За прошедшие годы Центру удалось провести 19 Пушкинских фестивалей и научных лабораторий в Пскове и Пушкинских горах, издать полтора десятка книг. А в театре «Пушкинская школа» вышло более сорока спектаклей цикла «Театральное собрание сочинений А. С. Пушкина», многие из которых становились героями наших публикаций.
«ПТЖ», который также отметит двадцатилетие в
О том, как отпраздновал день своего рождения Пушкинский центр, рассказывает Наталья Скороход.
ФРАГМЕНТ ИНОЙ ЭПОХИ
Шестидесятники любили классическое искусство. И оно — как правило — отвечало им взаимностью. Я не знаю, снится или нет Владимиру Рецептеру Александр Пушкин, а если да — то о чем они беседуют о ночам, но сегодня вечером, в полукруглом зале Эрмитажного театра мне показалось, что поэт Пушкин, в целом, доволен живым монументом, возведенным в его честь поэтом, актером и пушкинистом Рецептером.
Пушкинский театральный центр вот уже двадцать лет бьет в колокол с такой страстью, силой и частотой, что порою кажется, нашему национальному гению угрожает смертельная опасность. Опасность запрещения (а почему бы и нет? Не раз оскорблял, например, чувства верующих). Опасность забвения. Опасность непонимания. Опасность ложных интерпретаций или — о, ужас — извращений. Опыты театральных изучений драматургии, поэзии и прозы Пушкина — это издания, конференции, Пушкинский фестиваль и его лаборатория, вот уже 19 лет подряд пытающаяся «скрестить» добропорядочного ученого-пушкиниста с презренным фигляром, швыряющим священное пушкинского слово в свой бесовской сценический котел. Это и собственные спектакли Пушкинского центра, и Пушкинская школа — театр, выросший прямо на наших изумленных глазах из курса Рецептера. Актеры, в которых буквально с младенчества, еще из соски — по капле вливали тексты Пушкина. Актеры, которые учились, играя Пушкина. Актеры, что выучились, чтобы играть Пушкина. Не Сорокина, не Клавдиева, не Мак Донаха, не Вырыпаева, не Сигарева, не Пряжко — Пушкина. Или кого-то — Шекспира ли, Грибоедова или Мольера, кто мог бы встать на одну полку — с Пушкиным.
И вот при всей фантастичности и неправдоподобии подобного живого монумента — он существует, дышит, излучает энергию, живет — и уже двадцать лет.
Отметить этот факт все мы и собрались — как это было сказано в послании посланника представителя Президента РФ по СЗ — «в светлое пасхальное воскресенье». На месте референтов представителя посланника я бы оживила текст, процитировав пару строк из «Гаврилиады». Вообще-то, надо отдать должное постановщику юбилейного шоу — Ивану Стависскому — первый вышедший на сцену чиновник оказался последним: приветствия от следующих инстанций зачитывали молодые актеры Пушкинской школы и было что-то удивительно трогательное и милое в том, с какой пушкинской легкостью и тайной иронией подносили они тяжеловесные чиновничьи речи, а между ними — мелькали записанные на пленку человеческие словечки Юрского, Басилашвили, Гордина, Гранина, Соломина… Ну и конечно, сцены из «пушкинских времен» — отрывки из разных спектаклей Пушкинской школы. Гладя на этот сценический дайджест я думала, вот, он — сто раз преломленный, но все же узнаваемый — театр эпохи Просвещения. Вместо декораций — большие ширмы с изображениями всего самого лучшего, что есть в нашей культуре: тут — фрагментарно — и Троица Рублева, и черновики Пушкина. Легкость и скорость с которой актеры произносят текст, подчеркивая мелодичность и ритм стиха, почти что балетные позы актеров, предельная серьезность чувств, предельная серьезность в отношении к своей миссии на сцене…
Но главной фишкой вечера стал, конечно же, сам Владимир Эммануилович. Выйдя на небольшой пятачок в зрительской части зала он превратился в Скупого рыцаря и поведал городу и миру о болезненной и красивой страсти своего героя — хризомании. И это тоже был театр другой эпохи — товстоноговской, расцвета БДТ. Подробно разобранный текст, железная логика и почти детская наивность, юмор и пафос, — словом зритель опять-таки имел возможность вдохнуть воздух иного времени. Аналогии между Рыцарем, запирающим золото в сундуки, и Рецептором, кто вот уже двадцать лет тщательно складывает, отлитые в разных формах, пушкинские тексты в свое «театральное собрание сочинений», столь очевидны, что было бы странно даже упоминать об этом.
Собственные стихи Владимира Эммануиловича — а прочел он, увы, всего два, касались товстоноговского и пушкинского. В одном — как когда-то Александр Сергеевич — лицеистам, он признавался в любви своим соратникам — пушкинистам конца ХХ века — Фомичеву, Непомнящему, Рассадину и др. В другом — как будто вызывал дух ушедшего Мастера, чтобы все же — спустя годы — признать себя солдатом славного товстоноговского войска. Сам Рецептер говорил и читал на удивление мало, однако масштаб его фигуры и его деяний складывался по мере того, как разворачивалось это — довольно интеллигентное для юбилейного жанра — праздничное шоу.
Меня — человека иного поколения, иных вкусов, иной этики и эстетики — весь вечер не покидало ощущение прекрасного путешествия. Эпоха «нормального классицизма» и вскормленная им эпоха «шестидесятничества», вновь предъявили городу и миру свои нетленные ценности. Что и говорить, отцы-шестидесятники и по сей день «зажигают по-взрослому». Респект.
Стоит снять шляпу перед Владимиром Рецептером и всеми, кто в эти двадцать лет держал и держит вахту рядом с ним.. Выросла чудесная, со своей особенной статью, труппа (помню, как москвичи пооткрывали рты на одном из фестивале во Пскове. Глубокий поклон Сергею Фомичеву, это душа, честь и совесть Пушкинского фестиваля. Глубокий культурный слой и живое театральное дело связаны здесь, вот главное.