О Лаборатории виртуального театра

Карантин, не называемый официально карантином, — это время театра, ранее не признававшегося театром. Давайте условимся считать театром то, что так называют его авторы, и зафиксируем, что в лето гнева Господня 2020 в конце апреля прошел шестидневный театральный онлайн-марафон. «Лаборатория виртуального театра» — так назвали его инициаторы, молодые актеры шедшего в Москве иммерсивного проекта «Вернувшиеся» Иван Ивашкин и Александр Белоголовцев.

Эскиз спектакля «Эй, кто-нибудь».
Скриншот трансляции.

Общий контекст проекта таков: запертые дома работники всех запертых на замок театров мира наводнили соцсети самодельными роликами — они танцуют на кухне, поют с балконов, играют в унисон на своих оркестровых инструментах, читают стихи и прозу и всячески взыскуют зрительского внимания. Публика — тот элемент, без которого театр действительно невозможен. Другим полюсом сместившейся в онлайн театральной жизни в это время стало изобилие показов спектаклей стационарных сцен. Сохранившиеся шедевры былых времен и фестивальные новинки, репертуарные спектакли и архивные находки, драма, куклы, балет, опера — все жанры и виды театра заполонили афиши трансляций, с новой силой породив у зрителя ощущение собственной крошечности перед громадой мировой театральной культуры.

Новости эпидемии и падающей экономики, обращения президента к нации, столпотворение в соцсетях, где люди пытались помочь друг другу, ссорились, признавались в страхе и отчаянии, косплеили известные полотна в Изоизоляции, ставшей всемирно популярным русским развлечением в заключении, — это общие штрихи фона, фиксируемые для истории.

Режиссеры из России, Италии и США были свободны в выборе материала и ограничены временем показа — не более 20 минут, количеством занятых актеров — не более девяти, и форматом репетиций — строго онлайн, не собираясь физически вместе. Условия все соблюли, и каждый вечер собравшихся у мониторов самоизолировавшихся зрителей ждала премьера, предваряемая коротким интервью продюсеров и режиссера в прямом эфире. Спектакль разыгрывался в реальном времени. Главный вопрос, который задавали каждому режиссеру: насколько это похоже на театр, тот, который мы воспринимаем как настоящий, живой? Ну вот, этот признак — действие начинается в определенное время — здесь был унаследован от невиртуальной реальности, с поправкой на доступ к записи.

Эскиз спектакля «Карьера Артура Уи».
Скриншот трансляции.

Миа Занетти, актриса и режиссер из Нью-Йорка, работавшая в «Вернувшихся», выбрала пьесу Уильяма Сарояна «Эй, кто-нибудь». История арестованного где-то на Юге парня, обвиняемого в изнасиловании, — пара его диалогов через окошко в тюремной двери. Первый — с юной кухаркой Эмми, у которой он сначала выясняет, где он и за что, а потом уговаривает найти ключ от камеры, соблазняет бежать с ним, обещает свободу, деньги и любовь. А второй, совсем короткий разговор — с мужем той, из-за которой он здесь. Эта беседа не длиннее приговора и кончается выстрелом в упор, без суда и обжалования. На экране — три окошка, как бы заглядывающие в камеру, в коридор перед ней и в проем двери, до времени закрытый. Арестованный мечется, воет и преувеличенно страдает, загадочная Эмма с хладнокровным интересом следит за его метаниями, а убийца груб и прям, как его ружье. Это все, что мы успеваем понять про героев, а вопрос возникает даже не к тому, было ли преступление, за которое беднягу так беспощадно убили, а к способу, каким убийство представлено. Исполнители смотрят в камеру своего компьютера, то есть эффект зум-общения перебивает эффект тюремной камеры, которая должна бы смотреть как-то сверху или сбоку, но не в лицо каждому герою. Это создает ложную иллюзию виртуального общения, которое взрывается настоящим выстрелом, — тут ясно, что нам излагали реальную историю на смеси кино-виртуального языка, то есть не создавали интернет-версию общения трех персонажей, а предлагали следить за ней как за реальной, фиксируемой камерами наблюдения. Но это стоило продумать точнее — сейчас смерть от выстрела выглядит как фантастическое допущение в виртуальной реальности.

Три классических текста остроумно приспособили к интернет-формату режиссеры из Италии и России. Маттео Спьяцци показал брехтовский эпизод рэкета, где Артуро Уи предлагает зеленщику услуги по охране, Глеб Черепанов перенес в онлайн завязку кафкианского «Процесса», а Женя Беркович организовала видеоконференцию гоголевских героев по подготовке к визиту ревизора.

Эскиз спектакля «Процесс».
Скриншот трансляции.

Здесь есть эффект новизны, как всегда бывает при использовании нового приема с известным произведением, но это эффект легкий и быстро тающий. Проблемы, с которыми сталкивается режиссер в этом типе работы, — двухмерность и статичность. Здесь нет глубины сцены, невозможно решить мизансцены, нельзя особенно поработать с движением. Человек в окошке экрана выглядит пришпиленным к нему, обрезанным краем линзы. Динамику внести здесь непросто. Можно разнообразить облик, манеру поведения персонажей, внести в кадр символичные элементы. Так в процессе навязчивого внимания Уи к бизнесу в соседних окошках на экране появляются то сырая разделываемая ножом курица, то разбиваемые грецкие орехи. Немудрящие и немного клоунские приемы визуальных рифм насилия сродни брехтовскому гиньолю и поддержаны гротесковой подачей ритмизованной речи.

В эскизе «Процесса» режиссеру удалось соединить реалистичность и абсурд романа: камера внутри крошечной белой квартиры показывает нам обыденное утро молодого бородатого хипстера, подробности его сборов — одним глазом в айфон, едва открыв глаза, — и внезапную невозможность открыть входную дверь. Дальше — его скайп-диалог с троими из ларца, совершенно без лица — у каждого оно сплошь выкрашено красной, синей или белой краской. Конечно, это государство в цветах флага вломилось в частное существование, в прозрачный бедный мирок и заперло его на цифровой замок. Камера простреливает крошечное пространство квартиры — герой в видимом коридоре прямого ракурса мечется от окна к двери, бьется о нее, возвращаясь, выглядывает безнадежно в окно. А от документального вида из поднебесья новостройки и размеров жилья не больше купе возникает дополнительный обертон безнадежности и безвыходности, подчеркивающий сюжет Кафки. Эскиз получился очень законченным по смыслу, кажется, дальнейшее развитие ничего уже не прибавило бы, кроме бессмысленных препирательств с системой, к этому ощущению локдауна по чужому произволу.

Эскиз спектакля «Ревизор».
Скриншот трансляции.

Сложнее прочих, вероятно, было Жене Беркович — актеры известной наизусть пьесы Гоголя лишены в заданном формате возможности взаимодействия. Они не могут по-настоящему работать ни с партнером, ни со зрителем. От этого нельзя выстроить точный ритм, а уж если техника подводит или интернет подвисает, то и все дело на волоске. Но это и не кино, где партнером становится камера. У камеры монитора несравнимо меньшие возможности, она не подражает человеческому глазу и кисти художника, как в руках кинооператора. Она скорее беспощадна в своей технической утилитарности — просто открывает доступ взгляду, как механические двери. Рассаженные в окошки персонажи снабжены какими-то характеризующими внешними признаками — то очки, то банная шапочка, то медицинская маска, у кого-то в кадр вбегают дети. В текст чуть-чуть внесены элементы злободневной отсебятины, но важно другое: происходящее выглядит не экстраординарным событием, взбаламутившим привычную жизнь, а рядовым и скучным совещанием, не способным даже пробудить одного из участников — безъязыкий лекарь Христиан Иваныч так и спит в маске и подобии чумного костюма. При всей суетливости участников никакая катастрофа для них не убедительна и не побуждает их к действию — такой проступает смысл эскиза.

Самыми смелыми экспериментами лаборатории стали эскизы, где в одном был сделан акцент на визуальном решении, а в другом — на тексте. Хореограф Александр Тронов вдохновлялся наследием Тарковских — он смешал стихи отца и мотивы фильмов сына в философско-пластическом опусе под названием «Комната». Долгие планы пустых углов, звуки капель, стихи и проза, электронная музыка, танец — что-то между конвульсиями и гимнастикой, меняющийся свет, попытка привести в некое визуально-музыкальное созвучие все «окна» действия на экране — это была отважная попытка борьбы против природы онлайна.

Эскиз спектакля «Комната».
Скриншот трансляции.

И, наконец, «Хейт» — Алексей Кузмин-Тарасов сочинил текст специально для лаборатории. Собрав комменты реальных баталий в соцсетях, он придумал фантастическое подобие игры на выбывание, вроде бродилки и стрелялки. Здесь действуют аватары, очень похожие на людей, но плоско-примитивные. Бродя по неведомым дорожкам интернет-пространств, они общаются рыками, наскоками, оскорблениями и угрозами. Тут скорее виртуальный комикс, где кулак или оружие из одного окошка могут прилететь в физиономию из другого, эти границы окон проницаемы для прямого физического взаимодействия героев. Они убивают и жрут друг друга, заливаясь томатным соком. Этот кетчуп-хоррор саркастично рисует мир агрессии злых детей во взрослых телах.

В целом, можно предположить, что вынужденное обращение к онлайну породит какие-то формы театра, перпендикулярные традиционному его типу. Но театр, как известно, тотален — он подчиняет себе любые пространства, он может обходиться без текста, без сцены, без декораций и света, но он не может обходиться без зрителя. Так что, если будут те, кто захочет наблюдать некое квазитеатральное зрелище на экране телефона или ноутбука, то формы этих зрелищ, вероятно, будут развиваться.

Эскиз спектакля «Хейт».
Скриншот трансляции.