«Дания-тюрьма». По пьесе А. Волошиной.
Камерный театр Малыщицкого.
Режиссер Петр Шерешевский, художник Надежда Лопардина.

У этого спектакля нет начала. Мы входим в его пространство в какой-то случайный момент, невидимые, и герои не ждут нас — их жизнь будто шла до нашего появления и может продлиться после. Аня (Полина Диндиенко), сидя за компьютером, печатает текст; Митя (Александр Худяков) читает книгу. Так бывает интересно заглянуть в какое-нибудь окно многоквартирного дома, чтобы увидеть краем глаза, как течет чья-то чужая, неведомая тебе жизнь, здесь — то же ощущение. Усиленное тем, что свое зрительское место ты ищешь — вдоль белых стен, между буфетом и письменным столом, раковиной и матрасом, рядом с торшером на тонкой ножке, в темном углу или напротив круглого стола, покрытого клеенкой. Художник Надежда Лопардина решает поместить героев в домашний, подробно-бытовой мир коммунальной квартиры. Не условный — настоящий.

П. Диндиенко (Аня), А. Худяков (Митя).
Фото — Александр Коптяев.

Петр Шерешевский ставит пьесу Аси Волошиной «Дания-тюрьма» не буквально: он отказывается от идеи совмещать на сцене два плана — реальный (детскую комнату в тюремной гостинице, где по пьесе знакомятся Аня с Митей) и метафизический (некое пространство, где герои находятся под деревом в ожидании Годо, что бы это ни значило). «Театр на бумаге» — съезжает с листа, опрокинувшись в театральную реальность. На протяжении спектакля Аня пишет пьесу Аси Волошиной, в которой играет сама, пересоздавая текст заново.

Вначале Аня включает диктофонную запись, мы вместе с ней слушаем отрывок разговора — задумку пьесы. Налив себе вина, Аня возвращается к написанию текста, проговаривает реплики, перекатывает их на языке, и, наконец, начинает диалог. Тут возникает Митя. Как персонаж. Аня ведет с ним разговор, параллельно занимаясь рутинными делами: поливает цветы, режет овощной салат к ужину, моет посуду, развешивает выстиранное белье на сушилке, варит кофе и кашу, чистит зубы, смотрит «Игру престолов». Время от времени она садится за письменный стол, чтобы записать удачную фразу.

Митя неслышной тенью бродит по комнате, прижимая к груди книгу. Если присмотреться, какой нон-фикшн он читает, то по ярко-оранжевому краю обложки можно узнать «Постдраматический театр» Ханс-Тиса Лемана.

Герои ведут интеллектуальные беседы о несвободе личной и гражданской, о власти, о неспособности переварить «великое прошлое», но их все равно отбрасывает в болевые точки: Аня заговаривает о бабушке и об убийстве, которое совершил ее отец (28 ножевых), а Митя пускается в рассуждения о действии наркотических средств. Не желая его слушать, Аня заглушает голос в своей голове громкой музыкой.

А. Худяков (Митя).
Фото — Александр Коптяев.

Пока Аня спит, Митя читает интермедию («Однажды в жизни я был вне тюрьмы»). Он вращается на месте, и в свете проектора — по нему и сквозь него — скользит проговариваемый текст. Митя весь состоит из слов, записанных Аней. «Внутренний монолог Мити — так и напишем. Так его и надо будет играть». Как в свою очередь и она — связана (со) словами. Способ рефлексии, который скрывает от внешнего мира то, что происходит внутри. То, что они пытаются высказать друг другу, а точнее Аня пытается — за двоих, — «высказыванию не подлежит, ибо вот то, что я высказать хотел бы, оно таково, что когда его все же высказать пытаешься — оно бежит, а когда не пытаешься, ввек не избавишься от него». Только и остается хором тихонько подпевать Михаилу Щербакову. Аня говорит с Митей, и это ей дается не легче, чем разговор с самой собой. Сколько в этом свободы и несвободы? Но главное — стремления.

Отношения автора и произведения, природа творчества — главный лейтмотив спектакля Петра Шерешевского. Режиссер исследует, как автор интерпретирует реальность (doc. или не doc.?), как пережитый опыт переплавляется в строку. Способность театра проявлять невидимое.

Аня принимается вытирать случайно пролитое на пол молоко, и это действие наслаивается на ее рассказ о том, как дедушка и бабушка отмывали квартиру после убийства, которое совершил их сын. Оттирали с пола — кровь.

Текст почти дописан, и реальность начинает выдергивать Аню — телефонными звонками, обещанием встречи. Она собирается на свидание: надевает ботинки, черное платье, что, ссутулившись, висело все это время на вешалке, красит губы, расчесывает волосы — красуется перед зеркалом, пританцовывая под «Hit the Road, Jack».

П. Диндиенко (Аня), А. Худяков (Митя).
Фото — Александр Коптяев.

«Можно я тебя обниму?» — спрашивает Митя.

Финал пьесы выведен проектором на белую стену. Мы пробегаем его глазами быстрее, чем герой договаривает свой монолог. А потом Аня выходит в одну дверь, а Митя — входит в текст. Или наоборот. Что бы это ни значило.