен, но зато разгадал тайну гибели малютки. Остальные увязали в тине необязательных рассуждений, бродили вокруг да около, наводили тень на плетень, и вообще высказывались не по существу — может, театры (пока сидим в изоляции) и, в самом деле, возьмутся за воспитание нашего правового сознания?

Т. Жизневский (Фандорин).
Скриншот трансляции.
Вот уж сыграли со звериной серьезностью! И присяжные тоже… Старенькая пьеска, незамысловатый детективчик… Но Александринка — лучшими силами, тоннами, можно сказать, затратно навалилась… Водевиль воплощён с драматическим тремоло.
Присяжные тоже не играли, нет. Торжественно судили)
Почему-то не сомневаюсь, что играл один Богомолов. В том смысле, что известная пьеска была ему заранее известна и потому он угадал про заранее мертвого ребёнка на шоссЭ…
Соглашусь с автором: состав присяжных действительно выглядел слабо и несколько инородно в этом ретро-детективе. Как мне кажется, проблема здесь не только в нашей юридической грамотности и уровне правосознания.
Авторы не определились в диалоге со временем. Акунин придумал обаятельную, местами остроумную стилизацию, но в каком времени живут эти присяжные? Они смотрят на это дело из карантинного 2020-го? Или пытаются судить в декорациях начала XX-го (Т. Толстая)? Здесь, очевидно, среди состава не было единства, как не получилось его в итоге и в ответе на главный вопрос. Вышел «раскосец».
К слову, авторы иммерсивного суда над Гамлетом, который мы видели на Точке доступа-2019, решили эту задачу, выстроив сюжет современного уголовного дела на основе шекспировской фабулы. Так зрители-присяжные и участники процесса оказались, по крайней мере, в одной системе координат.
Ремарка юриста-практика:
Если смотреть на судебное дело в театроведческой оптике, то суд и театр, на самом деле, очень близкие родственники. Судебный процесс — он ведь не про установление истины (да простят меня идеалисты), не про поиск верного ответа. Он — про борьбу разных убеждений, соревнование аргументов… Чем не драматический конфликт 🙂
И кто убедительнее в своей «роли», за тем и пойдет зритель (присяжные, суд).
А вот любые попытки театральной игры в судебный процесс, иммерсивного суда выглядят, как правило, довольно беспомощно… Пустая, выхолощенная форма.