XIII фестиваль балета «Мариинский».

Порядковый номер нынешнего ФБ «Мариинский» — 13-й — принес удачу неизбалованному питерскому танцевальному сообществу. Счастье сверкнуло в афише парой солнечных лучей: Форсайт и Творческая мастерская молодых хореографов. Во славу Форсайта написано много замечательных, точных и умных статей. Мы счастливы просто оттого, что он есть, и веруем в открытую им новую эпоху танца. Равно как и скорбим оттого, что балеты его впервые появились на мариинской сцене лишь в 2004 году, что называется, 20 лет спустя, а возобновление — еще почти через десяток лет.

Второе событие: впервые на сцене Мариинского театра состоялся воркшоп — творческая мастерская, в рамках которой молодые хореографы могут попробовать силы, поставив свой опус на большой сцене и на профессиональных артистов театра (практика, давно распространенная в европейских театрах). Его сделали довольно спонтанно, и как результат — он получился корпоративным: пригласили своих. Это артисты труппы или хореографы, уже работавшие с Мариинским театром, участники хоть и молодые, но уже достаточно опытные: почти у всех на счету многочисленные постановки и даже целые балеты в разных театрах России и зарубежья.

Из шести работ лишь одну можно назвать традиционно сюжетной. Эмиль Фаски показал предпоследнюю сцену из еще неоконченного балета «Трагедия Саломеи» (неоклассика). Воин приносит Саломее отрубленную голову Иоанна Крестителя на блюде. Режиссерский ход в этой сцене органичен — через затемнение муляж головы подменяет живой танцовщик. Лирический дуэт Саломеи и Иоанна — это фантазия девушки о счастливой любви с желанным, но отвергшим ее мужчиной. Однако характер сцены получился сколь безмятежно-лиричным по настроению, столь и усредненно-обобщенным по хореографическому языку. Не случилось ни катастрофы, ни трагедии, которые, кажется, должны присутствовать в истории о Саломее.

Сцена из балета «Трагедия Саломеи».
Фото — Н. Разина.

Работа Антона Пимонова «Хореографическая игра 3×3» (дебют на сцене Мариинки) абстрактна и вместе с тем ясна, виртуозна. Шесть танцовщиков — три мужчины и три женщины — словно играя, плетут танцевальное кружево: унисон, канон, соло, дуэты, трио, секстет, простые линии, незатейливые рисунки, тер-а-терная техника. Искусство танца ради искусства танца — жанр, не теряющий актуальности. Такая игра, выполненная с блеском, приносит огромное удовольствие. С блеском — не значит суперсложно, но значит вкусно, так, что смотришь на одном дыхании и глаз не отвести. В этом смысле «игра» Пимонова вполне еще поддается шлифовке.

Сцена из балета «Хореографическая игра 3×3».
Фото — Н. Разина.

Никита Дмитриевский рискнул найти свой сюжет для музыки, вдохновившей немало балетмейстеров. Автор дает некоторые смысловые указатели зрителю: лейтмотивное движение напоминает укол шприца в локтевой сгиб, название опуса — «Эйфория»; намек на роман Льва Толстого «Анна Каренина» в интервью; само название квартета Франца Шуберта — «Смерть и девушка»… Но несмотря на это, композиция получилась весьма абстрактной и эмоционально холодной. Это не погружение в состояние эйфории или противоположное, а, скорее, взгляд со стороны, размышление на тему. Две танцовщицы и три танцовщика. Мужчины много работают в унисон и представляются чем-то единым. Межличностные отношения не просматриваются, скорее можно предположить бинарные оппозиции. Внутренний сюжет оказалось трудно определить. Почему танцовщиков именно пять, почему кто-то ушел или вернулся в данный момент, почему трио, дуэт или квинтет, почему стол или стул? На эти вопросы не удавалось найти ответ, пусть и внелогичный, интуитивный. Запомнился финал: двое танцовщиков по часовой стрелке раскручивают стол, на котором стоят, оттянувшись за руки и глядя друг другу в глаза, мужчина и женщина. Вторая танцовщица бежит вокруг стола против часовой стрелки и перед затемнением убегает за кулису, словно соскакивает с орбиты, возможно, в смерть или в свободу, или…? Решение остается за зрителем.

Сцена из балета «Эйфория».
Фото — Н. Разина.

Шахматная история «Е2. Едва. Hardly» Ильи Петрова (дебют на сцене Мариинки) получилась абстрактной, прозрачно-светлой, чуть-чуть инобытийной. Четыре пары танцовщиков (мужчины и женщины) начинают ее шахматными перестроениями. Женщины-фигурки скованы в движениях белыми кринолинами, они становятся свободнее, лишь сняв их. В финале пары замирают, обнявшись на авансцене, так просто и по-человечески, словно партнеры поблагодарили друг друга за сделанную вместе работу.

Сцена из балета «Е2. Едва. Hardly».
Фото — Н. Разина.

Владимир Варнава показал «Окно в середину зимы». Сюжетная линия — отношения мужчины и женщины, расставание. Объект исследования — чувства: боль, грусть, зависимость, любовь, ностальгия… Здесь, действительно, зритель находит «окно» к себе, своему опыту, переживание которого спровоцировано хореографическим текстом. Сильное начало — квартет танцовщиков. Стоя лицом друг к другу, они формируют квадрат-окно, концентрируя в этом пространстве мощную энергию. С его распадом рассеивается и этот энергетический сгусток, словно истаивает в лабиринте отношений, в сознании, в воспоминаниях, как снег, тихо падающий на героев в финале.

Сцена из балета «Окно в середину зимы».
Фото — Н. Разина.

Удачей стало творческое трио в «Intensio»: хореография Юрия Смекалова, музыка Александра Маева (дебют в балете), костюмы Елисея Шепелева. Сложился цельный стильный номер, хотя танцовщикам пришлось работать в экстремальной ситуации — на сцену из-за болезни не вышла солистка Елена Евсеева. В инопланетном пространстве перемещаются, словно лязгая железом, роботоподобные существа-андроиды (трое танцовщиков), но вдруг мертвенный свет прорезывают стремительные, как сверкающие метеоры, создания в струящемся желтом и голубом. И вот спружиненная машинная сила вступает в инопланетный контакт с этими невесомыми, непонятными, но странно притягательными сущностями, ускользающими, словно шарики ртути между пальцами. Инвариант Смекалова истории про мужское и женское рождает еще и другую ассоциацию — с «Солярисом», где фантомы-пришельцы взрывали сознание и покой обитателей станции и оказывались более человечными, чем люди. «Intensio» — история, которую хочешь увидеть и услышать еще раз.

Сцена из балета «Intensio».
Фото — Н. Разина.

Хореографический язык представленных работ — неоклассика и свободная пластика. Как общую тенденцию можно отметить то, что, пожалуй, никому из авторов не удалось избежать языковых штампов. Движение выглядит штампом или нет в зависимости от того, «как и зачем»? Если нет «посаженности на мысль» (чувство, идею, идею об отсутствии идей), то появляется смысловая дискретность и, как следствие — проходные связки и элементы, штампы. Хочется пожелать авторам большей языковой свободы и индивидуальности, чтобы в их сочинениях нот оставалось ровно столько, сколько нужно.