«Утиная охота». А. Вампилов.
Театр им. Ленсовета.
Режиссер и художник Роман Кочержевский.
Известно, что Всеволод Мейерхольд, будучи уже зрелым режиссером, многие годы мечтал поставить «Бориса Годунова» и «Гамлета». Примеривался, копил опыт, в разных спектаклях пробовал вариации смежных мотивов как бы «этюдно». Вычитал из этих пьес и неоднократно осуществил на сцене знаменитый «монтажный» принцип композиции. Но ставить не решался, считал, что не готов. Мечтал открыть этими спектаклями новое здание своего театра, так и не достроенное при его жизни…
В. Куликов (Зилов).
Фото — Ю. Кудряшова.
Роман Кочержевский для своего самостоятельного режиссерского дебюта взял гоголевские «Мертвые души». И выстроил сценические картины в приемах Юрия Бутусова, рядом с которым, будучи одним из исполнителей, в нескольких спектаклях трудился еще и в качестве ассистента режиссера. Между тем «Мертвые души» с очевидностью обнаружили, что режиссура не сводима ни к набору приемов собственных, ни, тем более, к использованию чужих. А ученичество и эпигонство суть разные понятия…
Для второй своей постановки Кочержевский выбрал «Утиную охоту» Александра Вампилова, едва ли не самую трудную пьесу советского репертуара, в борьбе с которой терпели поражение многие режиссеры. Спектакль получился скучным и плоским. Именно плоским, то есть не имеющем глубины, объема. То, что на этот раз историю «Утиной охоты» на сцене «разыгрывают», представляется мне позитивным поступательным движением в освоении Кочержевским режиссерской профессии. Только прогресс этот ученический, личный и не имеет никакого отношения к поэтике Вампилова. Для подобных упражнений драматургический материал мог быть и попроще…
Мне доводилось писать восторженные отзывы об игравших в спектаклях Бутусова Александре Новикове (Кушак) и Лауре Пицхелаури (Галина). Хвалить Федора Пшеничного (Саяпин) и Наталью Шамину (Вера). Да и исполнитель главной роли — Зилова — Виталий Куликов был на месте в бутусовских «Трех сестрах», «Сне об осени», «Макбете», «Гамлете». Особенно он мне нравился в роли Призрака отца Гамлета, потому что Бутусов, помимо приемов владеющий собственным профессиональным методом, умеет и актерскую фактуру сделать интересным и содержательным материалом художественного образа. В Зилове же не поддержанный режиссурой Куликов равен самому себе. И нет никакого Зилова. Есть Куликов, разыгрывающий текст и некоторые обстоятельства роли. Герой Куликова безостановочно курит, глотает горячительные напитки рюмка за рюмкой, суетится, мельтешит, прячется за какое-нибудь бытовое действие, подменяя им суть того, кем и чем должен быть на сцене…
В. Куликов (Зилов), О. Федоров (Официант).
Фото — В. Васильев.
О жене Зилова Галине Вампилов писал, что «в ее облике важна хрупкость, а в ее поведении — изящество… на ее лице почти постоянно выражение озабоченности и сосредоточенности». Видимо, в соответствии с этой ремаркой Лаура Пицхелаури, играющая Галину, от начала и до конца изображает «красивую скорбь», то и дело застывая в картинных позах. Но и ее персонажу скорбная мимика и картинная пластика глубины не прибавляют. А дуэтные сцены Зилова и Галины, поддержанные режиссером только средствами негромкой «атмосферной» музыки, остаются сценами выяснения отношений между разлюбившими друг друга супругами. Нет в них не только «второго плана», но даже и нерва…
Александр Новиков, умеющий рассмешить зрителя неожиданной интонацией или гримасой, не теряет названного свойства и в роли Кушака. Между тем и ему роль эта славы не прибавит. Что тут играть? Ну Кушак и Кушак. Тип такой…
Сильные средства в режиссуре, конечно, есть. Вот в начале действия переоделись в полумраке и расселись на стулья все действующие лица спектакля. Улыбаясь и как бы разминаясь, «играют» разговор Зилова с мальчиком Витей, принесшим похоронный венок. Самого Вити на сцене нет, а реплики его распределены между всеми другими персонажами. Сидящий перед всеми лицом к зрителям Зилов берет гитару, как бы намереваясь сыграть, но внезапно вскакивает и шарахает гитарой о планшет сцены, разбивая ее на мелкие кусочки: когда же, наконец, закончится этот проклятый дождь! На ум приходят крылатые слова городничего из гоголевского «Ревизора»: «Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?» И другие, бальзаминовские, из Островского: «У меня, маменька, вкусу очень много»…
Нет в этом спектакле никаких подтекстов и игры планами ни в режиссуре, ни в исполнении актеров. А из известных вампиловских «символов», рассыпанных в пьесе, режиссером оставлен только один — дождь. Воды в спектакле много, очень много. Льется она на планшет с колосников. Разбрызгивается из бытового опрыскивателя Олегом Федоровым, играющим официанта Диму; плещется в расставленных на сцене многочисленных трехлитровых банках; поливают друг друга из бутылок герои еще и в бурной вакхической сцене новоселья. Однако эта «большая» материализованная вода никаким символом не становится…
Сцена из спектакля.
Фото — Ю. Кудряшова.
Премьеру «Утиной охоты», рецензировать которую я вызвался еще весной, по известным причинам пришлось ждать долго. Все это время я думал о пьесе, о причинах очередного взрывного интереса к ней у сегодняшних режиссеров. Мечтал о спектакле, искал подсказок и намеков в том, что декларировал режиссер и на сайте театра, и в предпремьерном интервью: каким и о чем будет спектакль?.. И не находил ничего содержательного, имеющего какое-то отношение к Вампилову и его «Охоте».
Кто там «горячо и убийственно дышит в спину» и «гонит» 33-летнего актера, осуществляющего свою вторую самостоятельную режиссерскую работу? Почему обретение семьи и ответственность за нее могут стать решающим побудительным мотивом к постановке именно «Утиной охоты»? Отчего «отправной точкой спектакля» является «тема одиночества»? При чем тут «советское» и «не советское», то или иное время?.. Пьеса Вампилова не о том или ином времени, а о безвременье. Потому и актуальна вновь «Утиная охота», уже ставшая классикой. А герой всякого безвременья — «лишний человек», потому и интересна вновь фигура Зилова сегодняшнему театру и зрителю. В конце концов, лишний человек — это не какой-то особенный характер или тип. Лишний человек — это состояние общества, в котором человек, человеческое оказываются лишними, неудобными, невыигрышными, невостребованными…
Лучшего из возможных Зиловых я видел уже давно и уверен, что лучше быть не может. Олег Даль родился, чтобы воплотить Зилова. А Зилов был написан для того, чтобы его сыграл Даль. Правда, лучшим Зиловым Даль был не в фильме Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре», поставленном по «Утиной охоте» и собравшем блестящий актерский ансамбль, а в картине Анатолия Эфроса «В четверг и больше никогда» по сценарию Андрея Битова. Потому что Зилов — не персонаж, не характер, а тема. Человек не плохой и не хороший, а находящийся в точке тектонического разлома личности. Он живой, пока еще живой и в своих достоинствах, порывах, и в своих недостатках, компромиссах, предательствах. Потому он и интересен в разные времена. Потому именно его и делает центральным героем своей пьесы сверхчуткий драматург Вампилов…
Сцена из спектакля.
Фото — Ю. Кудряшова.
Очень давно, едва начав преподавать, я проповедовал студентам: для того чтобы сыграть Зилова, надо в нем играть Гамлета. И наоборот — актуальное воплощение Гамлета требует играть в нем Зилова. Помимо того, что Зилов был каждым из нас, он таил в себе некую загадку, нес в себе сгусток проблем, содержал заострение и масштаб. Не масштаб личности, но масштаб вопросов, прораставших раздумьями о смысле бытия и о природе современного человека. На первый взгляд, сопоставление Зилова с Гамлетом может показаться курьезным. Что такого выдающегося может предложить нам вампиловский герой? Он бездельничает на службе, совершает подлог, изменяет преданной жене, соблазняет юную и доверчивую барышню, предает память отца, на похороны которого так и не уедет. Между тем он — единственный из героев «Утиной охоты», способный мечтать. А по Чехову это и есть измеритель человеческой состоятельности: «Человек обязан мечтать». Как и у Чехова, любовь у Вампилова — способ вырваться из рутины повседневности. А утиная охота Зилова — это его «в Москву, в Москву». И важно не столько пристрастие Зилова к жестокому охотничьему промыслу, сколько то, что он всегда и неотвратимо мажет. Он страстен, у него руки трясутся, и этот тремор — знак его человечности. Несостоятельность его как охотника равна его одушевленности как человека. В социальной матрице «Утиной охоты» Зилов единственный недоопределившийся, амбивалентный, не занявший свою клетку в расчерченной таблице. В момент этого самоопределения и изображает его драматург, исследуя внутренние вибрации героя.
В конце концов, и шекспировский Гамлет совершает ряд «неблаговидных» и жестоких поступков, но не этим нам интересен. Он сын «вывихнутого века», безвременья, «лишний человек», мечущийся в поисках самого себя, своего пути, своей миссии. Со времени написания «Утиной охоты» прошло более полувека, но Зилов по-прежнему остается русским Гамлетом. И метания его не только не утратили актуальность, но стали еще более непреложными вопросами нашего бытия…
Л. Пицхелаури (Галина), В. Куликов (Зилов).
Фото — Ю. Кудряшова.
Между тем символичным представляется мне завершение спектакля Кочержевского. Зилов, представленный силуэтно, в глубине сцены «обозначает» положенную по пьесе попытку застрелиться из ружья и тут же охотно отдает его подоспевшим друзьям. Снова все персонажи вываливаются на сцену, веселые и улыбающиеся. А фонограммой звучат голоса артистов, читающих вампиловские описания-характеристики героев, не раскрытые в спектакле средствами игры и постановки. Никакой открытости, амбивалентности этот финал не содержит. Я бы сказал, что в этом спектакле просто нет финала. Никакого. Между тем еще один литературный шедевр в свой актив режиссер записал…
«Безумство храбрых» не всегда является достоинством. Режиссура — дело еще и ответственное. Кочержевский и выдвигающий его театр настойчиво заявляют, что он режиссер. Если так, то пришло время «по-взрослому» отвечать за свои режиссерские «дерзости». И спрос ровно таков, каковы заявленные претензии. В том числе и в плане репертуарного выбора…
P. S. Очень понравились мне афиша и программка «Утиной охоты» — с непроявленным силуэтом человеческой фигуры из нарезанных бумажных полос и буквой «У» в виде подбитой падающей утки — по-настоящему вампиловские и по содержанию, и по форме.
Очень печально читать. Низкий уровень критики удручает. Можно найти множество других слов и рассказать о спектакле, а не давать субъективные оценки из разряда «скучный». Сразу, сразу же думаешь: ну ясно, очередной товарищ с ЧСВ решил высказать свое драгоценное мнение. А хочется критики, профессионального взгляда. Если уж здесь его не нет, то где искать?..
А в «Комнате Шекспира», помнится, было много снега
Простой смертный зритель, я как Простой смертный критик вижу в тексте и анализ. и профессиональный взгляд, и контекст, и вопрос эпигонства, и проблему неразвитости (как я понимаю, не видя) драматического конфликта, и отсутствие сверхзадачи, и вижу, как сделан спектакль и почему не получился — с точки зрения автора… Как раз все четко. А если уж это не анализ — действительно, мудрено его Вам где-то еще найти…
Уважаемый автор, уважаемые театральные критики,
Зрители не сомневаются в вашем высоком профессионализме и никогда не смогут оспорить ваш профессиональный взгляд, да и не будут пытаться. Все же, поскольку журнал этот для всех, и зрители его тоже читают, позвольте поделиться впечатлением от данной рецензии. Не ступая на сугубо профессиональную территорию и ничуть не посягая на неё, зрители читают очень ярко следующие вещи: 1. «Не так!», 2. «Как «так» — знает только автор», 3. Ни 33-летним, ни 55-летним никогда не поставить любимую пьесу автора так, как надо автору.
«Зилову около тридцати лет, он довольно высок, крепкого сложения…», и ему можно «прорастать раздумьями о смысле бытия», а молодому режиссеру не стоит на такое посягать.
Уважаемые критики, вы творите Театр так же как режиссёры и актёры. Уничтожить молодого художника — это одно, а поддержать и направить — совсем другое. Хочется верить, что вы за второй вариант. Очень бы этому способствовало, если бы первую, только самую первую рецензию на произведения молодых, поручали тем, для кого сама пьеса и ее предыдущие постановки чуть менее дороги, чем автору этой рецензии.
Вокруг этой премьеры начинает уже образовываться территория какого — то абсурда. В соцсети, к примеру, некий бойкий околотеатральный деятель провозгласил: «Этот спектакль не для тех, кто видел и помнит Олега Даля» (можно подумать, что кинопленка с Далем — Зиловым уже давным — давно от времени истлела). Теперь заявление: «первую рецензию на начальные режиссерские опыты должен писать кто — то юный, свежий, неотягощенный знаниями и впечатлениями». Серьезно? Человечество деградирует — понятно, но не с такой же это делать, право слово, скоростью…
Я не признаю анонимки и не считаю возможным на них реагировать. Сам факт анонимного высказывания свидетельствует о его неискренности, предвзятости и т.д. и т.п. Поскольку выступающие здесь оппоненты анонимы, к ним это относится самым непосредственным образом.
Простой смертный критик, к сожалению не знаю, преподаете ли вы в театральном институте. Допускаю мысль, что есть такая вероятность. Представим, что да и вы видите в работе студента: спектакль скучный, актер равен самому себе, Кушак и Кушак… Вы восхититесь и погладите по головке? Это и есть суть критики нашей театральной? Не нужно подбирать слова, не нужно быть корректным и задумываться над этикой. Простите, но на мой скромный взгляд, повидавший разное чтиво, рецензией называется нечто другое. Данный текст можно издать отдельной книгой-сборником эссе, впечатлений и воспоминаний автора, благодарный читатель обязательно приобретет и насладится (быть может и я). Но зачем же выдавать личное субъективное впечатление за разбор спектакля? Между тем, если была проведена огромная статистическая работа и научно выяснено, что большинство воспринимают спектакль именно как «скучный», я прошу прощения и забираю все свои замечания обратно. С наукой не поспоришь.
Отдельно предлагаю создать питицию с просьбой созвать худсовет, пора начинать борьбу с бездельниками, получающими зарплату в госучреждениях. Куликов ничего не играет, курит и равен самому себе. Хорошо, что есть профессиональный взгляд, который не дает запудрить мозги нам, простым зрителям. А ведь раньше я считал артиста Куликова весьма глубоким интересным актером. Какой самообман.
Автор, будем считать ваш ответ не ответом, а ремаркой автора. Раз уж вы не реагируете на них (интеллигентно проигнорируем факт обратного). Можете обращаться ко мне Андрей Владимирович. Хотя мне казалось, что ник несет больше информативности для данного места.
Удивительно, как можно рубить словами по чужой работе, которую месяцами выполняли люди (не один человек) и как задевает пара невинных слов, отнесенных к тексту, написанному за час-другой.
Андрей Владимирович, Вы меня не задели. И, разумеется, можете относиться к моему тексту как Вам будет угодно. То, что я хотел написать о спектакле, я уже написал.
Андрей Александрович.
Фейсбуковское, длинное…
Видимо, я все-таки закрыла театральный сезон (толком не успев его открыть) вампиловской «Утиной охотой» в театре имени Ленсовета. Уже, вроде, и забыли эту эпоху раздолбанных «запорожцев» и запойных истерик, которая крутится на одном месте невеселой каруселью: дом-хрущевка, кафе-стекляшка, работа-зараза – проходит жизнь как ветерок по полю ржи. Не жизнь, а так… Имитация.
Сколько их было, этих «Охот»? Спектакль Ефима Падве (не очень удачный), но с прекрасным Александром Чабаном, судьба которого так пугающе зарифмовалась с зиловской судьбой. Мхатовская постановка (тоже неудачная) с Олегом Ефремовым, который в свои 50+ казался старше своих лет, но, тем не менее, нагрузившего Зилова собственным страдальческим угрюмством. Совсем плохая, мхатовская же, с Константином Хабенским, казавшимся, напротив, моложе своих тогдашних тридцати и сыгравшем некий абстрактный протест, историю трудного подростка с вредными привычками, страдающего от общей бытовой неустроенности.
Тут ведь вот какая штука — у Вампилова трагедия человеческого удела замаскирована чуть ли не под водевильчик: скучноватая жена, молоденькая любовница, старый ловелас, трусоватый муж-подкаблучник, бойкая подруга. Мхатовский режиссер Марин тогда, помнится, понял драматурга очень попросту: он поймался на кажущейся тривиальности, стал лепить бытовую драму на грани мело-, с похмельным синдромом и адюльтером. Сообразив, что чего-то не хватает, принимался местами нагнетать символизм: мигать электроприборами, врубать акустические эффекты и заставлять героев делать пластические этюды.
Самое сложное тут – не впасть в бытовуху с одной стороны, и как-то избежать символятины (простите) с другой. Роману Кочержевскому, в общем, это удалось, хотя балансирует он на очень опасной грани. Прямо на краю стоит – иногда не удерживается и за тот край падает. Так и сидишь как на пороховой бочке – вот, думаешь, блочная хрущевка, пустые глазницы окон, безбытная неприкаянность ИТРов из шестидесятых – как точно, как верно! И вдруг – карнавал-маскарад, какие-то ядовитых цветов пышные юбки вне времени, какие-то коломбины, какое-то что ли дель арте… Все мимо кассы и поперек Вампилова. Потоки воды опять же. Они льются слишком часто, избыточно, хотя и в соответствии с непрекращающимся дождем у автора. (Тут, конечно, вспомнился хлынувший с колосников ливень в гениальном персевалевском «Дяде Ване»). Еще можно попенять режиссеру за невразумительное начало (когда реплики мальчика Вити, явившегося с похоронным венком, разложены на голоса, что ничего смыслу не добавляет, а только путает), и можно совсем уж рассердиться на своими же, режиссерскими руками загубленный финал – когда после кульминации, вместо того, чтобы идти на коду, постановщик вываливает на сцену всех героев спектакля, заставляет их двигаться в каком-то невнятном танце, и дает в записи вампиловские характеристики героев.
Однако, забуксовав в точке А, спектакль движется в точку Б, набирая, в общем, дыхание и по какой-то правильной траектории, хотя и не без ухабов. Актеры – почти все – держат верный тон, вампиловский тон, когда – шаг влево, шаг вправо, фальшь и провал. Найти верный тон и удержать его – это ведь (скажем прямо) такая нынче редкость!
Во-первых, Лаура Пицхелаури в умопомрачительной сложности роли зиловской жены Галины. Первая, на моей памяти, не впавшая ни в нытье, ни в опасное страдальчество, ни в пошлую мелодраму. Во-вторых – Олег Федоров с его способностью к ювелирной выделке роли и, сыгравшего своего пустоглазого официанта Диму с тихой кротостью маньяка.
В-третьих, (и в главных) – конечно, Виталий Куликов в роли Зилова. Видите ли, Виталий Куликов – артист особенного дарования, редких психофизических возможностей и странно-отрицательной харизмы. Бывает ли такое? Мы с Дубшаном под впечатлением от его Хлестакова писали актерский портрет Виталия (см. ПТЖ, сорок номеров и десять лет назад), где пытались как-то разгадать его актерскую природу, в которой так сильно ощущается балетное прошлое. Дело в том, что любые, самые простые, самые что ни на есть бытовые физические действия, осуществляемые на сцене артистом Куликовым, дают эффект отточенных пластических этюдов. Берет ли он в руки стакан, поправляет ли галстук, встает, садится – все его мелкие жесты так соразмерны и элегантны, будто бы прорисованы художником. Это не аляпистая, жирная мазня, не масло, не акварель даже. Это, конечно, гравюра в технике сухой иглы. И пластика его механистичная, шарнирная, отчасти неживая — человека, имитирующего жизнь, которой, собственно, давно уже нет (в полном соответствии с Вампиловым). Наверное, куликовскому Зилову еще можно обрасти «мясом», наверное, можно чуть убавить суетливости и добавить, как это ни странно, застылости и омертвелости что ли, а где-то – напротив – задышать активнее…
Надо бы, конечно, прийти через спектаклей двадцать…
Надо бы еще, наконец, дойти до «Утиной охоты» у Гриши Козлова…
Марианна, спасибо за такой вразумительный разбор! Про начало и финал хочу сказать. С небольшой подсказки они у меня встали на место. Вначале они гримируются, бросают реплики,, в конце выходят уже в своей одежде, подсказывают слова — это персонажи в поисках автора (помните ли, что Утиная охота сменила в планах режиссера Р.Кочержевского Шесть персонажей в поисках автора?). Как Зилов на протяжении всей пьесы — тоже персонаж в поисках — Кого? своего Годо? Это, наверное, в спектакле не очень сильно акцентировано, но по размышлении у меня не осталось сомнений. Созданная и брошенная автором часть труппы театра им,Ленсовета в поисках.