«Nijinsky-Gala XLIX».
Hamburg Ballett John Neumeier.
Хореограф Джон Ноймайер.

На фасаде Гамбургской государственной оперы у парадного входа висит мемориальная доска с барельефом, изображающим Густава Малера в профиль, и с надписью, возвещающей о том, что он проработал здесь дирижером с 1893 по 1897 год. Небольшую путаницу со словом «здесь», возникающую при прочтении этой информации, нужно прояснить сразу: оперный театр, в котором служил Малер, во Вторую мировую войну был полностью разрушен. А тот, что существует сейчас и на котором висит мемориальная доска, был построен в 60-е годы. Хочется верить, что с Джоном Ноймайером никакой такой путаницы не будет. Неизвестно, правда, что Ноймайер думает по поводу мемориальной доски и захочет ли он ее вообще, — спросить еще не поздно.

Сцена из спектакля.
Фото © Kiran West.

Джон Ноймайер простился со всемирно известной труппой, которую, усердно культивируя, возвел в высокую степень художественной легенды. Ее название, Hamburg Ballett John Neumeier, стало паролем, эстетическим ориентиром для нескольких поколений зрителей, частью их жизни. Шестилетним мальчиком из провинциального американского города Милуоки он увидел спектакль Ballet-Russe de Monte Carlo (это было в 1945 году, то есть еще был жив Вацлав Нижинский, а труппу возглавлял Леонид Мясин, привезший в США репертуар, во многом дублирующий репертуар Русских сезонов). Дойдя в своих воспоминаниях до этого момента, маэстро, иногда смущенно извиняясь за патетику, а иногда и нет, произносит действительно несколько перегруженное смыслами слово «предназначение». Хотя, как знать, быть может, именно оно в случае Джона Ноймайера только и уместно — не каждому дано носить на груди крест Ольги Преображенской (его подарила Ноймайеру парижская ученица Преображенской Эльвира Роне в знак благоговения, благодарности и надежды, видя в нем преемника и носителя великой традиции классического балета). Не каждому дано 85-летним прощаться с театром, который более полувека назад сам же и создал. Единственным художественным явлением, с которым в истории мирового балета можно было бы сопоставить Джона Ноймайера, является Мариус Петипа, прослуживший в Мариинском театре 52 года.

Сцена из спектакля.
Фото © Kiran West.

Ноймайер начинал как хореограф в штутгартской труппе Джона Кранко, еще будучи танцовщиком. В 1969 году последовало приглашение на должность главного балетмейстера во Франкфурт, а в 1973-м — в Гамбург. Здесь его влияние в течение многих десятилетий набрало такую силу, что стало принято говорить о беспрецедентной по своему размаху балетной империи Ноймайера, постепенно вышедшей за пределы театрального делопроизводства, проникшей в социально-политическую сферу, влившейся в инфраструктуру города. В 1976 году, спустя всего три года после приезда, Ноймайеру была предоставлена школа. Она носит название Балетный центр Джона Ноймайера (Ballett Zentrum John Neumeier) и располагается в заново отремонтированном, раскинувшемся на 2000 квадратных метров здании, с девятью прекрасно оборудованными рабочими залами, конференц-холлами, помещениями для отдыха, столовой и т. п., здесь же располагается интернат для приезжих учащихся. В нулевые годы был создан Фонд Джона Ноймайера, который ответственен за его наследие и ведет социально-просветительскую деятельность, начиная с лекций в храмах и кончая мастер-классами по детским садам. В компетенцию Фонда также входит подготовка к открытию музея, в составе которого будут находиться уже существующие архив и библиотека, чья научно-исследовательская деятельность осуществляется в сотрудничестве с Гамбургским Университетом. Основную часть экспозиции музея составит собрание артефактов, связанных с балетом и его историей, принадлежащее самому Ноймайеру. Особое место в экспозиции займет знаменитая коллекция, посвященная Вацлаву Нижинскому, включающая в себя скульптуры, литографии, афиши, костюмы и их эскизы, фотоматериалы и, разумеется, предмет безграничной гордости — 120 рисунков, выполненных им собственноручно.

Сцена из спектакля.
Фото © Kiran West.

Что касается Нижинского, так только и остается, что сходить по нему с ума. Если долго всматриваться в фотографии — глухой камзол, озаренное нездешним светом лицо, — то начинает казаться, что под детским подбородком шевельнулся черный бант. Дигитальная техника как будто служит самому дьяволу: YouToub услужливо предлагает увидеть и услышать, или, по крайней мере, хоть на мгновение поверить, что видишь и слышишь, финальный рык Фавна, потрясший культурное пространство последующих эпох «сильнее любого люфтваффе». Предаваться грезам может оказаться чрезвычайно плодотворным занятием. Под счастливой звездой родился маэстро Джон Ноймайер, 49 лет она вела его по пути материализации грез. 49 лет подряд Джон Ноймайер заканчивал театральный сезон Гамбургского балета гала-концертом, носившим имя Нижинского и ему посвященным.

Последний Nijinsky-Gala XLIX состоялся 14 июля 2024 года. На него, как это повторялось из года в год, было практически невозможно попасть. Задолго до начала из возбужденного кипения толпы, собравшейся перед входом в театр, выделялись странного вида фигуры, одетые в ярко-оранжевые комбинезоны, держащие в руках плакаты того же цвета с надписью «ищу билет». Такое самоинсценирование перед входом в оперный театр в Германии, быть может, только за исключением Берлина, случается крайне редко. Перед началом концерта, на фоне черного бархата занавеса предстал сам маэстро: застегнутый на все пуговицы черный френч, белый воротничок подчеркивает крепкую лепку округлого лица, из зрительного зала совсем не кажущегося старым. Взгляд миссионера (о нем уже много написано), приковывающий, завораживающий, вершивший судьбы (театра, а особенно его танцовщиков). Говорит тихо, как бы в себя, только усиливая этим напряженное внимание зала, говорит о Нижинском. О «Вацлавиане», постановке которой он посвятил всю свою жизнь и которая состоит теперь из множества миниатюр — одна из них, совсем новая, будет сейчас показана, — и одного двухактного балета. Говорит о себе, о том, что уходит не потому, что пора, а потому, что, наверное — тут голос дрогнул — так просто лучше. Говорит о своей благодарности публике — зал встает, грохнув аплодисментами.

Сцена из спектакля.
Фото © Kiran West.

Обещанная миниатюра называлась «Призрак Розы». Обошлось без изобразительных реминисценций. Ноймайер взял в качестве музыкального материала вокальный цикл Гектора Берлиоза «Летние ночи» на стихи Генриха Гейне, где вторым номером звучит романс на стихотворение, послужившее основой фокинского балета. Под сакраментальное «я — призрак розы» (je sius le spectre de la rose) Ноймайер затевает игру, правила которой, несомненно, ему досконально известны, игру пространства со зрителем, когда оно, сначала распахнутое во всю громадную сцену, начинает сгущаться и через несколько мгновений сужается в черную точку — зрачок смотрящего. Трое протагонистов, Дягилев — Ромола — Нижинский (как писал Вадим Гаевский, «нерасторжимое трио, говоря юнгианским языком: Анимус, Анима, Андрогин»), вершат свои эволюции в намеренно замедленном темпе, как будто оказавшись вне времени. Предельной концентрации внимания способствует прием, работающий как заклинание: из вереницы сложных, чаще всего тройных с затейливыми переплетениями поддержек мучительным стигматом проступает поза в арабеск со знаменитого плаката Жана Кокто, где Нижинский в профиль с томно заломленной над головой рукой. Мучительным, потому что он уже безумен, уже в больничном белом. Алекс Мартинец, исполнявший партию Нижинского, не производил того мистического эффекта, который, как говорят, возникал у Патрика Дюпона, когда Ноймайер ставил на него своего «Вацлава». Если и можно было говорить о каком-либо «сходстве», то только в силу деми-характерной округлой лепки миниатюрного тела. Нет, никакой мистики здесь не было. Но зато было ощущение расширения некоего магического круга: Гейне написал стихотворение, Вебер сочинил вальс, в оркестровке Берлиоза все это соединилось в 1911 году; в 2024 году фортепьянный опус все того же Берлиоза на все то же стихотворение заклинают уже иной Призрак.

Сцена из спектакля.
Фото © Kiran West.

В целом же концерт носил ретроспективный характер и был задуман как оммаж, как посвящение всему осуществленному Ноймайером и его труппой в Гамбургском театре. Внушительную часть программы составили композиции на музыку Малера; как известно, своей постановкой Третьей симфонии Малера Ноймайер произвел фурор в 1975 году, до этого никто не решался замахнуться на всю симфонию полностью. Отрывок из нее, «О чем мне рассказала любовь» (Was mir die Liebe erzählt), был показан в финале: здесь выступила в качестве приглашенной примадонны, с честью оправдавшей это предназначение, замечательная Алина Кажокару. Во вторую часть гала-концерта, состоявшего из трех отделений и продлившегося около шести часов, вошел отрывок из балета «Песня о Земле» (Das Lied von der Erde), поставленного Ноймайером в 2016 году, в котором он также явился автором костюмов и декораций, представляющих на сцене некий «космический пейзаж», вызвавший почему-то ассоциации со «вчерашним солнцем», несомым «на черных носилках». Интеллектуально-сгущенный нарратив — одна из отличительных черт поэтики Ноймайера. При всей полярности отношений к этому его свойству (от безоговорочного приятия и завороженного восторга — до раздраженного отторжения) бесспорным, однако, остается умение Ноймайера устремлять верный, как луч лазера, взгляд не в космическую Вселенную, а в космос человеческих отношений.

Ноймайер — великий мастер лирического дуэта. У него есть девиз, легший даже в основу его автобиографической книги: «…меня интересует не движение как таковое, а то, что приводит в движение человека». Он использует его довольно часто в связи со своими сюжетными балетами, которым нет числа. Целесообразнее, однако, было бы использовать эти слова в связи с бессюжетными, во всяком случае на первый взгляд, и тоже бесчисленными дуэтными миниатюрами. Вот уж где гармония (и дисгармония, да еще какая), поверенная хореографической алгеброй! Вереницу дуэтов, представленных на концерте, венчали два, оба, как и «Призрак Розы», шли на фортепьянную музыку, инструмент стоял прямо на сцене. Первый, на Шуберта, «Музыкальный момент», был исполнен супружеской парой мастеров, Сильвией Аццони и Александром Рябко. Второй, на Шостаковича, «Ленто» — Ольгой Смирновой и молодым солистом труппы Джакопо Беллуччи. Звезда Ольги Смирновой имеет ярко выраженную кристаллическую структуру. Как если бы Алла Осипенко танцевала в «Каменном цветке» не Медной горы Хозяйку, а дивертисмент Камней. Сверкающая безупречными гранями драгоценность — даже комбинезон на ней был малахитового цвета.

Сцена из спектакля.
Фото © Kiran West.

Немецкая балетная критика с опаской называет Демиса Вольпи «молодым человеком, у которого все хорошо». Куда уж лучше: со следующего сезона 39-летний аргентинец станет главным балетмейстером и интендантом Гамбургского балета. Непроницаемо-благополучный облик — сверху ослепительно белозубая улыбка, снизу безукоризненно белые кроссовки — оставляет без ответа множество вопросов, главный из которых: а почему, собственно, именно он, Демис Вольпи? На этот вопрос уклончиво не отвечает даже сам Ноймайер. Поучаствовав как-то в концерте выпускников школы Гамбургского балета в качестве приглашенного балетмейстера, Вольпи представил публике свою версию «Карнавала животных», на котором Лебедя… благополучно зажарили и съели. Вот так, весьма радикально, Вольпи соскреб патину с фокинского шедевра. (Что это: полемический жест, ответ Ноймайеру с его тоской по прошлому русского балета, с его преклонением перед Русскими сезонами?) Удачным принято считать его трехактный драмбалет «Крабат», поставленный в 2013 году по одноименному роману Отфрида Пройслера, прошедшего солдатом Вторую мировую войну, побывавшего в плену у русских и в плену же начавшего писать. Начиная с 2020 года и до конца этого сезона Демис Вольпи был главным балетмейстером Рейнского балета (Ballett am Rhein), принадлежащего двум городам, Дюссельдорфу и Дюйсбургу, где ставил ловко эклектичные, пользовавшиеся, однако, успехом у публики, спектакли. Эклектичной, и опять же вызывающей недоумение, обещает быть составленная Вольпи программа следующего сезона: рядом со «Страстями по Матфею», «Смертью в Венеции», «Нижинским», «Ромео и Джульеттой» Ноймайера — опусы таких его очевидных оппонентов, как Пина Бауш и Уильям Форсайт. Что ж, может быть, и в самом деле будет «все хорошо», время покажет.

Сцена из спектакля.
Фото © Kiran West.

В 2014 году в рамках музыкального перформанса «Piano Concerto» с восьмиметровой высоты был сброшен рояль. Автором этой затеи был молодой, подающий большие надежды датский композитор Симон Стин-Андерсен (Simon Steen-Andersen). Согласно упорным, но официально не подтвержденным слухам, эта высота показалась ему маловата. Сейчас подыскивают что-нибудь повыше, Эльбскую филармонию, например (ее высота составляет 110 метров). В случае, если выбор падет на здание Гамбургского оперного театра, хочется надеяться, что если с его крыши и будут сбрасывать рояль, то хотя бы не тот, что стоял на сцене 14 июля 2024 года.