В театре «Приют комедианта» состоялась официальная премьера спектакля по пьесе Фридриха Шиллера «Коварство и любовь» в постановке Василия Бархатова.

Сегодня фактически невозможно заставить молодых дочитать до конца трагически-романтическое занудство бывшего полкового лекаря (такое определение пьесы «Коварство и любовь» дал мне один довольно образованный юноша) на тему сословного неравенства образца XVIII века. Родители были против брака Фердинанда и Луизы, продуманная схема разлучения сработала, влюбленные отравились. В книге карманного формата это порядка трехсот страниц текста: высокопарность прозы, интриги и угрозы… Режиссер Василий Бархатов и художник Евгений Марголин решительно перенесли действие в современную Европу. Миллер, отец Луизы (Борис Ивушин) из учителя музыки стал звукорежиссером, фон Вальтер, отец Фердинанда (Александр Бредель) из придворного превратился в президента крупной корпорации. На сцене появились два пространства, четко разграниченных звуконепроницаемой стеной с окном. Это затрапезная аппаратная звукозаписывающей студии (с компьютером, пультом, неизбежными креслом на колесиках, диванчиком и холодильником) на первом плане и в глубине сцены — белоснежный офис (он же — студия, где в нужный момент появляются микрофоны, он же — спальня леди Мильфорд, он же — полицейский участок, куда по навету попадет Миллер). Миллер и его жена (Виктория Ротанова) явные хиппи (сходство Ивушина с Джоном Ленноном эксплуатируется «по полной»), фон Вальтер и интриган Вурм (Алексей Федькин) — офисные любители фехтования (все современное обмундирование прилагается), вечная содержанка Мильфорд (Мария Иванова) носит, согласно заветам Коко Шанель, маленькое черное платье, а Фердинанд (Илья Дель) и Луиза (Полина Толстун) неотличимы от молодежи с Курфюрстендамм.

Бархатов вводит в спектакль еще нескольких героев, помеченных в программке как «все остальные» (их молчаливые роли — от фрикоидного гитариста, не вылезающего из студии Миллера до ловкача портного, бесконечно примеряющего Фердинанду свадебный фрак, исполняет Михаил Ширяев). Они ликвидируют последние признаки классики и весьма оживляют действие. К чести «оперного» Бархатова, для которого «Коварство» — второй драматический спектакль, надо сказать, что действие, направленное им на борьбу с шиллеровским текстом, наличествует постоянно. Герои кувыркаются, падают, пьют вино и колу, пользуются холодильником в студии и шредером в офисе, вешают лапшу из нарезанной бумаги на уши, пишут на стекле губной помадой и еще производят множество иных, вполне оправданных современных действий.

Экшн настолько побеждает текст, что порой трудно с ним соединяется (это не несовпадение смыслов, а невозможность одновременно уследить и за тем и за другим). Самой же удачной сценой спектакля становится сцена последнего разговора Луизы с Фердинандом, уверенным в измене любимой. Дель являет чудеса русского психологического театра, отнести которые, в первую очередь, хочется за счет таланта этого актера. Недоверие и неуверенность слабого мужчины, возведенные в социально опасную, направленную против женщины ненависть, сыграны так, что места излюбленному зрительскому «не верю» здесь нет и вовсе…

Сегодня в театрах «вал» драматических спектаклей, транспонирующих классику в истории наших дней. Возможно, это — лучший путь к сердцам поколения next (большинство молодых зрителей, действительно, пребывают в восторге от таких трактовок), но хочется понять, какова основная цель сценических экспериментов. Пока что на поверхности лежит одна версия — «пусть молодые будут в курсе»… И ради этого режиссеры, для которых классические тексты — пир для ума, пускаются во все тяжкие? А хотелось бы, чтобы ликбез, превращенный в действие, заставлял следить за смыслом и мало-мальски улавливать «мораль басни»… Пока же одна из сидевших в зале юных особ по окончании «Коварства» сделала неопределенный жест рукой и сказала «Что-то я суть не уловила». Дай Бог, чтобы экшен улегся через несколько дней у нее в голове, и тогда она бы поняла, что спектакль-то был про любовь, которой скоропалительные выводы и недоверие, как отцов, так и детей, мешают во все времена.